Я знал, что будут последствия, когда она вспомнит свое прошлое.
Тот день был самым мрачным днем в ее жизни. Она потеряла обоих родителей и большую часть себя.
Тогда я тоже думал, что она ушла.
Я думал, что все кончено.
Воспоминание о том времени, когда я больше не слышал ее голоса, было постоянной частью моих ночных кошмаров.
Это даже хуже, чем красная женщина и ее пытки.
Когда у тебя есть свет посреди темноты, и этот свет тускнеет, это тебя сбивает с ног.
Вот почему после этого мой мир стал черным.
Я глажу ее по плечу, пока она тихо плачет. Моя рука скользит по изгибу ее шеи и останавливается на пульсе. На ее бьющемся, пульсирующем пульсе. Это постоянное напоминание о том, что она жива, а не мертва.
Ее шрам доказательство того, что у нее нет этой раны в груди. Ее ярко-светлые волосы не пропитаны красным, как тогда, когда она лежала безжизненная.
Вот почему я одержим этими тремя ее частями.
Я прижимаю ее к себе, и ее тело дрожит.
Я готов сделать все, чтобы она не плакала и не цеплялась за осколки прошлого. Однако то, что она держится за меня так, словно я ее спасательный круг, будоражит зверя внутри.
На всю оставшуюся жизнь я хочу быть единственным, кто станет свидетелем того, как она сломается, и поддержит ее во время этого шторма. Я хочу быть тем, кто успокаивает ее боль, когда она нуждается в успокоении. Я хочу быть тем, кто вытирает слезы, когда их нужно вытереть. Хочу быть тем, кто поднимает ее, когда ей нужно подняться.
Я хочу быть рядом с ней, на полной остановке.
Она моя. Блядь моя.
Меня интересует не только ее тело или сердце, я нуждаюсь во всей ее душе, чтобы она никогда не смогла покинуть меня.
Некоторые могли бы возразить, что это неправильно, но, к черту правильность.
Мы с Эльзой встретились не при подходящих обстоятельствах. Мы просто встретились, а потом снова встретились, а потом стали неразлучны.
Возможно, настанет день, когда она будет нужна мне не так сильно, как воздух. Настанет день, когда я проснусь утром, и первая мысль будет не о ней.
Хотя я в этом сомневаюсь. Этот день придет только со смертью.
Я провожу подушечкой большого пальца под ее опухшими глазами, вытирая влагу. Эльза склоняется в моем прикосновении, медленно закрывая глаза.
Трахните меня.
Ее маленькие методы проявления привязанности заводят меня каждый раз. Мне нравится, когда она перестает бороться с нашей связью и прижимается ко мне, э будто я ее мир.
Как будто она тоже не может жить без меня.
Однажды она будет более откровенна в своих чувствах и в том, как сильно она меня хочет. Однажды она проснется рядом со мной и увидит меня, а не наше прошлое.
На это уйдут усилия и большие убеждения, потому что мозг Эльзы устроен иначе, чем мой. В то время как мне плевать на, произошедшее, и я вижу только наше совместное будущее, Эльза страдает от прошлого и не будет целостной, если не смирится с этим.
Она была прикована к невидимой травме и демонам в течение десяти лет. Зная ее, она, должно быть, чувствует себя виноватой за то, что стерла свои воспоминания.
Ей потребуется некоторое время, чтобы смириться с, произошедшим, собрать все воедино и двигаться дальше.
Я буду с ней на каждом шагу.
— Ты... — она икает над своими словами, прерывисто дыша. — Как думаешь, было бы по-другому, если бы папа отправил ее в больницу?
— Мы никогда не сможем узнать. Решение принималось не нами.
По какой-то причине это усугубляет момент, а не улучшает. По правде говоря, если бы мы с Эльзой оказались на месте Джонатана и Итана, мы, вероятно, могли бы принять такое же неправильное решение.
Человеческий разум не работает, основываясь на теориях или чем-то подобном. Это сильно привязано к обстоятельствам. Тогда мы были детьми. Мы ничего не знали.
