– Так я поэтому здесь? – спросил Каладин. – Что я должен увидеть?

– Я хочу, чтобы ты подумал, – объяснила Азур. – Я твержу людям: наша Стенная стража – это искупление. Если ты решишь сражаться тут, всем будет наплевать, что ты делал раньше. Все знают: если мы падем, не будет ни города, ни государства. Ничто не имеет значения, кроме как удержать эту стену, когда начнется штурм. Можешь спрятаться в городе и молиться, чтобы мы оказались достаточно сильны без тебя. Но если не получится, ты будешь всего лишь еще одним трупом. Здесь ты можешь сражаться. Здесь у тебя есть шанс. Мы не будем на тебя давить. Сегодня можешь уйти. Приляг и подумай о том, что надвигается; вообрази ночь, когда здесь, наверху, другие будут умирать за тебя, истекая кровью. Подумай о том, каким бессильным ты окажешься, если монстры прорвутся. А завтра, когда ты вернешься, мы тебе достанем нашивку Стенной стражи.

Это была мощная речь. Каладин посмотрел на Сил, которая приземлилась на его плечо, а потом перевел взгляд на огни на горизонте.

«И ты там, Сах? Тебя и остальных тоже сюда привели?» А что с маленькой дочкой Саха, которая собирала цветы и держала в руках игральные карты, словно драгоценную игрушку? Там ли Хен – паршунья, которая потребовала, чтобы Каладину сохранили свободу, хотя сердилась на него все время, пока они странствовали?

Ради всех ветров, лучше бы их не втягивали в этот бардак.

Он вместе с остальными спустился обратно по лестнице, гремя по ступенькам. После этого Норо и прочие члены отряда попрощались с ним так весело, словно не сомневались, что он вернется. Наверное, так оно и будет – хоть и не по тем причинам, которые они предполагали.

Каладин вернулся в особняк и заставил себя побеседовать с охранниками в палатке для светлоглазых, но ничего не узнал, а его клейма заставили их немного понервничать. Когда наконец-то появились Адолин и Элокар, их иллюзии оказались на месте. Так что же пошло не так с ним? Сфера, которую ему дала Шаллан, осталась заряженной.

Каладин разыскал Дрехи и Скара, и они вместе с королем и Адолином отправились домой.

– Капитан, что такой задумчивый? – спросил Элокар.

– Сдается мне, – сказал Каладин, сузив глаза, – я отыскал для нас еще одного Сияющего.

Для нападения на Раталас с воды не хватало лодок, поэтому Далинар был вынужден использовать более заурядный штурм. Он спустился с запада – отправив Адолина обратно в Холинар, – а Садеасу и его силам поручил прийти с востока. Они подошли к Разлому вместе.

Далинар провел бо́льшую часть путешествия в шлейфе едкого дыма, который испускала небольшая кадильница на боку кареты Эви. Прошение к Вестникам, чтобы благословили ее брак.

Он часто слышал, как жена плачет внутри, но, покидая карету, она всегда выглядела совершенно спокойной. Эви читала ему письма, писала его ответы и делала заметки на встречах с генералами. Она во всех отношениях была безупречной алетийской супругой – и ее несчастье лежало тяжким бременем у него на душе.

В конце концов они достигли равнин вокруг озера, пересекли русло реки, которое было сухим и наполнялось лишь во время бурь. Камнепочкам здесь воды хватало с избытком, и они разрослись до громадных размеров. Некоторые были выше талии, а тянувшиеся из них лозы оказались толщиной с запястье Далинара.

Он ехал рядом с экипажем, вдыхая дым, и копыта его коня отбивали знакомый ритм по каменной земле. Из бокового окошка высунулась рука Эви и поместила в кадильницу еще один охранный глиф. Ее лица он не увидел, а рука быстро исчезла.

Шквальная женщина. Алетийка бы превратила это в уловку, чтобы его замучила совесть. Но она – не алетийка, хоть и подражала им изо всех сил. Эви слишком искренняя, и ее слезы были подлинными. Она действительно думала, что их размолвка в веденской крепости предвещает неприятности в отношениях.

Это его беспокоило. Больше, чем он хотел бы признать.

