Татьяна Чистова
Москит. Я убью свое прошлое
Слежку он заметил сразу – три спокойных на вид добра молодца точно из теплого влажного воздуха материализовались. Не слежку, строго говоря, а комитет по торжественной встрече. Вроде бы и радоваться нечему, однако, Илья не преминул поздравить себя – он все верно рассчитал, но все ж таки полез на рожон, подставился, обозначил себя. Глупо? Кто ж спорит, не просто глупо, а по-идиотски, но оправдывало одно – ни обходных, ни иных окольных путей после почти двухмесячного анализа ситуации не имелось, вот и пришлось на игру в кошки-мышки решиться, заранее отведя себе роль шустрого, злобного грызуна. Можно еще и эпитет «ядовитый» добавить, но последнее гадам ползучим более пристало, нежели теплокровным тварям, хоть и метафора, а как-то неприятно. Хотя мышки – они тоже хороши, такую заразу на хвосте принести могут, что ни одна реанимация не поможет. Кстати, о реанимации… Где он? Давно дома должен быть, смена давно закончилась. Или загулял некстати?
А те трое помаячили в отдалении и моментально, в один неуловимый миг преобразились – из увальней сделались точь-в-точь доберманы, а один, оказавшийся к Илье ближе всех, даже втягивал ноздрями воздух, будто сверяясь с запаховым следом – тот к ним пожаловал или не тот? Он самый, не переживай, шестерка, глядишь, и премию получишь, если, конечно, жив останешься. «На крест деревянный ты себе уже заработал, и даже на латунную табличку с двумя датами через черту, с тебя хватит, пожалуй» – Илья сбавил шаг, дальше шел не спеша, прогуливаясь, старательно держа в поле зрения трех напрягшихся псов. И к ним добавился четвертый, вышел из неприметной темно-синей тонированной иномарки, под капот полез, и с пониманием уставился на внутренности «ниссана». И в салоне – к гадалке не ходи – за рулем еще один затихарился, одному против пятерых не сдюжить, та еще коррида грядет. А обратно сдавать поздно – Илья видел, что уже вошел в сектор наблюдения, и пока его не пересечет, с него эти четверо глаз не спустят. А там как карта ляжет – либо взглядами все и ограничится, либо… Может, сработает, не зря же он полтора месяца в ночлежке для бомжей отсиживался, подышать да поразмяться как стемнеет, словно упырь какой, выползал и зеркало в душевой взглядом чуть не до дыр проел. Хоть и терпеть не мог на физиономии лишней растительности, а вот пришлось некоторыми принципами поступиться, посему вид Илья сейчас имел крайне недружелюбный и мало на себя прежнего, до первой смерти похожего. Но «комитетчикам» это не помешало, натаскивали их люди знающие, грамотные, ориентировали верно, и вот один – длинный, жилистый, отлип от переднего крыла «ниссана» и гуляючи идет наперерез, попутно на экран мобильника пялится, но это ровным счетом ничего не значит. Все этот юноша отлично видит и слышит, как и тот, что пыльную машинку ловко обогнул и долгожданный «объект» со спины обходит. Молодцы, пятерка вам, но с минусом, ибо оставили вы для мышки аж две тропки, и думает она сейчас только о том, какая скорее к железной дороге выведет. Насыпь там на загляденье, а уж овраг за ней – просто слюнки текут. Вам, котяткам, неведомо, чего мышка успела навидаться, и что от вас в том овраге останется. Так тому и быть, надо поворачивать, ибо юноша впереди на свой мобильник уже успел досыта налюбоваться, небрежно затолкал его в карман безупречных светло-синих джинсов и, чуть набычившись, смотрел на приближавшегося Илью. А за спиной слышались звуки шагов – неторопливых, но и небыстрых, второй уверенно двигал к цели, задние двери иномарки открылись. Намерения юношей, насквозь нехорошие, легко читаются с листа – тот, что позади, бьет по затылку и по пояснице, первый кидается к обездвиженной жертве, подхватывает нежно, оба разом заламывают «мышке» лапки и волокут к машине. А вот хрен вам, друзья мои, по всем законам жанра мышку сначала надо догнать…
Илья ускорил шаг, потер на ходу заросший подбородок – не сработало, можно отскребать растительность к чертовой матери, надоела она за два месяца, спасу нет. Один черт – нашли и вычислили, теперь, если ноги унесет, только полная пластика лица поможет, и с ушами что-то делать надо, они, говорят, все равно что отпечатки пальцев, у каждой человеческой особи уникальные… Правда, сейчас немного не до того, не до ушей в смысле, потом разберемся. Одно плохо – долгожданный разговор, от которого столько зависело, не состоится, и шанса другого не выпадет. Раз ждали здесь, то теперь везде, куда ни сунься, он гарантированно нарвется на таких же тренированных молодчиков. Как этот, например, с длинным лицом и короткой аккуратной светлой челочкой над деланно-безмятежной рожей.
