Фредди, в кровати лёжа, Флоренс обнимает, в её ладони лбом упираясь. Говорит тихо:

— Я люблю тебя.

— Спи, чудо моё. Нам ещё завтра твоё пальто надо найти, — по-доброму фыркает Флоренс.

— Пусть оставят себе, — бормочет Фредди, уже засыпая.

— Я люблю тебя, — выдыхает Флоренс, в тёмную макушку носом зарываясь.

Фредди улыбается ей во сне, почувствовав.

========== Звуки и цвета ==========

Фредди забежал домой, едва удерживаясь от того, чтобы привычно хлопнуть дверью. Замер, оглядываясь, и резко выдохнул, прикрывая глаза. Ни одна встреча или беседа, не затрагивающая шахмат, с недавно появившимся в его жизни секундантом, ещё и не заканчивалась иначе, чем ссорой, но Фредди всё равно злился.

Как только они сошлись, то сразу поняли: за шахматной доской вместе им не будет равных. Так и случилось. Но стоило остаться наедине просто поговорить хоть о чём-нибудь, как это обязательно перерастало в спор. Флоренс Васси казалась Фредди совершенно невыносимой и упрямой женщиной, которая даже и не пыталась рассматривать чьё-то ещё мнение, кроме своего.

Фредди зашёл в спальню и тоскливо пнул носком ботинка какую-то коробку. Та отозвалась жалобным звоном. Фредди непонимающе остановился, глядя на этот предмет в полной растерянности. Он заселился в этот дом около года назад и побросал некоторые вещи как попало, потому что не думал, что задержится здесь, но жизнь сложилась несколько иначе, и сейчас он никак не мог вспомнить, что было в этой, так и не распакованной ещё с приезда, коробке.

Он опустился на пол, осторожно разогнул картонные края и замер, глядя на лежавший в ней предмет. Фредди протянул руку, желая достать, и невольно заметил, как дрожали пальцы.

Фредди встал, держа в руках небольшую скрипку. По ней было видно, что та намного старше его самого, новыми выглядели лишь струны, которых Фредди касался самыми кончиками пальцев совсем недоверчиво. Он отошёл к окну, неуверенно перехватил инструмент, опуская голову и пробегаясь по струнам, чуть зажимая их.

Подушечки пальцев подзабыто закололо, и Фредди взволнованно вернулся к коробке, вынимая из неё смычок, и на пробу проводя им. По комнате резанул ощутимо острый звук, и Фредди испуганно замер, прислушиваясь. Но в доме никого не было кроме него, и он, глубоко вздохнув, стал вспоминать забытые движения, чувствуя, как прошлое снова утаскивает в свои лапы.

***

— Вообще-то, мы условились играть на деньги.

Фредди стоял, обиженно нахохлившись, словно так он, в свои семь лет, мог казаться больше и внушительнее. Неопрятно одетый мужчина, роющийся по полкам своей квартиры, лишь огорчённо вздохнул, поворачиваясь к нему и разводя руками:

— Нет их. Жена, видимо, куда-то спрятала… О, давай я тебе скрипку отдам! — вдруг загорелся идеей тот. — Мне она всё равно не сдалась, а ты продашь, и деньги тебе будут!

— Кому я её продам? — Фредди скептично посмотрел на скрипку, готовую, казалось, прямо в тот же момент рассыпаться. Некоторые струны вообще были порваны.

— Не знаю, не моё уже дело, — замотал головой мужчина, незаметно выталкивая Фредди на улицу и захлопывая за ним дверь.

Фредди огорчённо помотал головой: такими темпами он себе даже на новый журнал с описанием недавно прошедших партий не скопит. Снова посмотрел на инструмент в своих руках.

— Ну и что мне с тобой делать? — спросил, бредя по улице. — Тебя разве что в музей продавать, тебе вообще сколько лет?

Фредди задел одну из струн, и та болезненно зазвенела. Фредди поморщился, опускаясь на скамейку. Хотелось есть, а вот домой идти не хотелось совершенно. Денег сегодня достать не удалось, а идею продать эту скрипку он сразу отмёл, как бессмысленную, да и… жалко. Она чем-то неуловимо напомнила Фредди самого себя: тоже ненужная, поломанная. Фредди вздохнул и неохотно поплёлся домой.

