– Доктор Фостер!

Я не оборачивалась и скорее свернула в дамскую комнату, где быстрее закрылась в кабинке. Я выдохнула. Сняв маску, я расслабилась от того, что она не пропиталась кровью. Единственное заметное проявление симптома – халат.

Я вытерла маской все под носом и освободилась от своих улик. Халат я сложила на своей руке, у меня в кабинете висит чистый. Мне было легко прикрывать себя. Испорченный халат я спишу в медицинские отходы в конце дня.

Я открыла дверцу и вздрогнула. Передо мной стояла Лорейн и главврач.

– Извини, Ария, нам нужно снова вакцинировать тебя.

– А в чем дело? Сертифицировали новый вид?

– Твои симптомы, – главврач взяла мой халат и наткнулась на капли крови, – хорошо, что Лорейн заметила.

Я осмотрелась, но бежать мне было некуда. Мне снова придется пройти через процедуру вакцинации.

Во рту пересохло, пока я шла по бежевому коридору в операционную. К сотрудникам, у которых заметили симптомы, относятся немного лучше, ведь работая с больными, мы чаще подвергаемся повторным заражениям. В наших операционных были телевизоры, удобные диваны и автомат со снеками. Как будто комфорт победит ту невыносимую боль. Я старалась не вспоминать первую процедуру. Я быстро поняла, что мне следует делать вид, что вакцинация помогла мне. Сейчас при рождении эту боль не избежать, но со временем организм перестает замечать подавление чувств, и он пытается все восстановить. Тогда людей вакцинируют еще раз. Проблем нет, если процедура помогает тебе. Но если человек продолжает чувствовать – его ликвидируют. Один укол – человека нет. Болезни нет. В мире царит мир.

Каждого человека раз в год диагностируют на разные заболевания внутренних органов. Боли нет, но болезни остались. Теперь их легко выявить и так же вылечить. Натерли новые туфли? Вы даже не почувствуете этого! Просто при ежегодном обследовании следует рассказать о такой «проблеме» своему диагносту. Ванночки, пилка, в крайних случаях, лазер – и ваша кожа снова идеальна.

Вакцина блокирует все неприятные ощущения: от боли до першения, именно поэтому кашель – первый симптом того, что человек болен.

Таких страшных заболеваний, как рак, больше не существует. Все болезни внутренних и наружных органов – ничего, по сравнению с болезнью чувствовать. Люди не испытывают злость, ревность, обиду, любовь – поэтому в мире царит порядок.

Каждому человеку приписан свой срок жизни, все зависит от места, где он работает. Те, кто проводит свои дни на военных базах, больницах, госпиталях и в правительстве, живут восемьдесят лет. Кто работает на заводах или других производственных станциях – семьдесят пять лет. Кто работает в других местах – семьдесят. Это самый оптимальный возраст, чтобы планета не переселилась.

Я добровольно вошла в операционную. Я должна это стерпеть ради Марии.

– Садись на диван, Ария.

Сьюзен Фергусон, главврач, указала головой на небольшой кожаный диванчик перед входом в процедурную. Я послушно села, но по неволе, я искала пути отступления. Страх перед болью – самый невыносимый этап перед вакцинацией.

Лорейн показала мне, где раздевалка, чтобы я переоделась в сорочку для больных. Я делала так, как мне велели. Я сложила свою скучную одежду в небольшой ящик с металлическими дверцами и закрыла его. Кожа сморщилась от прохлады, ноги стали ватными, дыхание перестало слушаться меня.

– Ария, мы готовы.

Доктор Фергусон стояла в дверях в перчатках и в специальном костюме. Моя ежедневная форма. Я была так неаккуратна сегодня, что подставила Марию. Я сжала пальцы на руках и прошла в операционную, где по середине стояло кресло с кожаными ремнями.

Мое рабочее место всегда вызывало у меня страх. Я словно говорила себе: «Проявишь эмоции – окажешься здесь». И вот я здесь в качестве пациентки.

Я села в кресло, с ужасом представляя, что меня ждет. Лорейн и доктор Фергусон стали привязывать мои щиколотки и запястья. Один ремень затянут, другой тоже. Медсестра и главврач перешли на поясной ремень и фиксатор для головы. В рот вставляли подобие кляпа.

