Меня охватывают чувства, стремительные, слишком... поглощающие, слишком.. .бессовестно радостные. Почти эйфорические. И только одна мысль остужает, как ледяной дождь, как внезапный  град посреди тепленя:

- А вас, теней, много?

- Нет. Я не знаю точного числа.

- Меньше... пятидесяти?

- Гораздо.

Я стою, снова упираясь ладонями в края колодца. Гораздо меньше. И это может значить только одно. Из пятидесяти трех казнённых, сожжённых заживо за последний год доблестным служителем неба инквизитором Герихом Иститором большинство были невиновны.

Если вообще не все.

На полноценное осознание этого факта у меня нет сил. Не сейчас. Чуть позже. Когда моя тень растворится в ночи, когда я останусь одна.

И непонятно, что делать с ним, этим знанием. Герих Иститор не тот человек, с кем можно спорить или даже просто говорить - кажется, эта мысль последнее время слишком часто приходит мне в голову. И мне уже не спасти тех, кого уничтожил в своем стремлении очистить от демонической нечисти погрязший в пороке мир инквизитор. Однако я могу чуть-чуть помочь своей сестре. Если могу.

- Шей.

- Да, светлячок?

И от этого обращения, даже в чем-то нежного по сути, совершенно привычного - он называл меня так с первой встречи, застарело-болезненно что-то ёкает внутри.

- Тая.

- Что ты хочешь сказать?

- Меня зовут Тая. Зови по имени, не надо никаких... прозвищ. У нас, у людей, так принято. И это - тоже не желание.

- Чего же ты желаешь, Тая? 

- Мою сестру разлюбил муж. Он встречается с другой женщиной. Ты можешь сделать так, чтобы он полюбил ее снова?

Вопрос задан, и я с трудом перевожу сбившееся дыхание. Жду ответа, понимая, что несмотря на весь ужас, весь стыд и страх от многолетнего общения с тварью, где-то в глубине души я всегда чувствовала себя... защищенной. Моя личная искра, данная не светлым небом, а тёмной судьбой. Магия. Мой собственный волшебник.

- Тот самый муж, который должен был перестать хотеть пить огненную воду?

- Да.

- Это сложное желание, Тая.

Внутри все обрывается. Он не может, не может, не может... Что мне тогда делать?

- Ты не в состоянии его исполнить?

Шей возникает прямо передо мной, глаза - бордовые, кровавые - смотрят на меня.

- Слишком размытое. Непонятное. Я могу сделать так, что он не сможет совершить акт соития со всеми другими женщинами, кроме твоей сестры. Но любовь? Вы, люди, одним этим словом называете слишком многое, сами не понимая, в чем суть. Вот ты - целовала меня, но не любила, верно? Откуда тебе знать, любит ли твой муж твою сестру? Или ту, другую женщину?

Я молчу, растерянная. Тварь никогда не была еще столь многословна.

- Я не могу выполнять столь неопределенные желания. Последствия могут оказаться непредсказуемыми. Про соитие, - меня передергивает от этого "научного" слова, хотя подобрать более приемлемый для себя вариант тоже не могу. - Это выполнить можно, если таково твое желание. Но...

Тварь смотрит, алые радужки в глазах - словно спелая вишня.

- Могу я спросить тебя?

Это что-то новое. Что-то изменилось - и то, что мы так говорим, так по-людски, и его вопросы ко мне, и я. Я тоже изменилась.

- Спрашивай.

- Ты никогда ничего лично для себя не просишь. Но чувствуешь себя вправе решать за других. Почему?

Вправе решать за других? Я?

Да что эта тварь понимает!

***

- Что это еще за новости?! - мать с отцом, наверное, смотрят на Саню в упор. Танита, скорее всего, лежит на меховом одеяле на скамье, Север машет над ее головой сложенной из бумаги фигуркой, похожей на птицу - и племянница улыбается, радостно агукает и гулит. 

- Это надежный человек, в доме будет только она и несколько старых слуг, даже муж уехал, - терпеливо втолковывает сестра. Ее губы улыбаются, а глаза словно подернуты легкой дымкой, лицо припухшее - от беременности или от недавних слез?

