Всякое иное понимание субъекта приобретает в наших глазах до определенной степени условный, метафорический смысл. Конечно, мы вполне уверены в своем праве говорить: «коллективный» субъект, «общественный» субъект и т. п. Мы не испытываем никаких лексических затруднений, говоря, например, об обществе как «субъекте» деятельности или что-либо подобное этому. Но всякий раз в таких случаях мы все же опираемся на идею индивидуального субъекта как первоначальную и как будто бы единственно достоверную, такую, которая дает как бы прообраз всех будущих возможных представлений о субъекте вообще.

Объектность деятельности. Образ деятельности в обыденном сознании заключает в себе представление о том, что она объектна, «направлена на объект» (рядом с субъектом рисуем объект):

Рис. 1.2. «Объект» (на фоне «Субъекта»)

Что же представляет собой при этом объект деятельности? Во-первых, это то, что противостоит живому одушевленному субъекту как вещь, на которую направлена его активность и которая в рамках этого противостояния выступает как ни в чем не подобная субъекту. Из этого следует и второй эмпирический признак объекта – содержащееся в нем «разрешение» на два основных способа отношения к нему со стороны субъекта: преобразование или приспособление. И здесь, таким образом, деятельность сводится к проявлениям адаптивной активности субъекта, различаемым лишь по тому, приспосабливается ли субъект к вещи или вещь приспосабливает его к себе.

Впрочем, в педагогике и педагогической психологии нередко говорят об учащемся как об объекте учебной деятельности. Однако обычно сразу же следует оговорка, что ученик также и субъект учения. Тем самым подчеркиваются особое место и своеобразие данной деятельности в ряду других ее видов, рассматриваемых как реализация «субъект-объектного» отношения.

Деятельность – процесс. Мысль о деятельности как процессе кажется не требующей специального обсуждения: разве не движение живого тела в пространстве, не динамика кинематических цепей его, не некая непрерывная кривая в субъектно-объектном «пространстве – времени» определяет собой деятельность? И разве можно представить себе деятельность как-то иначе? Ответом на эти вопросы является убеждение, что деятельность есть процесс, осуществляемый между субъектом и объектом (см. рис. 1.3):

Рис. 1.3. «Процесс», связывающий «Субъект» и «Объект»

Предваряемость деятельности сознанием. На основе чего, спрашиваем мы, повинуясь традиции здравого смысла, осуществляется та или иная деятельность? Что исходным образом регулирует ее течение? Что задает направленность конкретной деятельности?

Деятельность, в основе которой не лежало бы какое-то знание, какое-то ясное представление о мире, осознанный образ этого мира или цель субъекта, это, говорим мы, уже не есть деятельность, а есть не более чем «пустая фраза». Поэтому для того, чтобы конкретно охарактеризовать и понять деятельность, необходимо заглянуть в субъективный мир человека, осветить, так сказать, глубины его сознания, чтобы именно там отыскать истоки и детерминанты деятельности.

Итак, ответ на эти вопросы напрашивается: сознание – вот что регулирует деятельность! «Зарисуем» эту идею:

Рис. 1.4. «Сознание» возглавляет процесс

Помимо указанных четырех характеристик деятельности, описывающих ее так, будто бы это признаки самой деятельности, а не наши представления о ней, можно выделить еще один признак, который, в отличие от предыдущих, «онтологических», описывает деятельность в гносеологическом плане.

Наблюдаемость деятельности. Она, деятельность, считается наблюдаемой, «видимой», фиксируемой в восприятии наблюдателя, причем фиксируемой именно непосредственно, «глазом», подобно тому, как непосредственно воспринимаются обычные вещи. Безразлично, какой наблюдатель при этом имеется в виду: «внешний», то есть наблюдающий за человеком со стороны, или же «внутренний», то есть сам субъект деятельности, выступающий в роли наблюдателя (ниже, на рис. 1.5, появятся угловые скобки, < >, символизирующие внутреннего и внешнего наблюдателей).

Итак, с точки зрения обыденного сознания, деятельность субъектна, объектна, является процессом, предваряется сознанием и непосредственно наблюдаема (портрет деятельности в обыденном сознании приводится на рис. 5):

Рис. 1.5. Портрет деятельности с точки зрения «неискушенных»

Таково, на первый взгляд, наиболее естественное и вполне оправданное понимание деятельности, которое как будто бы не требует никакого пересмотра со стороны теоретика, и могло бы в таком «готовом» виде войти в общую картину мира, в круг теоретических представлений о деятельности. Кто, казалось бы, мог посягнуть на эти положения, как бы неоспоримые? Между тем именно они нередко становятся объектом теоретических посягательств.

Вглядимся, во что превращается построенный выше макет деятельности под прицельным огнем методологической критики. Для этого суммируем некоторые «экспертные оценки», даваемые теоретиками.

Деятельность бессубъектна. Напомним, что «субъект» есть индивидуум как носитель и творец деятельности – единое, неделимое существо, производящее деятельность. Всякое другое понимание субъекта, как было подчеркнуто, представляется условным и метафоричным и, более того, «само предположение, что вопрос может ставиться как-то иначе, например, что деятельность носит безличный характер, кажется им <большинству людей. – В.П.> диким и несуразным» (Щедровицкий, 1977, с. 88). «Но есть, – продолжает цитируемый автор, – совершенно иная точка зрения. Работы Гегеля и Маркса утвердили рядом с традиционным пониманием деятельности другое, на наш взгляд, более глубокое. Согласно ему, человеческая социальная деятельность должна рассматриваться не как атрибут отдельного человека, а как исходная универсальная целостность, значительно более широкая, чем он сам. Не отдельные индивиды тогда создают и производят деятельность, а наоборот, она сама “захватывает” их и заставляет вести себя определенным образом. По отношению к частной форме деятельности, речи-языку, В. Гумбольдт, как известно, выразил эту мысль так: “Не люди овладевают языком, а язык овладевает людьми”. Деятельность трактуется, таким образом, как то, что по существу своему надындивидуально, хотя, безусловно, и реализуется индивидуумами (в соответствующих актах деятельности). Не деятельность принадлежит людям, а сами люди оказываются “принадлежащими деятельности”, “прикрепленными к деятельности”» (там же).

Приведенная цитата наиболее точно выражает собой позицию основателя одной из достаточно влиятельных школ, объединяющей к настоящему времени представителей различных специальностей: философов, логиков, психологов, системотехников и др., развивающих особую теорию, которая обозначается в их трудах как «общая теория деятельности».

И этот взгляд побуждает усомниться в традиционном «субъекте» деятельности, поскольку она – должны сказать мы, следуя логике такого подхода, – безлична, то есть индивидуум не выступает в качестве ее субъекта. Субъект «исчезает» (см. рис. 1.6)[2]:

Рис. 1.6. Исчезновение субъекта

Деятельность не направлена на объект. Согласно обыденным представлениям, как мы помним, в деятельности реализуется субъект-объектное отношение к миру. Развитие деятельности не мыслится иначе как результат практических или теоретических актов, направленных на объект. Ставится ли кем-нибудь под сомнение правомерность подобной точки зрения, сводящей деятельность и связанные с нею процессы развития к реализации субъект-объектных отношений? Да, ставится!