– Знаешь, что тут самое интересное, Таникс?
– Что?
– Что они даже бумаги некоторые не позабирали. Я просмотрела их.
– И что там было?
– Схемы отмывания денег. Там было указано точное количество самых разных криптовалют, и на какую биржу их отправлять. Я раньше думала, что подобные вещи никто на бумаге не расписывает.
– А ты не видела там, откуда они брали криптовалюту?
– Ну, там было указано что-то вроде "из доверенных источников".
– Информативно.
– Ага. Что-то мне подсказывает, что эта BTCDAO – не более чем шарашкина контора, обтяпывающая грязные делишки и не брезгующая ничем.
– Ха, может быть.
Внезапно машина остановилась. Я чуть было не вклеился рожей в сиденье Альмы.
– Бегают тут всякие! – пробурчала она. Краем глаза я успел заметить парня в черных джинсах и толстовке, перебегавшего дорогу.
– Альма, – голос Таникса звучал серьезно, – давай за ним.
Со злобной улыбкой она развернулась. Поначалу я не понял, что происходит, но потом, присмотревшись, увидел на толстовке парня нашивку BTCDAO. Мы вернулись к тому же цеху, и Альма с Таниксом выбрались из машины. Пошептавшись немного, они снова залезли в дыру под забором. На этот раз я не мог сидеть в машине. Выбравшись из нее, я пошел к дыре. Не хотелось, конечно, пачкать новые белые брюки, но… мне и не пришлось: что-то тяжелое обрушилось на мою голову, и я вырубился.
Потолок находился на высоте добрых пяти метров надо мной. Сквозь дыры я видел небо. Где я? Что происходит?
Встав, я обнаружил, что лежал на операционном столе. Там, где была моя голова, блестели еще свежие пятна крови. Я поймал себя на том, что не испугался, хотя раньше от вида крови меня мутило. Я стал аккуратно ощупывать голову. От затылка до лба с обеих сторон тянулись металлические накладки шириной примерно четыре сантиметра. Все остальное никто не трогал. Пожав плечами, – ну как это понимать? – я слез со стола. В тот же момент взвизгнула ржавая железная дверь. В операционную зашли трое парней в черном.
– Дружище, у нас есть для тебя работенка, – сказал один из них таким тоном, как будто мы с ним были сто лет знакомы.
– Это какая же? – я не почувствовал ни страха, ни особого интереса.
– Идем, покажу.
Выйдя из операционной, мы пошли куда-то по коридору.
– Сколько вы будете платить мне за работу? – я говорил настолько будничным тоном, что сам себе удивлялся.
– Один биткойн за две недели.
Я вытащил из кармана смартфон и заглянул на Coin360. Биткойн потерял хорошенько, около трех тысяч долларов, и подниматься не собирался.
– Биткойн по четыре тысячи, – сказал я.
– Мало? Не волнуйся, братан, он вырастет. Кризисы всегда заканчиваются.
Разговаривая, мы вышли в огромное помещение – явно какой-то склад или ангар – в котором, отделенные друг от друга железными перегородками, сидели пацаны лет семнадцати-восемнадцати. Пока мы шли, я насчитал человек пятнадцать. Все они старательно строчили что-то на компьютерах. У всех было по два-три монитора. Мы дошли до противоположного края помещения, где в ржавом контейнере, далеко от других, сидел за компьютером еще один пацан. Я бросил вопросительный взгляд на моих проводников, и один из них небрежно бросил:
– Этот у нас самый строптивый. Заставить по-людски работать практически невозможно. Это будет твоя, братан, работа. Садись тут, рядом с ним, и следи, чтобы он не занимался фигней. Как только заметишь че – бей его.
– Вы че, серьезно? – спросил я, хотя ни удивления, ни недоумения, ни тем более шока не почувствовал.
– Абсолютно, – он ткнул мне плеть. – И периодически поглядывай, чем занимаются остальные. Бить их можешь как хочешь и сколько хочешь, абы работали.
Мне не было понятно, что пацаны должны делать, поэтому я решил уточнить:
– За каким фигом я пойму, отвлекаются они или нет?
– Если ты хоть что-нибудь смыслишь во взломах, поймешь.
