— О чём ты хочешь узнать? — в привычном ровном тоне проговорил Учиха, отчего Сакура пару секунд похлопала длинными ресницами, словно пытаясь понять, не сон ли это. Она слегка поёрзала на месте, устраиваясь поудобнее и подкладывая ладонь под щёку. Упустить возможность узнать хотя бы самую малость его души ей не позволила бы совесть.
— Расскажи, чего ты желаешь прямо сейчас? — почти шёпотом спросила Харуно, с замиранием сердца наблюдая за тем, как чёрные глаза слегка сужаются, но не отходят в сторону, размышляя.
— Стать полезным для Скрытого листа, — честно ответил, почти не колебаясь. Она знала, что эти путешествия, бесконечные миссии и сам по себе обрубок руки вместо качественного протеза — путь его искупления ошибок. — Получить прощение от всех, кому причинил боль, — добавил он чуть тише, замечая, как бледные девичьи губы вздрогнули тут же поджались.
Саске, несомненно, помогал Конохе. Его давно признал Какаши, как Шестой Хокаге, Наруто и вовсе не держал на него обиды, со всеми бывшими товарищами он установил приятельские отношения путём встреч и помощи. А в её груди внезапно зародились сомнения: неужели он взял её с собой только для того, чтобы та не держала на него зла? Неужели всё это происходит исключительно в качестве извинений, и никак иначе? Она взволнованно забегала глазами по его очертаниям: тонкие брови, ровный нос, бледные губы и неотрывно глядящие прямо в душу тёмные глаза. Учиха оставался удивительно красивым, несмотря ни на что, заставляя ту волноваться ещё больше.
— Ты знаешь, что я давно тебя простила, — нерешительно говорила Сакура, нервно сглатывая. Саске выжидающе смотрел на неё, ожидая вопроса, отвечать на который ему было тяжелее всего. — Тогда зачем взял меня с собой?
Отвечать, что та отличный медик, — глупо. В прошлые разы он приходил без ранений, прекрасно справляясь в боях и всегда выходя из них победителем. Желание найти компанию — вовсе нетипично для хладнокровного, всегда одинокого шиноби, который толком-то и не говорит с ней. Чтоб отстала и прекратила навязываться, упрашивая пойти вместе, — единственный, более менее похожий на правду вариант, от мысли о котором Харуно даже горько улыбнулась.
— Ты ведь хотела этого, — сказал Учиха, увиливая от конкретного ответа. Она много чего от него хотела, но никогда не получала. Поверить в то, что он согласился пойти с ней лишь из-за её желания Сакура просто-напросто не могла.
— Я всегда хочу быть с тобой, — для неё признание было уже не настолько трепетным и тревожным, ведь тот знал о её чувствах. Боже, об этом знал каждый человек в Скрытом листе. Но она всё же слегка покраснела, поднимая на него серьёзный взгляд. — Потому что люблю, — ей безумно хотелось коснуться его волос тонкими пальцами, прижаться лбом к массивной груди и хоть раз ощутить широкую ладонь на собственной спине, что притянула бы её как можно ближе к телу, что приятно пахло им. Сталью его остро заточенного меча, высокой травой, в которой им приходилось ночевать, свежестью ночного воздуха, когда над горизонтом возвышалась полная луна, и его взгляд задумчиво устремлялся вверх. Но она продолжала покрепче сжимать пальцами ткань постельного белья, воздерживаясь от прикосновений и продолжая неотрывно его разглядывать. Саске снова не говорил ни слова в ответ, словно не зная, что ответить, и Харуно ничего не оставалось, кроме как спросить в лоб о том, что волнует её все эти годы. — А что насчёт тебя? — нежный голос едва дрогнул.
Они смотрели друг другу в глаза на протяжении нескольких секунд, что в её сознании тянулись, словно часы. Она знала, каким, вероятно, будет ответ. Будем честными, в годы разлуки даже почти смирилась с тем, что никогда не получит взаимности. Но будь его ответ чётким, Учиха вряд ли стал бы ждать, размышляя. Сказал бы без доли сомнений короткое «нет» — Сакура бы всё поняла и оставила его в покое, но тот снова ни слова не говорил. Молчание между ними переливалось, словно тягучий и ужасно сладкий мёд, от которого на душе появлялось приятное тепло надежды.
— Не думаю, — послышался вдруг хриплый голос, и от его ответа укол в сердце стал гораздо болезненнее, чем она себе представляла. Значит, всё-таки «нет». В уголках зелёных глаз против её воли даже появилась пара мелких солёных слёз, что та старательно сдерживала, слегка хмуря брови. — Что смогу ответить на твои чувства сполна, — продолжил Учиха, вынуждая её брови тут же взметнуться вверх, отчего влажные дорожки всё же проскользнули по переносице к виску, мгновенно высыхая.
