– Кто-нибудь еще хочет оспорить мое право взять ее в жены? – громко крикнул варвар.

Девушка похолодела. Из толпы шагнул Марри. Барс кивнул ему в знак уважения, поднял меч для битвы.

– Нет! – громко сказал друг и обернулся к Кинни. – Пусть она сама выберет!

– У вас всегда ответственность перекладывают на женские плечи? – насмешливо спросил барс. – Мужчины не в состоянии принимать решения?

– Кинни! Скажи ему, кого ты выбираешь! – снова сказал Марри.

– Да, – варвар обернулся к газели, и она на мгновение засмотрелась в его серые глаза. – Скажи-ка, горлица. Кого ты вылечила, прикасаясь к нему в брачный период, да еще и не как-нибудь, а пролив на него свою собственную кровь?

Перед глазами Кинни все вдруг зашаталось.

– Барса, – едва слышно выдохнула она. Испуганное «ох» пронеслось по толпе. Гейрт побледнел. Варвар обернулся к Марри.

– Тебе еще нужно что-то знать?

Юноша метнул в Кинни резкий взгляд, полный ужаса и недоверия. Его губы шевельнулись, как будто Марри хотел что-то сказать, но потом снова сомкнулись с узкую полосу.

– Славься, жених и невеста! – придя в себя, закричали антилопы и затянули предсвадебную песню. В ней почти не было слов. Она представляла собой жалобное завывание, которое начинали мужчины, а потом подхватывали и женщины, и чем ближе к концу, тем ниже и торжественнее становились голоса. По щекам Кинни полились горькие слезы. Проклятый варвар. Какого ж рожна дернуло его свалиться наземь на ее пути? Что за темный дух заставил его сгубить жизнь молодой газели? Когда последняя, самая низкая нота предсвадебной песни простонала в воздухе, и зловещая тишина повисла над родительским домом Кинни, старший брат газели Орад взялся свободной рукой за топор и срубил невестинский столб сестры. Второе плечо его было накрепко связано белоснежной тканью, через которую щедро сочилась кровь, – видно, тоже на защиту Кинни вставал. Свежее еще дерево глухо застонало и повалилось. Народ в очередной раз ахнул – прабабушкина подкова раскололась надвое. Дрожащими пальцами отец сжал холодную ладошку несмышленой дочери, шагнул к барсу и вложил ее в руку жениха. Газель подняла заплаканный взгляд на барса. Мужчина тепло улыбнулся, смахнул с ее щеки соленую каплю и прижал невесту к груди так, будто мечтал об этом уже много лет.

– Я Риваль, – прошептал ей на ухо. – И уж теперь не отдам тебя.

4

Полог, которым невеста племени антилоп покрывала волосы, по обычаю должен был ткаться девушкой в предсвадебный период – дабы темные силы не успели впутаться в замысловатое плетение и осквернить брачный чертог. Захватив под мышку крючки и пряжу, Кинни забрела глубоко в дремучий лес, в свое любимое место, где никто не мог бы ее найти, удобно устроилась на поросшем мхом камне возле журчащего источника под ароматной сосенкой и принялась проворно перебирать пальцами, создавая замысловатый узор из белых, красных и синих нитей – в родовых цветах жениха и невесты. Соленые капли катились по щекам, падали на привыкшие к работе пальцы, пропитывали полог, сползали в ручей. Если бы была воля Кинни, она бы так и осталась жить в дремучей чаще, построила бы себе хижину, охотилась. Да негоже идти против воли племени. Тем более, если на брак дал добро сам вождь.

На земле у ног девушки уютно устроился большой черный волк, ласково терся мордой о ее колени. Рядом с ним по обыкновению своему пристроился Колосок, с некоторых пор считавший зверя своим лучшим другом. Сам жених остался в поселении – возводил дом, да только не привычный для милой горлицы, глинобитный, а деревянный, теплый и ароматный. Когда отец и брат Кинни попытались переубедить его, Риваль не спорил, молча выслушал все их доводы и все равно поступил так, как считал нужным. И вырос в поселении первый деревянный дом, высокой и статный, срубленный из свежих поленьев, источающих приятный терпкий запах. Стали на него заглядываться рослые унэши да девки накануне совершеннолетия, каждый, правда, высматривал свое. Первые – на дом любовались, думали и себе такой срубить, вторые – на высокого черноволосого хозяина, который по какой-то странной прихоти не просто не отращивал бороду, а совершенно сбривал ее с лица, оставляя широкие точеные скулы открытыми. На все это смотрели тайком, украдкой, а на людях обходили стороной и барса, и его непутевую невесту. От того среди антилоп мгновенно народилось множество слухов о варваре и распутной хранительнице – дескать, знали они друг друга давно и бесчинствовали еще со времен последней битвы между ненавистными племенами. Вот так в жизни бывает. Нелюдимая, скромная была хранительница, веселых антилоповых праздников чуралась, в лес убегала, а погляди-ка на нее, с кем спуталась. Вот и верь после этого в чистоту и благородство душ служительниц храма…

