— Ничего плохого не могу сказать о Надежде Александровне, — проговорил я — тоже уже спокойнее: запал мой был размеренной речью Огинского несколько сбит, да и, как ни крути, некое рациональное зерно в доводах Сергея Казимировича имелось. — Вам, господин полковник, я тоже весьма благодарен — и за спасение из подвала, и за кров… И готов поверить, что таких, как вы и ваша воспитанница, здесь куда больше, чем разного рода Адамовых и Милан Воронцовых. Но все же, как и сказал сразу, предпочту вернуться в родной мир. Там меня ждут, там мое место… Если верно то, что вы рассказали о судьбе моих друзей — ничто здесь более меня не удерживает. Так что… — я широко развел руками, не договорив — и так же все понятно.

— Что ж, — кинул князь. — Ваша позиция мне вполне ясна. И даже готов отчасти с ней согласиться. И, раз так, вынужден принести извинения за то, что своими словами — а в большей степени даже умолчанием — должно быть, невольно способствовал зарождению у вас некой иллюзии. Видите ли, Владимир Леонидович… К сожалению, вернуться в родной мир вы не сможете. По крайней мере, пока.

[1] Дерьмо (фр.)

в которой я спорю о сословных терминах

и знакомлюсь с сердцеведом Василием Алибабаичем

— Ну а чего вы ожидали, сударь? — в некотором даже удивлении развел руками князь. — Если бы попасть в мир-донор было легко, разве бы удалось ему остаться сущей terra incognita[1]?

— Но оказался же у нас как-то купец Адамов? — еще не отойдя от потрясения, пробормотал я.

— Оказался — случайно, — уверенно заявил Огинский. — Его караван возвращался из Китая. Порталом, разумеется — при поездках далее, чем за пару сотен верст, сие становится энергетически оправданным. Но напрямую от Пекина до Москвы канал не пробьешь — долго объяснять почему, там масса причин самого разного рода. Суть в том, что требуются промежуточные остановки, часть — обычные, часть — астральные. И если первые можно устроить где угодно — понятно, не посреди моря и не в жерле действующего вулкана — то точки вторых специально просчитываются, каждый раз заново. С учетом сезона, времени суток, фазы луны, а также числа путешествующих, их возраста и пола… Да много что учитывается. И вот на одной такой астральной переволоке Иркутская губернская экспедиция III Отделения устроила засаду — был у коллег рейд в рамках профилактики контрабанды. Адамов в оную засаду угодил, но сумел вырваться. Однако дальнейшие перемещения его каравана оказались нерасчетными — проще говоря, купец удирал, куда глаза глядят. Ну и вывалился в ваш мир. Нечаянно, стечением обстоятельств.

— Даже если нечаянно, теперь-то мы знаем, где именно он побывал! — воскликнул я.

— Где побывал — знаем, — кивнул Сергей Казимирович. — А вот как туда добраться — нет.

— Ах да, — хлопнул себя по лбу я. — Адамов же сбежал… И этот его приказчик тоже… Как его? Наум!.. Но вы же говорили, их и за границей достанут! — вспомнил с новой надеждой.

— Достанут, — не стал спорить полковник. — Только едва ли нам это чем-то поможет.

— У них что, тоже в голове что-нибудь сотрется? — нахмурился я.

— Если надумают осесть в Китае и принять тамошнее подданство — сотрется, но дело не только в том, сударь. Вернее, совсем не в том. Держу пари, Адамов знает о пути в мир-донор не больше нашего. Вернуться он сумел, потому что астральные координаты переволок — они и в мире-доноре астральные координаты. Но с порталами же как: чтобы не промахнуться, необходимо точно понимать, куда именно хочешь попасть. А вот знать, откуда идешь, совсем необязательно. Как я сказал, унося ноги от жандармов, купец перемещался наобум — делай он сие осознанно, в мир-донор точно бы не угодил. Переход там был не единственный — несколько подряд… Повторить такое на память, без четкой, последовательной фиксации всего и вся, человеку не под силу. А путевого журнала Адамов не вел — не до того было.

— А откуда вы знаете, что он не вел записей? — быстро спросил я.

— Это очевидно — исходя из обстоятельств случившегося. Но нет, — упредил князь мой уже готовый скептический выпад, — сие не только мои догадки. От графа Воронцова мне прислали протокол допроса Ефрема. Федор купчонку не верил, но показания его задокументировал добросовестно. А мы-то знаем, что в главном Ефрем сказал правду. Так с чего бы ему было лгать в мелочах, для Воронцовых абсолютно несущественных?