Еще шаг, другой, третий – «комитетчик», уже не шифруясь, загородил Илье дорогу, чуть согнул руки в локтях, приготовился к броску. Тот, позади, зачастил, сбился на суетливую рысцу и, вроде как, побежал. Илья рывком ушел влево, пригнулся, подхватил с земли горсти рассыпанного по детской площадке песка и щедро, с двух рук, сыпанул в глаза обоим «комитетчикам» сразу. Больше всего прилетело длинному, тот не успел увернуться и огреб по полной – замер, затряс башкой и зажмурился. Второму повезло, если можно так выразиться – перед броском тот зачем-то разинул рот, и теперь яростно плевался, тер губы рукавом серой просторной легкой куртки. Илья оглянулся на бегу – отлично, фору секунд в двадцать он получил, а больше и не надо. Вдоль дорожки, ведущей через двор между тремя башнями-многоэтажками, дальше параллельно оживленной улице по тропе в низ, потом бегом в горку к заветной насыпи, проскочить ее, желательно, перед носом поезда – и вот он, заветный овраг. Там мышку можно искать долго, собаки у комитетчиков нет, если только сами они след не возьмут. А, может, и возьмут, черт знает, кто и как их натаскивал. Все, собственно, еще один день нашей бесценной жизни прошел впустую. Не совсем правда, теперь уж последние иллюзии растоптаны – обложили его со всех сторон, и этот шанс, последний, тоже оказался мимо кассы. И как дальше быть, куда податься… Для начала подальше отсюда, там поглядим.
И все бы прошло гладко, опережал он ищеек уже на полминуты, летел, ног под собой не чуя, вдоль дорожки, глядя строго вперед, дабы издалека препятствие заметить и обойти его по возможно длинной дуге. И углядел, притормозил, взял в сторону, даже отвернулся, но поздно – препятствие, мало того, что с пути не убралось, а маневр его повторило, шагнуло, не особо уверенно, сошло с дорожки и возникло у Ильи на пути. Постояло так, вытянув шею, и заторопилось навстречу. «Откуда ты взялся? Остановка в другой стороне…» – размышлять о непостоянстве и причудливости путей, приводивших Саню к дому, Илья сейчас не мог себе позволить. А тот покачнулся, споткнулся о некстати подвернувшийся под ноги бортик дорожки, но равновесие удержал, более того – будто, и не заметил и внимания совершенно не обратил. А топал себе навстречу с изумленной физиономией, и даже издалека Илья уловил в сыром воздухе пары алкоголя. Ну, разумеется, сутки отдежурил, трое свободен, отчего бы прямо сейчас не отметить этакую радость? Вот Саня и отметил, и, что было хуже всего, даже в таком состоянии Илью узнал, и топал навстречу, пусть даже с обалдевшим видом, что вовсе неудивительно. Как поступит обычный, рядовой гражданин, узрев у себя на пути воскресшего из мертвых? Развернется, и двинет прочь со всей доступной для него скоростью. Но то обычный, рядовой, к экстремальным ситуациям не привыкший, а не хирург-реаниматолог, для которого восставшие из ада – рутина, обязательный атрибут рабочего дня, и за смену таких вот, воскресших, он столько навидаться успеет, что к вечеру тошнит. Но лекарство, оно же антидепрессант, всегда под рукой, и разит сейчас от счастливого, очумевшего от нежданной встречи Сани не то, чтобы за версту, но метра за два точно.
– Илюха, – бормотал хирург, – охренеть. А мне сказали, что ты помер. Эй, ты куда?
И снова покачнулся, потянулся к Илье, ловко уцапал его за ремень джинсов и дернул на себя – реакция у Сани в любом состоянии оставалась потрясающей.