– Там, наверное, уже штук сорок.

– То есть вы арендуете абонентский ящик?

– Есть более дешевый способ – надо попросить на почте, чтобы повременили с доставкой, хотя бы на неделю. А мне по субботам плюс одно дело – заехать туда и забрать.

Так. Бекки притворилась, что ее интересует рецепт месяца «Картофельные котлеты» в «Деревенской еде», и снова принялась размышлять. Ингрид предложила выпить по молочному коктейлю, Бекки не отказалась.

На следующей неделе Бекки перехватила почтальоншу у входа.

– Я заберу, – весело сказала она и извлекала из раздутой почтальонской сумки охапку корреспонденции. – Все равно туда идти.

На следующий день изобразила перекур, стоя возле уличной пепельницы, и сделала то же самое. Почтальонша не возражала – а зачем?

На пятый раз, когда Бекки забирала почту до того, как она попадет в руки секретарши, почтальонша спросила: «Что, поменялся порядок? Или какие-то проблемы?»

– Нет, – ответила Бекки. – Просто мне нравится каждое утро начинать с баланса. Я без задержки получаю бумаги и, как только увижу Карла, сразу смогу сообщить ему… – Она начала подробно описывать разнообразные бухгалтерские задачи, включая переход к новой системе работы с банками. Почтальонша даже вздрогнула – столько лишней информации, и Бекки прощебетала:

– Все в порядке. Так ведь гораздо проще – и мне, и вам.

Бекки Фаруэлл, въедливая зануда, теперь решила первой получать почту. Как она и предполагала, слух об этом распространился по офису, вызвав небольшое раздражение и насмешки, однако вскоре все привыкли, как обычно и происходит с такими вещами. Наверное, можно получать прежде всех и корреспонденцию всей мэрии (что Бекки и сделала в дальнейшем). А пока что она забирала почту бухгалтерии, в том числе адресованные ей банковские выписки. Включая те, что поступали от недавно переименованного «Мидвест кредит юнион»; теперь он назывался «Кэпитал девелопмент». Они начали приходить в мэрию в сентябре 1987 года.

Филиал бывшего «Мидвеста» в Грантфорде, в двадцати минутах езды от Пирсона, представлял собой довольно большое одноэтажное кирпичное здание, изуродованное новым декоративным фасадом с гипсовыми колоннами и уличными часами огромного размера. Бекки стояла у входа, вспотев под жарким утренним солнцем на исходе лета, и ждала, когда банк откроется. Внутри находилось несколько сотрудников; наконец один из них подошел к выходу, повесил табличку «Открыто» и распахнул тяжелую стеклянную дверь.

– Доброе утро!

– Доброе утро. – Бекки нервничала и оттого говорила быстро и резко. Внутри работал кондиционер, и все же ее лицо и шея оставались красными. Она была здесь впервые, но никто бы этого не заподозрил – так решительно Бекки направилась к кассиру за стойкой.

– Мне нужно внести депозит, – сказала она, – на муниципальный счет, который мы недавно… Да. Вот.

Кассир, приятный круглолицый мужчина лет пятидесяти, взял ее чеки. Бекки склонилась над бланком для депозита; шариковая ручка плохо писала, приходилось сильно надавливать. Не произнесла ни слова, пока кассир медленно, очень медленно проверял каждый документ. Даже краем глаза не взглянула, как он их рассматривает, зная каждый наизусть: страховка, платеж строительной компании, а один Бекки написала сама: перевод со счета управления водными ресурсами в «Федеральном банке». Итого три тысячи двести двадцать три доллара. 3223. Ей нравилось симметричное число, отчасти поэтому она и выбрала такую сумму для своего первого депозита.

Кассир взял у Бекки бланк, сравнил с чеками. Повернулся к монитору, надел очки и начал вводить данные. К этому времени в банке появилось еще несколько клиентов, два человека встали в очередь за Бекки. По затылку у нее стекала струйка пота… Ничего, потом вытрет.

Все завершилось гораздо быстрее, чем она ожидала. Кассир коротко улыбнулся, кивнул и отдал ей квитанцию со штампом. Бекки повернулась, чтобы уйти; в этом момент ей показалось – сейчас она потеряет сознание.