- Риза обеспечена, ее муж - богатый человек. Да и для Таи было бы полезно немного проветриться. После той странной и трагической истории с Тедом,  мне кажется, она немного... завяла. Да вы же все знаете Ризу, она лет с восьми была моей лучшей подругой! Тая сама двух братьев растила, с Нитой обращается лучше меня, нет, я серьезно, а у Ризы малыш того же возраста... Она болеет, целители назначили курс лечения. Если бы я могла, я сама бы ей помогла, а тут еще за такое приличное вознаграждение, что отказываться просто преступление... Да и всего две-три седьмицы. Тая уже взрослая, здравомыслящая девушка... Ой, мама, не закатывай так глаза, ты прекрасно знаешь, что мне до нее далеко! И ничего, выросла...

Я кормлю во дворе кур и индюков - в отличие от меня, птицы, похоже, рады солнышку и светеню. Не хочу слышать ничего из происходящего в доме - но я всё слышу. Тьма даёт мне всё больше и больше, с каждым днем. Подходящий сосуд... дрожь пробирает от макушки до кончиков пальцев. 

Наш ночной разговор с Шеем несколько дней назад закончился... странно. Я спасовала перед его вопросами - иначе и не скажешь. Не решай все за других, решай за себя! Легко говорить, если ты всего лишь размытая бессмертная чёрная туча со сверхспособностями.

Что ж, я тоже могу желать чего-то для себя. Но у этого кажущегося всемогущества слишком много ограничений.

"Хочу немного пожить в городе", - сказала я. В самое пекло. Но оставаться здесь, ежедневно видеть Вилора после всего... для кого-то мелочь. А мне нужно было подумать. И кое-что еще.

Я ожидала какого-то мгновенного чуда - и совершенно зря. Но вот прошло несколько дней, и вот зашла в гости Саня, завела разговор с родителями про заболевшую подругу и ее просьбу найти помощницу на время отъезда мужа за неплохую плату, и эту гениальную идею отправить меня "резвеяться". Нужно будет обязательно спросить Шея, отчего она заболела, и если он это построил - вправить ему мозги. До следующего новолуния осталось три с лишним седьмицы.

Дом у Ризы, подруги Асании, был, конечно, меньше, чем у инквизитора, но все равно гораздо больше и богаче, чем наш деревенский дом, к тому же полон разных незнакомых удивительных вещей. Другие звуки, другие запахи. Другие ткани, еда, напитки, столовые приборы. Мне кажется, из трех предоставленных мне седьмиц, одну как минимум я могла бы просто ходить из комнаты в комнату, восторженно рассматривая все вокруг, благоговейно прикасаясь к окружающим меня предметам, а украдкой - вдыхать терпкие, более резкие ароматы тяжёлых темных занавесок, белых хрустящий скатертей, непривычных блюд и даже пряных и сладких духов, которых были у Ризы, но о которых жители деревни даже и не мечтали. А сколько здесь было книг! Целые полки загадочных бумажных сокровищ, даже рассматривать которые было как-то неудобно, не то что уж читать. Пару раз я воровато протягивала руки к матерчатым корешкам, но потом отдергивала руку.

Время работы и обязанности новой службы показались мне, по сравнению с привычными домашними делами и заботами от рассвета до заката, а зачастую и позже, совсем пустяковыми. Риза оставляла мне малыша - круглолицего темноволосого мальчика по имени Турен, вероятно, похожего на отца, которого я никогда не видела - сразу после завтрака, после чего уходила к целителю, а далее, как я подозревала, отправлялась по лавкам, подругам и просто на прогулку. Я ее понимала и не осуждала даже в мыслях. Какое бы право я на это имела? В конце концов, за мою работу мне платят, а посидеть с ребёнком, без приготовления еды и уборки (у подруги сестры в доме жили повар и горничная, не считая привратника и приходящего садовника) для любой деревенской девушки, имеющей младших братьев-сестёр - сущий отдых. После обеда Турен спал второй раз на дню, а вот уже потом возвращалась раскрасневшаяся от свежего воздуха Риза. Вероятно, отдых от постоянных хлопот материнства действовал на нее не менее благотворно, чем целительские процедуры.