Я мысленно ахаю, прикинув, в какую сумму обходится Ксении это "удовольствие", и предпринимаю слабую попытку протестовать, но она снова обрывает моё бормотание решительным жестом.
- Лиза, извините за откровенность, но с моей стороны это не благотворительность. Я не допущу, чтобы говнюк, вообразивший себя Господом Богом и распорядившийся, как мусором, жизнью моей подруги, остался безнаказанным. Всё, закрыли тему! Так вот, вчера тётушка из справочной сообщила оперативнику Павла, что кто-то звонил в больницу, интересовался состоянием Елизаветы Рогалёвой и именем её лечащего врача. Вчера же вечером вот этот господин - Ксения опять поколдовала над смартфоном и показала мне новое фото, на этот раз - узколицего мужчины лет сорока с породистой восточной внешностью, - занял пост у калитки, за которую выходит покурить народ из больницы, и подловил там медсестру из вашего отделения. К сожалению, оперативник застал лишь конец их разговора, поэтому услышал только взаимные слова благодарности. Зато он слышал другой разговор, который господин вёл со своим боссом по телефону из машины. Знаете, есть такие шпионские приспособления, которые позволяют считывать звук по колебаниям стекла?
Я отрицательно трясу головой. Откуда мне знать? Ни Надежда, ни Лиза не увлекались шпионскими романами.
- Короче, этот тип отчитывался перед неким Сергеем Игоревичем. Сообщил, что вас планируют выписать на следующей неделе, пересказал слухи о ночном инциденте, когда ваша соседка подняла тревогу, подробнейшим образом описал Павла и его попытки найти "забинтованного". В свою очередь, Павел по номеру машины и снимку, переданному оперативником, установил личность господина Мовсесяна Овсепа Вардгесовича, доверенного помощника Сергея Игоревича Водопьянова. Может быть, вы всё-таки знакомы с ним, Лиза? - голос Ксении становится умоляющим. - Попытайтесь вспомнить, это очень важно!
Я сжимаю кулаки, впиваясь ногтями в ладони. Вполне возможно, что Лиза была знакома с Водопьяновым, но воспоминаний об этом знакомстве мне не досталось.
- А кто он?
- Богатенький буратино. Не магнат, не высшая лига, но где-то на верху первой. Я в сравнении с ним - соплячка, играющая во дворе с резиновым мячиком. - Ксения вздыхает. - У него несколько пищевых предприятий - мясной комбинат, сыроваренный завод, консервный завод и тому подобное. Сеть продовольственных магазинов, завод по производству тары, автопарк... Ему не то что КамАЗ, ему целую колонну раздобыть не проблема - вместе с десятком услужливых водителей, готовых раздавить любую не понравившуюся ему легковушку, и автослесарей, которые втихаря подрихтуют этим КамАЗам подпорченную морду. Но главное, у него наверняка первоклассная служба безопасности, и незаметно к нему не подберёшься. У нас с Павлом Фёдоровичем вся надежда была на тебя... Простите, Лиза, на вас. На то, что вы знаете что-нибудь, что помогло бы нам взять его за я... кхм... за горло. Но самое скверное даже не то, что к нему невероятно трудно подобраться, самое скверное...
Она осекается, но я без труда продолжаю про себя её невысказанную мысль. Самое скверное, что деятеля такого масштаба не остановишь. Если уж он задумал прихлопнуть какую-то ничтожную девчонку, неведомо чем ему помешавшую, он её прихлопнет.
- Но за что? Что я ему сделала?
- Кто знает? - Ксения смотрит на меня огорчённо и виновато. - Может быть, и вовсе ничего. Может быть, он таким иезуитским образом мстит кому-то из ваших близких.
- Это очень вряд ли, - говорю с невесёлой усмешкой. - Я тут изнасиловала себе мозг, припоминая в подробностях свои взаимоотношения с близкими. И дело не в том, что этих подробностей так уж много, а в том, что отношений-то как таковых и не было. Сомневаюсь, что моя смерть станет для кого-нибудь трагедией.
В Ксенькиных глазах быстрой рябью пробегают отражения сочувствия, любопытства, печали, злости...
- Знаете что? - Говорит она, разворачивая стул и устраиваясь на нём поудобнее. - А давайте вы мне вот так в подробностях всё и расскажете.
8. Ксения
Я выхожу из больницы разочарованная и злая. В последний момент удерживаюсь, чтобы не пнуть с досады кошку, метнувшуюся мне под ноги у калитки с просительным мявом.
- Извини, киса, сегодня у меня для тебя ничего нет, - бормочу покаянно. - В другой раз припасу.
Закрываю за собой калитку, бреду к стоянке, отключаю сигнализацию, залезаю в машину. Надеюсь, вечером в сторону Москвы пробок не будет. Мне нужно успокоиться и подумать.
По большому счёту пинать мне следовало бы себя. Разлетелась на радостях, что мы вот-вот прижмём ублюдка, накинулась на девчонку с этой фоткой, а потом от расстройства, что она не признала Водопьянова, совсем перестала соображать, напугала бедняжку чуть не до слёз. Как будто ей без меня мало причин плакать...
Нет, ну какими же сволочами бывают люди! Зачем рожать детей, если вам на них наплевать? Я сама далеко не идеальная мамаша, но до тех пор, пока мои ёжики не отрастили жёсткие иголки и не начали на меня воинственно фыркать, я возилась с ними ежедневно: играла, читала, распрашивала о делах, помогала делать домашние задания и разбираться с житейскими неурядицами...
Хотя я тоже хороша! Что бы мне раньше, в первый свой приезд, не поинтересоваться у Лизы, какие у неё отошения с родными? Хотя бы из соображений, что именно она - возможная цель урода за рулём КамАЗа. Знала бы, что девчонка настолько одинока, выкроила бы время приехать к ней просто так - поболтать, поддержать...
Правда, это было бы совсем непросто. Работа, которую я после известия о Надькиной гибели совсем забросила, вернувшиеся "ёжики", жаждущие внимания и понимания, ежедневные созвоны с Павлом Краевским, проводы Надежды...
Павел по каким-то своим каналам узнал, какой ритуальной конторе мадам Ткаченко вверила тело дочери, и выяснил дату кремации. Если бы это были традиционные похороны, я бы туда не пошла, поплакала бы на Надькиной могилке днём позже. А в крематорий поехала. Явиться на церемонию прощания так себя и не уговорила, только заглянула в зал - бросить последний взгляд на Надюшкино лицо, но и этого хватило, чтобы совершенно расклеиться. Вечером Павел позвонил мне с очередным отчётом, и, поняв по голосу, в каком я расколбасе, примчался утешать...