Подбежала молодая разведчица с последним донесением: авангард встал возле города, в месте, где Далинар пожелал разбить лагерь. Боев пока не было, да он их и не ждал. Таналан не осмелится покинуть стены вокруг Разлома, чтобы попытаться взять под контроль земли вне пределов полета стрелы.

Это была хорошая новость, но Далинар все равно едва не наорал на посланницу – ему хотелось сорвать раздражение на ком-нибудь. Буреотец, поскорее бы битва. Он сдержался и отослал женщину, поблагодарив.

Почему обидчивость Эви его так заботила? После ссор с Гавиларом такого не случалось. Буря свидетельница, такого не бывало и после прежних ссор с Эви. Странно. Все его хвалили, его слава простиралась по всему континенту, но вот она им не восхищается – и Далинар чувствовал, что каким-то образом потерпел неудачу. А сможет ли он и впрямь отправиться в бой, испытывая это чувство?

Нет. Не сможет.

«Ну так сделай что-нибудь».

Пока они лавировали по равнине, поросшей камнепочками, он крикнул вознице экипажа Эви, чтобы тот остановился. Потом, передав вожжи коня адъютанту, забрался внутрь.

Эви прикусила губу, когда Далинар устроился на сиденье напротив. Внутри хорошо пахло – благовония здесь ощущались слабее, а кремная пыль дороги не проникала сквозь дерево и ткань. Подушки были плюшевые, а еще здесь имелись сушеные фрукты в тарелочке и даже немного охлажденной воды.

– Что случилось? – резко спросила она.

– Седло натерло.

Она вздернула подбородок:

– Ну так попросил бы мазь…

– Я хочу поговорить, – признался Далинар со вздохом. – Ничего мне не натерло, на самом-то деле.

– А-а.

Она прижала колени к груди. В карете Эви расстегнула и закатала рукав защищенной руки, обнажив длинные изящные пальцы.

– Разве ты не этого хотела? – спросил Далинар, отведя взгляд от защищенной руки. – Ты же без конца молилась.

– Чтобы Вестники смягчили твое сердце.

– Ага. Ну вот, у них получилось. Я здесь. Давай поговорим.

– Нет, Далинар, – заявила она и, протянув руку, с нежностью коснулась его колена. – Я молилась не за себя, но за тех, кого твои соплеменники собираются убить.

– За бунтовщиков?

– Людей, которые отличаются от тебя лишь тем, что их угораздило родиться в другом городе. А что бы ты сделал, если бы вражеская армия пришла, чтобы захватить твой дом?

– Я бы сражался. И они будут сражаться. Победит достойный.

– Кто дал тебе право?

– Мой меч. – Далинар пожал плечами. – Если Всемогущий желает, чтобы мы правили, мы победим. Если нет, проиграем. Честно говоря, мне кажется, Он хочет проверить, кто сильнее.

– Значит, для милосердия места нет?

– Мы тут оказались в первую очередь из-за милосердия. Если они не хотят сражаться, пусть покорятся нашей власти.

– Но… – Она посмотрела на свои руки, сложенные на коленях. – Прости. Я не хочу опять ссориться.

– А я хочу, – заявил Далинар. – Мне нравится, когда ты отстаиваешь свою точку зрения. Нравится, когда ты сражаешься.

Она сморгнула слезы и отвернулась.

– Эви…

– Ненавижу то, что это делает с тобой, – тихо проговорила она. – Я вижу в тебе красоту, Далинар Холин. Вижу великого человека, который сражается с ужасным. И еще иногда у тебя такой взгляд… Жуткая, ужасающая пустота. Как будто ты превратился в бессердечное существо, что пожирает души, желая заполнить пропасть внутри, и оставляет позади себя шлейф спренов боли. Я не могу избавиться от этого образа.

Он поерзал на сиденье кареты. О чем она говорит? Что еще за «взгляд»? Или это вроде того раза, когда Эви заявила, что на коже людей собираются плохие воспоминания и их надо раз в месяц счищать с помощью камня? У западников встречались любопытные суеверия.

– Эви, что ты хочешь, чтобы я сделал? – тихо спросил он.

– Я снова победила? – с горечью проговорила она. – Еще одна битва, в которой я пустила тебе кровь?