– Из чувства самосохранения. Без меня, – Даль прижал ладонь к сердцу, – ты бы давно помер со скуки.

– Мне же помнится, что ты сам напросился. Плел там всякое об увлекательных приключениях.

– Как будет угодно Вашему Высочеству! – Даль отвесил шутовской поклон.

Корвин покачал головой и придержал Громобоя, поджидая, когда Превитт с ними поравняется.

– Бургомистр, далеко ли до поместья Грегора?

– С четверть часа, – нахмурился Превитт. – Ваше Высочество, вы уверены, что не хотите выслать вперед гонца? Появляться без предупреждения как-то неучтиво…

– Уверен, – отрезал Корвин.

На самом деле, ехать к Грегору ему совершенно не хотелось, но остановка в Фархольде была включена в маршрут только потому, что Эдвин пожелал узнать, отчего Маркус Грегор, прежний фархольдский бургомистр и ревностный сторонник короля, внезапно затворился в своем поместье. Все это путешествие стало для Корвина наказанием за долгую отлучку. На него взвалили кучу обязанностей, которых он счастливо избегал два года. Сейчас, например, требовалось пригладить взъерошенные перья какого-то напыщенного старого индюка, слишком спесивого, чтобы высказать свое недовольство прямо в лицо верховному королю.

С другой стороны, Корвин сознавал, что откройся тайна о том, где именно он пропадал, и наказание будет куда суровее. Его взгляд скользнул по наручам, скрывающим татуировку на правом запястье. С трудом подняв глаза, он вздохнул.

– Поскольку лорд Грегор наотрез отказался повидаться со мной, остается одно: нагрянуть в поместье незваными гостями.

Бургомистр деликатно кашлянул и произнес:

– Наверное, вы правы, Ваше Высочество, но у Грегора, видимо, есть свои причины скрываться, и я подозреваю, что он не окажет вам теплого приема.

Иного Корвин и не ожидал. Доверие к королевской власти пошатнулось во всем Инее. Орвин Тормейн так и не оправился после покушения. Рана, нанесенная рукой Хейла Брайтона, не заживала, разъедая тело и душу.

– Не понимаю, как можно выказывать такое непочтение к королевской фамилии? – Даль также придержал коня, присоединившись к Корвину и Превитту.

– Все оттого, милорд Торн, что вы – с востока и родились во времена верховных королей, – засмеялся Превитт.

Смех у него оказался простодушным, на редкость приятным и заразительным.

– У нас в Фархольде все иначе. До Сиванского нашествия здесь никто не склонял голову перед королями.

– Со времен Нашествия минуло пятьдесят лет. – Даль насупился. – И все эти годы вами правили верховные короли.

– Понимаю. – Превитт вновь засмеялся. – Вам, юношам, кажется, что пятьдесят лет – это незапамятные времена. Однако вспомните, милорд Торн, прежде чем объединиться под властью верховного короля, вольные города больше тысячелетия обходились самоуправлением. Тысяча лет – слишком долгий срок, чтобы быстро обо всем забыть.

– Да, я учил историю, – сухо ответил Даль. – Тысяча лет кровопролитных войн. Неудивительно, что вольные города подчиняются королю с такой неохотой.

Корвин, устав от препирательств, выразительно посмотрел на друга. Вот уже несколько недель принц только и делал, что выслушивал доклады о беспорядках на западе и недовольстве городов королевскими законами, об отказах купцов платить налоги и растущей угрозе так называемого Возрождения. Временами ему хотелось заткнуть уши и хоть немного побыть в тишине.

Превитт умиротворяюще пожал плечами.

– Не то чтобы мы не ценили нового порядка вещей. Верховный король Орвин – достойный правитель, и мы ежедневно пожинаем добрые плоды объединения. Взять хотя бы мост через Красногонку, возведенный по его указу.

Судя по тому, как изящно Превитт ушел от опасной темы, Корвин отметил про себя: опытный политик, Эдвин его оценит. Тем более что мост построил Эдвин, а не Орвин. Их отец был королем лишь по титулу.

– И какой мост! Чудо строительного искусства! – Превитт покачал лысой головой, усеянной, несмотря на ветерок, бисеринками пота. – Теперь добираться до Андреаса намного проще. Прежде приходилось отдавать себя на милость сомнительным паромщикам.