Мне не повезло: я практически ничего не смыслил. Хлопнувшись на стул рядом с пацаном, я стал с интересом наблюдать за его действиями. Код завораживал меня. Только через час, когда пацан остановился и робко посмотрел на меня, я обратил на него внимание.
– Чего ты хочешь? – тот факт, что его рот был заклеен черным скотчем, меня совершенно не зацепил. – Не отвлекайся, и я не буду тебя бить.
Только сейчас я заметил небольшую дощечку на его столе. Вытащив из-за мониторов мел, он написал на ней: "Мне нужно выйти."
– Иди, – бросил я. Он покачал головой. Я присмотрелся к нему повнимательнее – в контейнере было темно, как в тоннеле метро – и понял, в чем дело: он был прикован цепями к стенкам контейнера.
– Ща, подожди пару минут, – сказал я и пошел искать парней, давших мне эту странную работенку. Они торчали совсем неподалеку, как будто наблюдали за мной.
– Мне надо отвести этого пацана в парашу. Ключи дайте.
– Держи, – один из них снял с пояса связку и бросил мне. – Только ты его слишком не балуй, не больше трех раз в день.
– Понял, не дурак. Дурак бы не понял.
Выходя из контейнера, пацан всю дорогу опирался на стенку. Я заметил, каким бледным и истощенным он был. Видать, его держали в контейнере не один месяц и даже не два. Я поймал себя на простой мысли: вообще-то мне должно быть жаль его, но мне глубоко пофиг. Почему?
Я вспомнил Альму. Наверное, именно это она ощущала каждый день: блаженный штиль, гладкую, как стекло, поверхность моря души, которая оставалась нерушимой даже при самом сильном шторме.
Кстати, мысли об Альме тоже не вызвали у меня никакой реакции. Раньше я был готов стонать от мучившей меня страсти, теперь же я думал о девушке не более чем о картинке на стене, одной из тысячи. И опять я задал себе тот же вопрос: что, собственно говоря, случилось?
9. Там
Парень, за которым мы увязались, был на удивление проворным. Выбравшись из-под забора, мы едва успели заметить, как он юркнул в маленькую дверцу метрах в двухстах от нас.
– Блин, он удрал, – прошептал Таникс с легким раздражением. – Однако мы с тобой в прошлый раз не заметили ту дверцу. Идем заглянем туда.
Я не любила болтать лишний раз. Молча мы пошли к дверце. Приоткрыв ее, Таникс заглянул внутрь.
– Пахнет какой-то дрянью. Вроде как потняками… и кислой капустой… и еще пес знает чем, сладким таким.
Еще минуту он стоял без движения, вглядываясь в кромешную темень и вслушиваясь в тишину. Убедившись, что все путем, он вытащил смартфон и включил фонарик.
– Двигаем.
Узкий коридор повел нас вниз. Через три-четыре поворота мы вышли в огромный зал, во всех четырех углах которого были свалены спальники и одежда.
– Это что, бомжатня? – вполголоса спросил Таникс, ни к кому конкретно не обращаясь.
– Непонятно, – ответила я. Меня подмывало взять свой смартфон и включить фонарик – и я это сделала.
Если бы я могла бояться, я бы наверняка упала в обморок. На стене кто-то нарисовал кровью два квадрата, соединявшихся друг с другом как звенья цепи.
– Братишка, глядь, – я одернула Таникса, и он резко развернулся.
– Пес, это же SegWit! – он схватил меня за руку, и я ощутила, как он дрожит. – Что это за бредовое место?
Я попробовала успокоить его.
– Релакс, нам надо идти дальше.
– Блин, как бы я хотел иметь такой же имплант, как у тебя! За последнюю неделю я уже второй раз в этом признаюсь!
– Слушай, давай просто пойдем дальше.
– Ну… – он сделал длинную паузу. – Ок.
К залу подходил еще один коридор слева от нас. Как можно тише мы пошли туда. Нас вынесло еще в какой-то зал, поменьше, где стояла куча столов, на некоторых из них мы разглядели мониторы. На всякий случай Таникс осмотрел стены – и его чутье, не подводившее его в трейдинге, не подвело и сейчас: на всех четырех стенах был нарисован кровью все тот же символ SegWit, причем кровь была еще свежей.
– Альма, я предлагаю смыться отсюда, пока не поздно. Пес с тем пацаном, я подозреваю, что мне не особо хочется знать, куда он пошел.