Ошибки Джонатана и Итана их собственные. Мы с Эльзой позаботимся о том, чтобы никогда не допустить этого.
Положив голову мне на бицепс, она смотрит на меня слезящимися голубыми глазами.
— Что с тобой случилось после этого?
— Я услышал выстрелы.
Она ахает.
— Услышал...?
— Я постучал в дверь и позвал тебя по имени, но ты так и не ответила.
Это был последний раз, когда я звал ее по имени. Я почти чувствую боль в груди, когда бил по этой двери, до тех пор, пока костяшки пальцев не окровавились.
— Потом мне наконец удалось открыть дверь. Ты и красная женщина лежали на полу, — я указываю на место возле входа, — В луже крови. Ты лежала на боку с темной дырой в груди. Половина лица красной женщины исчезла, забрызгав всю стену и пол, но я дважды не посмотрел в ее сторону. Знаешь, почему? — я впиваюсь пальцами в ее шрам поверх рубашки. — Ты не двигалась.
Она кладет свою руку поверх моей.
— Мне так жаль, что тебе пришлось это увидеть.
— Я думал, ты умерла.
— Нет. Я здесь, Эйден.
Она здесь. Это не сон и не кошмар. Она прямо здесь, со мной.
Как и обещала.
— Ты нашел выход из особняка? — она спрашивает.
— Нет. Кажется, я упал в обморок или что-то в этом роде. Следующее, что я помню, это то, что я оказался в больнице, а Джонатан сидел рядом со мной. Кто-то из его приближенных или охранников, должно быть, вынес меня. — я невесело улыбаюсь. — В тот момент, когда я открыл глаза и увидел его вместо Алисии, я понял, что что-то не так.
Она обхватывает мою руку своей маленькой ладошкой.
— Мне так жаль за Алисию.
— Перестань извиняться. — я приподнимаю ее подбородок, смотря в эти гипнотические глаза. — Ты не виновата. Ты тоже была жертвой.
Ее нижняя губа дрожит, как в детстве, когда она собиралась заплакать.
— Ты не видел во мне жертву, Эйден. Ты сказал, что уничтожишь меня, как только я впервые вошла в школу.
— В тот день я увидел призрак красной женщины. И да, Эльза. Я злился на тебя за то, что ты не сдержала своего обещания. Меня еще больше разозлило, что ты меня не помнишь, поэтому я хотел, чтобы ты заплатила. — я ухмыляюсь. — Тогда я решил, что ты моя.
Ее очаровательные черты лица загораются.
— Это радикальное изменение.
Я поднимаю плечо.
— Возможно.
— И ты был таким придурком.
— Ты все еще любишь меня. — ее щеки краснеют, но она остается спокойной. — Скажи это, — я крепче сжимаю ее подбородок.
— Эйден...
Я вижу нерешительность в ее глазах, слышу дрожь в ее голосе.
Скоро она спрячется в своем замерзшем замке, отказывая всем в доступе.
— Скажи это, Эльза.
Мой тон становится резким и не подлежащим обсуждению.
У нее вырывается вздох.
— Я люблю тебя, Эйден. Несмотря ни на что.
— Несмотря ни на что, да?
— Да, придурок. Несмотря ни на что.
Она обнимает меня своей маленькой ручонкой за талию и утыкается лицом в грудь.
Я кладу подбородок на ее золотистые локоны и вдыхаю кокосовый аромат.
— Раньше ты пахла сахарной ватой и летом, — говорю я ей. — И гребаными Maltesers.
— Эй! — она бьет меня в грудь. — Не оскорбляй мои Maltesers. Я обожаю их, ясно? Кроме того, ты должен быть польщен тем, что я поделилась ими с тобой. Они восхитительны.
— Не совсем. Я ел их только потому, что ты продолжала запихивать их мне в глотку.
— Ты неблагодарная задница.
Я усмехаюсь, пробегая пальцами по ее волосам.