«А еще мост хорошо обогатит казну, как только Эдвин начнет взимать пошлину», – добавил про себя Корвин. Любопытно, как это воспримет Превитт?

– Преимущества моста должны особенно оценить почтари, – заметил Даль и, изогнув бровь, покосился на принца. – Не так ли, Ваше Высочество?

– Разумеется, – ответил Корвин, проигнорировав намек.

Они свернули с главной дороги на тропку, уводящую в рощу настолько густую, что ее вполне можно было назвать лесом. Странный запах, разлитый в воздухе, всколыхнул что-то в душе принца. Он попытался определить его источник, но ему мешал сладкий аромат горецвета, растущего везде, куда доставали солнечные лучи. Мелочь, вроде бы, однако Корвина этот запах беспокоил.

Когда они выехали на широкую поляну, смутная тревога переросла в настоящее смятение. Впереди показалась усадьба Грегора: приземистый трехэтажный дом, от которого остались одни наружные стены. Все прочее выгорело дотла. Кое-где над пожарищем еще клубился дым.

«Огонь и вонь сгоревшего мяса», – подумал Корвин, наконец-то определив запах, не дававший ему покоя. К горлу подкатила тошнота, он старался дышать реже. На миг ему вновь стало шестнадцать лет, в ушах зазвучали испуганные крики, рев огня, бушующего на рыночной площади Норгарда, и голос матери, приказывающий подниматься на крышу, чтобы попытаться спастись…

«Нет, я не смогу…» – обреченно подумал он, глядя на сгоревшее поместье и с трудом отгоняя воспоминания.

– Что же тут приключилось? – Губы у Превитта дрожали.

– Гибель и разорение, – выдохнул Даль.

– Но кто? И зачем? – Корвин перевел глаза на стену, окружавшую дом, и волоски на его на шее встали дыбом: все чарокамни в стене были разбиты вдребезги.

Пожар не был случайностью – на поместье напали. Пятнадцатифутовая стена не могла сдержать ночных дрейков, поэтому их приходилось отпугивать чарокамнями. Которые кто-то намеренно разбил. Корвин увидел, что и ворота поместья были разрушены.

Свита переглядывалась и перешептывалась.

– Дрейки? – спросил кто-то.

– Вряд ли, – ответили ему. – На самом деле они ведь не изрыгают огонь.

– Должны. Они же драконы.

– Это суеверие.

«Возрождение», – подумал Корвин и внутренне напрягся.

Превитт махнул рукой, призывая всех замолчать, и скомандовал:

– Вы, четверо, осмотрите периметр. Остальным – обследовать поместье. Надо выяснить, остался ли там кто живой.

Корвин сильно в этом сомневался. Дом выглядел выпотрошенным: уцелевшие стены обуглены, все окна выбиты. Нападение диких. Это было единственным разумным объяснением. За последние несколько месяцев Высший совет получил десятки сообщений со всех концов Инея о якобы начавшемся Возрождении. По большей части это были мелкие восстания против власти верховного короля: набеги на караваны или нападения на магиков Гильдии. Однако Корвин не слышал, чтобы брали приступом целое поместье. Основываясь на том, что он видел, он скорее был склонен думать, что Возрождение было сладкой мечтой, лелеемой дикарями, которые жили в страхе перед инквизицией, нежели настоящим сопротивлением. Даже их эмблема, лев на фоне восходящего солнца, которую они малевали на стенах домов или вырезали на коре деревьев, менялась от города к городу.

Заметив яму в нескольких футах впереди, Корвин подъехал поближе и заглянул внутрь. Громобой в испуге отпрянул. Присмотревшись, принц понял, почему конь не желал к ней приближаться: яма оказалась так глубока, что дна не было видно.

– По-моему, это начало Возрождения, – изрек Даль, подъезжая поближе.

В его голосе прозвучал благоговейный страх. Еще бы! На их глазах восставали легенды о дикарях, которые с помощью своей стихийной магии могли вызвать огонь, послать ветер и молнии, и даже разверзнуть земные недра. Некоторые из историй гласили, что за двести лет до Сиванского нашествия, во времена Войны Древа, дикие прорыли такие глубокие норы, что оттуда, из самого пекла, вылезли первые ночные дрейки.