На скрипку он снова наткнулся только спустя два года, разбираясь в шкафу и будучи в совершенно дурном от этого настроении. Та успала с самой верхней полки, и он едва успел поймать её, не дав окончательно испортиться. Удивлённо посмотрел на забытый инструмент, вспоминая, откуда тот взялся.

Вечером он пошёл к мастеру, попросив заменить струны и продать ему смычок, благо в этот раз деньги с соревнований у него были. Фредди сам не до конца понимал, зачем это делал, поскольку прекрасно осозновал, что важнее шахмат для него ничего уже не будет, но тем не менее.

Ещё спустя месяц Фредди сидел в комнате учителя музыки, едва не засыпая, потому что шахматы оставались на первом месте, а на скрипку уходили последние силы и крохи времени. Вроде бы простая мелодия всё ещё звучала нестройно и тоскливо, смешиваясь с идущим за окном дождём. Фредди невольно неуютно поёжился, представив, как пойдёт по темноте и холоду домой.

— Достаточно, — остановил его учитель. — Знаешь, Фредди, я сначала сомневался, думал, ты просто новичок и всегда усталый, но сейчас могу сказать тебе точно: у тебя нет музыкального слуха. Это не беда по сути. Ты можешь брать техникой, но всё же для скрипки нужно… чувствовать её, а ты не сможешь.

— Советуете бросить?

— Нет, почему же. Ты сможешь играть, но вряд ли выбьешься в первые ряды. Всегда будешь где-то среди других.

Скрипка снова оказалась в коробке (у Фредди так и не дошли руки купить футляр) и осталась забытой там.

***

Фредди очнулся, вернувшись мыслями в настоящее, и отложил скрипку на кровать, удивляясь тому, что вообще вспомнил забрать её из родительского дома, когда уезжал. А, может, он и просто скинул тогда всё из комнаты в одну кучу, он уже не помнил деталей.

Фредди набросил пальто и спрятал скрипку под него, выходя из дома. Почему-то захотелось показать её Флоренс. Минувшая ссора уже успела вылететь у него из головы, как и все предыдущие. Задумываться, почему он вдруг решил открыть вроде бы мимолётную, но важную часть себя той, с кем никак не ладились отношения, Фредди не хотел.

***

Флоренс обнаружилась у себя дома. Фредди привычно зашёл, проигнорировав правила приличия в виде стука, зная о сломанном замке, который должны были починить только завтра, и поражённо замер на пороге гостиной.

Флоренс стояла возле мольберта, держа в руках палитру с красками, и обернулась на его шаги с затаённой растерянностью во взгляде. Фредди прочёл зарождающуюся панику в чужих радужках и торопливо скинул пальто, показывая скрипку. Флоренс удивлённо замерла, повторяя его позу и вторя его непониманию.

— Я… случайно нашёл, — пробормотал Фредди. — Почему-то захотелось показать тебе. У меня слуха не было, вот она и провалялась в коробке столько лет.

— Я тоже случайно нашла, — Флоренс головой дёрнула в сторону мольберта с каким-то наброском. — В детстве любила рисовать что-то незамысловатое, и родители отдали в художественную школу, но… Я, как выяснилось, не все цвета различаю. Рисовать-то можно, только вот…

— Тебе не захотелось быть где-то в толпе, — подсказал Фредди.

Флоренс кивнула, садясь на диван и откладывая краски на стол. Фредди сел рядом, задумчиво глядя в чужие глаза. Жизнь послала им обоим отражение их самих, забыв вот только сказать, что делать с обоюдной упёртостью и взрывными характерами.

Фредди вздохнул и снова взял скрипку. Скосил глаза на Флоренс и попросил:

— Скажи, если будет противно, я ведь так и не научился до конца.

Она кивнула, с любопытством за ним наблюдая и вслушиваясь в чуть сбивчивую мелодию. Встала, вернувшись к незаконченному пейзажу, и невольно улыбнулась: эта несколько безумная идиллия со стороны должно быть смотрелась как никогда странно.

========== Почему? ==========

«Почему я сейчас здесь? Почему выбрал именно этот путь в своей жизни? Почему так?»

Никто никогда бы не подумал, что в мыслях Фредерика Трампера вообще могут возникать такие вопросы, ведь, казалось, что он нисколько не сомневался в своём призвании дерзкого, величайшего шахматиста, оживившего мир шахмат и подарившего этой игре новое дыхание. Но эти вопросы приходили. Всегда приходили, стоило остаться наедине с самим собой и своими мыслями.