– Ты вылечишься, и завтра здоровая придешь домой, – Лорейн начала подготавливать нужные инструменты, – с Марией посидит ее няня.

– Больница оплатит эти расходы. Мы же не изверги.

Скулы тянуло, и мне безумно хотелось сбежать отсюда. Игла мягко вошла в мою кожу, словно она была маслом. Цилиндр шприца стал набираться моей кровью.

– Все пройдет отлично, – Сьюзен аккуратно извлекла из меня шприц и содержимое спустила в пробирку.

Я следила за каждым действием коллеги. Лорейн подала главврачу флакон. Сьюзен открыла колпачок и добавила несколько капель в пробирку. Кровь мгновенно пошла в реакцию с веществом. Из красного биологическая жидкость превратилась в коричневую, а через минуту и вовсе в черную. Дыхание остановилось. Наступает момент икс. Доктор Фергусон добавила содержимое пробирки в наполовину заполненный шприц-пистолет и одним движением выстрелила содержимым мне в вену.

Боль сразу сковала мое тело. Рука дернулась, но она была хорошо привязана к креслу. Вены стали разбухать и давить сначала в той руке, куда вкололи вакцину, затем там, куда лекарство перетекало по кругу кровообращения. Сдерживать крик становилось сложнее. Ощущения того, что вены разорвут мое тело, только усиливались. И тут я почувствовала адскую боль. Словно все кости одновременно сломались.

– Скоро станет легче, – Лорейн пыталась успокоить меня.

Но процессы продолжались. Шея стала ватной, словно она уже разорвалась от давления в венах, вся боль переместилась в голову. Было больно кричать, но это происходило само. Я моргнула, но перед собой увидела лишь черный фон. В ушах я слышала свой ритм. Сердце тяжело билось, словно на него повесили стокилограммовую гирю.

Выстрел в голову, и я снова стала все чувствовать. Кто проводил операцию, ждали моего возвращения. Я знала, что они ждут от меня полного безразличия, и на этот раз создать маску полного отсутствия эмоций было сложнее. Тело словно опалили кислотой, кожу невыносимо жгло. На руках появились багровые пятна.

– Что чувствуешь?

Сьюзен Фергусон освободила мой рот и склонила свою голову ко мне. Ее глаза – хищники искали во мне слабость.

– Спокойствие, – я выдохнула.

Я отклеила пластырь и посмотрела на место, куда вводили лекарство. Вокруг все было красным и припухлым. Из-за жжения я не могла спокойно смотреть телевизор, как мне указали. В процедурной были камеры, и я не могла показывать свой дискомфорт. За мной следили.

Я подошла к автомату со снеками и нажала на кнопку с шоколадкой. Маленький батончик упал, а я уставилась на свое отражение в стекле. Я раньше не была такой бесчувственной.

Когда вакцину изобрели мне было десять лет. Люди, которые хотели избавиться от боли, стояли в очереди, чтобы им вкололи спасительное лекарство. И сейчас я поняла бы почему. Куча заболеваний, при которых было даже не пошевелиться, разбитое сердце, даже мозоль – все это приносило боль. Но я никогда не хотела ее делать.

Когда вакцинацию обязали, я попала к врачу, который никому не делал ее. Он категорически был против подавления чувств. Он просто ставил штамп и звал следующего. Но вскоре симптомы проявили себя, и меня забрали. Я влюбилась.

Я отогнала воспоминания и достала шоколадку. По телевизору снова показывали про вакцину и диагностику.

– Зачем вы отклеили пластырь?

Лорейн подошла ко мне и посмотрела на руку.

– Хотела убедиться, что не пошло нагноение, – я откусила кусок шоколадки.

Медсестра уставилась на меня и достала из ящика еще одну повязку.

– На этот раз не снимайте ее без доктора.

– Я сама доктор.

Я подняла взгляд и улыбнулась, не затронув при этом щеки. Дружелюбный взгляд. Я доела шоколадку и обертку выкинула в урну, что стояла рядом с диваном.

– Я хотела бы вернуться домой.

– Доктор Фергусон хочет понаблюдать за вами.