– Минуточку… Извините! – окликнул кассир.

Мужчина, стоящий сзади в очереди, глянул на нее осуждающе. Бекки не могла выдавить из себя ни слова.

– Вы же из Пирсона, да? – обратился к ней кассир. Господи, какой у него громкий голос.

Бекки кивнула.

– У вас еще проводится «Праздник петуний»? Моя жена руководит клубом садоводов, у нее только и разговоров, что об этом празднике.

– По-моему, да, – кашлянув, произнесла Бекки. – Обычно в первые или вторые выходные мая.

– Буду знать, – сказал он. – Может, получится посмотреть турнир по гольфу в вашем лучшем пабе.

Она помахала ему рукой и уверенно вышла на улицу. Глубоко вздохнула, задержала дыхание и стукнула кулаком по бедру.

Получилось!

4 декабря 1987 года на счету в «Кэпитал девелопмент» было сорок две тысячи долларов. Бекки приехала в Чикаго, вошла в огромный торговый зал «Мерчендайз март» ровно в 10 часов утра в день открытия художественной выставки; в сумочке у нее лежала новенькая чековая книжка, две ручки, удостоверение личности и губная помада «абрикосовая мечта».

Международная художественная выставка (Бекки называла ее «экспо») должна продлиться три дня – продажа и покупка произведений современного искусства, работа различных комиссий и собственно выставка. Бекки интересовалась только продажей. Она сказала Карлу, что в пятницу ей нужен свободный день – уладить кое-какие дела, и полночи не спала, раздумывая, что же туда надеть. Посоветоваться бы с Ингрид!.. В конце концов она остановилась на классическом комплекте – черная юбка-карандаш, облегающая бедра, и шелковая блузка с бантом. Немного экстравагантности добавляли туфли на высоком каблуке расцветки «зебра», купленные в Рокфорде. Волосы – после долгих сомнений – собрала сзади в пучок с шиньоном (чуть более нарядная версия прически, которую они с Ингрид делали, когда ходили на балет).

Что касается верхней одежды… По погоде требовалось пальто, и выбирать было не из чего: у нее имелось единственное пальто, темно-синее, с капюшоном, подбитое ватином. Будь Бекки даже на пару дюймов выше, все равно выглядела бы в нем карликом; она очень жалела об этой прошлогодней покупке, но не приобрела ничего другого. Стояла в очереди в гардероб и держала свое объемное пальто под мышкой, как мешок с грязным бельем; щеки пылали. Освободившись от него, сразу почувствовала себя другой.

Бекки ненадолго остановилась у входа в главный зал; в боку немного покалывало. На пространстве размером с футбольное поле располагались сотни импровизированных демонстрационных площадок, отделенных друг от друга перегородками; возле каждой – флажок с названием галереи и города. Проходы между ними разветвлялись и заканчивались такими же площадками или упирались в стену. Картины висели внутри и снаружи стен-перегородок каждой маленькой галереи, так близко друг к другу, что трудно было различить, где чьи картины. Люди ходили по проходам, путались, сворачивали не туда и через некоторое время оказывались на противоположной стороне зала. Бекки вспомнила гигантский кукурузный лабиринт в Тигпене и тут же одернула себя – надо завязывать с такими ассоциациями. Никто не должен заподозрить, что она из небольшого провинциального городка.

Высоко над множеством мини-галерей и гудящей толпой виднелись стальные перекрытия. Бекки посмотрела на большую гориллу, сделанную из тысяч блестящих бусинок; она висела на балке под самым потолком-куполом и медленно вращалась. Огромная и нелепая, безмятежно парила над людским муравейником. Казалось, никто, кроме Бекки, ее не замечал.

Бекки покрепче прижала к себе сумочку и направилась к отсеку номер 131 – нью-йоркская галерея Феррамини. Она три недели изучала каталог выставки и знала, что они привезут несколько картин Эрика Фишля. Бекки собиралась купить одну из них – у нее еще не было картин, написанных знаменитыми художниками. Работа Фишля должна стать первой такой покупкой. Бекки послала воздушный поцелуй парящей наверху горилле – пусть принесет ей удачу.