Так и сидела Кинни, выплетая сложный бело-сине-красный узор, когда из-за молодой сосенки неслышно шагнул Риваль. Девушка вздрогнула. И как же это она просмотрела приближающегося человека? Столько лет училась искусству все примечать, да видно, впустую. Риваль прошел по мягкому мху, остановился перед невестой, присел на корточки, чтобы посмотреть ей в глаза. Кинни оглядела его обрамленное волнистыми каштановыми волосами лицо, уже не такое гладко выбритое, с потемневшей дневной щетиной. И все же непривычно было видеть мужчину совсем без бороды. Он был похож на шкодливого мальчишку, из тех, что носятся по дворам и камешки в ворота подкладывают, чтобы хозяева утром как следует попотели, выбираясь на людную центральную улицу. Однако ни по телосложению, ни по выражению глаз мальчишкой его Кинни никак не назвала бы. Это был давно возмужавший парень, успевший познать не только материнские ласки, но и суровую правоту остро заточенного вражеского клинка. Риваль протянул руки и обнял своими длинными пальцами холодные ладошки газели.

– Ты боишься меня? – его низкий голос создал непривычный контраст тишине леса. Кинни не часто общалась с мужчинами, тем более наедине. Все это казалось странным, смущающим. Посмотрела в глаза барсу. Боится? Да нет же. Тут другое. Трепет?.. Каждый раз, когда будущий муж приближался к ней, молодая газель чувствовала себя точно так же, как в первый миг встречи на золотом рапсовом поле. Сердце как-то странно вздрагивало, а потом замирало, как будто совсем останавливалось. И Кинни никак не могла понять, от страха это или от ненависти.

– Нет, не боюсь, – вздернула подбородок. Он задорно улыбнулся, и на душе у нее отчего-то стало тепло и хорошо. Риваль редко улыбался на людях. Парень сел на камень рядом с Кинни. Черный волк по-дружески толкнул хозяина в колено. Риваль погрузил руку в жесткую шерсть, потеребил зверя по загривку.

– Хороший, Кроша. Молодец, ладно охраняешь хозяйку.

Кинни поджала губы, сдерживая улыбку. Кличка угольно-черного монстра до сих пор не укладывалась у нее в голове. Кроша. Смех один.

– Смешно тебе? – поддразнил Риваль. – А ну как спасет тебя от врага наш здоровый волк, как лошадь, вынесет из жестокой битвы, так по-другому запоешь.

– Я и сама за себя в битве постоять смогу, – гордо заявила Кинни.

– Видели мы таких воительниц.

Газель подскочила с камня, уязвленная его насмешкой. Полог полетел бы в ручей, да спасибо Ривалю – молниеносным движением простерлась навстречу свадебному покрывалу его длинная рука, поймала.

– Красивый покров ты плетешь, – тихо сказал он, осторожно провел пальцами по замысловатому узору.

Кинни тяжело глянула на его руку. Нельзя Ривалю не то что прикасаться к пологу – даже видеть его. Да ничего этот воин не делал так, как завещали предки. Что уж с него взять.

– Тебе повезло тогда на поле, темный варвар, – гордо заявила Кинни. – Прими же мой вызов теперь.

Риваль схватил ее за руку, притянул и чмокнул в губы.

– Для тебя все, что угодно, горлица.

Кинни взволнованно прикусила губу – сердце в самый неподходящий момент вдруг напомнило о себе и застучало так громко, как будто хотело выпрыгнуть из хрупкой девичьей груди и проплясать хороводом по лесу. Девушка достала из ножен меч, встала в оборонительную позицию.