Она не была уверена, что тот помнит, каково это — любить. Знала, что тот любил семью, но потерял её несправедливо рано. А ещё любил брата, что заставил его познать такое пугающее слово «ненависть». Казалось, тот хотел любить, относиться к кому-то нежно и с трепетом, заботиться и ценить, но попросту боялся. Боялся снова бесследно потерять. Боялся вновь ощутить ту боль, которую порой приносит любовь. Боялся, что не справится с этим снова.
— Наверное, я взял тебя с собой зря, — он неожиданно прервал поток её размышлений, внезапно падая на спину и устремляя взгляд в потолок. Сакуре хотелось дотянуться до его скулы и вновь обратить внимание на себя, но она смирно продолжила лежать, наблюдая. — Мне всё же лучше быть одному, — снова повернул голову в противоположную сторону. Казалось, только-только был готов обсудить с ней всё, что так долго волновало, и тут же провёл между ними невидимую черту, отошёл на далёкую дистанцию и выстроил между ними каменную стену, не давая приблизиться ни на шаг. — Чтобы снова не причинять тебе боль, — напоследок проговорил хрипло, переворачиваясь на другой бок и наверняка надеясь, что Сакура закроет глаза следом, покорно смирившись. Но та не хотела мириться с очередным поражением. Не хотела отворачиваться от него в тот момент, когда у неё появляется шанс на взаимность. Не хотела останавливаться на половине пути и отпускать.
— Думаешь, я откажусь от любви к тебе после стольких лет? — тело дрожало от неуверенности, но она продолжала говорить, несмотря ни на что. Лишь бы висящее между ними напряжение, состоящее из недосказанностей и недопониманий, с грохотом рухнуло.
— Мне жаль, — тихо ответил Саске, так и не развернувшись к ней снова, отчего в горле образовался ком, — но я не знаю, что тебе по-настоящему нужно, — он уткнулся носом в подушку, вызывая тихий вздох с её стороны. Не решался брать на себя ответственность и разочаровывать ещё больше, но Харуно и без того настрадалась за долгие годы молчания, чтобы так просто начать всё с чистого листа, забыв о прошлом.
— Нет, знаешь, — вдруг возразила она нерешительно. Сзади послышалось тихое копошение, и Сакура, потянув молнию спального мешка вниз с характерным звоном, придвинулась к нему поближе, осторожно, едва касаясь, провела ладонью по пуговицам на его рубашке и горячо выдохнула в мужскую шею, ощущая, как тот замер, словно боясь пошеветиться. — О чём ты думал, когда наблюдал, как я переодеваюсь, — говорила шёпотом, вдыхая запах его тёмных волос, — Саске-кун? — внезапно приблизилась к мочке уха, заставляя того вздрогнуть.
Сакура знала, что тот вновь промолчит вместо ответа, ведь его слегка заинтересованный взгляд, брошенный на неё через плечо, говорил обо всём гораздо лучше слов. Белые зубки прикусили нижнюю девичью губу, и хрупкая ладонь, что плавно двигалась от массивной груди к очертаниям пресса, внезапно сжалась на шве тёмной рубашки. Ей всегда хотелось от неё избавиться: она могла часами уговаривать его раздеться и искупаться в любом водоёме вместе с ней, постоянно спрашивала, удобно ли ему спать в этой одежде, и не могла отвести взгляда от его торса, представляя его бледные очертания сквозь тёмную ткань. Но тот был непреклонен, принципиально игнорируя её просьбы.
А сейчас он продолжал неотрывно наблюдать за её краснеющим выражением лица, не шевелясь. Харуно с замиранием сердца тянулась к верхней пуговице, медленно, словно выжидая, когда тот перехватит её запястье, расстёгивая приевшийся элемент одежды. Но тот не издавал ни звука, продолжая мирно лежать на боку: разве что его грудь вздымалась чуть чаще обычного, а обычно плотно сжатые губы едва приоткрылись в тяжёлом дыхании. Казалось, что он всё это время не оголялся перед ней, лишь выжидая, пока та сделает это за него. Сакура, не выдержав на себе его проницательного взгляда, покрылась лёгким румянцем и уткнулась носом в широкое плечо, быстрее справляясь с застёжками и плавно, нерешительно поглаживая маленькой ладошкой его тело, очерчивая рельеф напряжённого пресса.