— А если Ефрем тупо ошибся? — не собирался отступать я. — Делать ему было нечего, как только за дядей следить?

— Основной задачей Ефрема в той поездке было именно что наблюдать за дядей. Смотреть и учиться.

— Ну, отвлекся. Запаниковал. Скажете, невозможно?

— Возможно, — неожиданно согласился Огинский. — Что Ефрем некстати отвернулся — даже и несколько раз подряд: переходы, напомню, шли серией — возможно. Что Адамов вел абсолютно бесполезные записи, теряя на том драгоценное время, когда по пятам его преследовало IIIОтделение — тоже возможно, теоретически. Что, имея на руках такой козырь, как вешки на тропинке в мир-донор, купец не договорился полюбовно с кредиторами, а предпочел скрыться, тем самым убив свой главный капитал — репутацию… Даже сие объяснимо: пожадничал, а о том, что китайцы тайной заставят поделиться (а они заставят, будьте уверены, сударь!) — не подумал. Ну, злой дух Адамову голову заморочил — бывает. Да, все перечисленное возможно — по отдельности. Но в совокупности… В совокупности — крайне (крайне!) маловероятно.

— Понятно… — потерянно выдохнул я. — Но тогда… — это был уже даже не свет надежды — так, отблеск последнего лучика из-за горизонта. — Но тогда почему вы сказали: «По крайней мере, пока»? Что вернуться я не смогу — «по крайней мере, пока».

— Ну-у… — протянул Сергей Казимирович. — То, что путь в мир-донор нынче забыт — а раньше его знали, иначе не смогли бы перекрыть вам Ключ — вовсе не значит, что сыскать его невозможно в принципе. Qui quaerit, reperit[2], как говорят латиняне. Кто ищет — найдет. Нужно искать. Чем я и занимаюсь — параллельно с основной, служебной деятельностью. Потребуются годы? Может быть. Десятки лет? Не исключено. Поэтому — «пока». Пока — невозможно. Когда-нибудь — станет иначе.

— Годы… — буркнул я. — Через годы — не факт, что для меня это еще актуально будет. Если вообще доживу…

— Что ж не дожить? — пожал плечами князь. — Вы, сударь, человек молодой, а потенциал у вас, как мы теперь знаем — о-го-го! Выучитесь, выслужите дворянство… Времена нынче прогрессивные — незнатный, но одаренный человек высоко может взлететь!

— А печеньки будут? — хмыкнул я.

— Что? — не понял Огинский.

— У нас, когда заманивают на темную сторону, обычно сулят печеньки.

— Снова вы, Владимир Леонидович, за свое, — сокрушенно покачал головой полковник. — Ну почему же на темную?! Я же вам не дýхам предаться предлагаю! Да, собственно, вовсе ничего не предлагаю, просто описываю перспективы. Вы не из черни, вы одаренный…

— Вот! — поднял я вверх указательный палец. — Меня даже слово это ваше коробит — чернь!

— А что в нем такого? — искренне удивился мой собеседник. — Сие же так наглядно. У людей, чуждых магии, аура черная — отсюда и обиходное название подлого сословия.

— Ага. Вот снова: «подлого»!

— А с сим термином что не так? Чернь издревле держалась вблизи — подле — одаренных. Иначе им просто не выжить — дýхи одолеют. Мастеровым и то без защиты со стороны дворянства не устоять…

— А мастеровые — кто такие? — это слово от князя я уже слышал — помнится, так он назвал лакея Воронцовых — но что оно означает, не понял ни тогда, ни сейчас. — Они, типа — не чернь?

— Их еще называют «синие воротнички», — пустился в объяснения Сергей Казимирович. — Потому как их аура понизу — темно-синяя. Как правило, это одаренные в первом поколении — маной наделенные едва-едва, обычно там десять-двадцать мерлинов, но всяко не более трех дюжин — это все низший, первый уровень. Маги из мастеровых, соответственно, получаются слабые, дворянства им не выслужить, но в каком-то одном деле они способны неплохо навостриться. Стать настоящим мастером — отсюда «мастеровые». Те из них, кто не ленятся силу развивать, неплохо поднимаются. Вон, кухарка наша, Глафира — из мастеровых. В Петрополисе могла бы в приличную ресторацию устроиться, но в Первопрестольной с сим хуже — тут у нас высококлассные заведения по пальцам можно пересчитать, все больше кабаки да трактиры… За печеньками, кстати — это как раз к ней, к Глафире, — лукаво усмехнулся князь.