Он выкурил сигарету, затем сделал углубление в тулье шляпы, положил туда камень и, улегшись на траву, прикрыл этой утяжеленной шляпой лицо. И все пытался угадать, какой сон будет к удаче. Представил себе ее на вороном скакуне. Как она ехала с прямой спиной, шляпа сидела на ней ровно, и волосы развевались на ветру, а потом она повернулась и улыбнулась, и еще он запомнил ее взгляд. Потом он подумал о Блевинсе. Вспомнил выражение его лица, когда тот отдавал ему свои песо. Однажды в Сальтильо ему приснилось, что к нему в камеру пришел Блевинс и они рассуждают о том, что такое смерть. Блевинс говорил ему, что в ней нет ничего страшного, и Джон-Грейди соглашался. Джон-Грейди подумал, что если ему опять приснится Блевинс, то потом, может, мальчишка наконец-то оставит его навсегда и заснет вечным сном с такими же, как он, бедолагами. Трава шуршала на ветру, и Джон-Грейди под это шуршание уснул, но никаких снов не видел.

Обратно ехал через пастбища. Из-под деревьев выходили коровы, спасавшиеся там от дневной жары. Проезжая мимо одичавшей яблони, Джон-Грейди сорвал яблоко, надкусил, но оно оказалось зеленым, твердым и горьким. Он спешился и повел коня по бывшему яблоневому саду в поисках падалицы, но ничего не нашел – наверное, все поели коровы. Потом они подъехали к заброшенному дому. Двери там не было, и Джон-Грейди въехал на жеребце внутрь. Часть стропил кто-то снял – видимо, охотники и пастухи пустили их на дрова для костров, которые разводили прямо на полу. К стене была прибита телячья шкура. В окнах не было не только стекол, но и рам, которые тоже, скорее всего, пошли на дрова. Казалось, жизнь, некогда кипевшая в этих стенах, вдруг внезапно и необъяснимо оборвалась. Жеребцу тут явно не нравилось, и Джон-Грейди, тронув его бока каблуками и действуя поводьями, развернул его, и они выехали наружу. Останки дома и сада быстро остались позади и скрылись из вида. Они ехали по заболоченному лугу к дороге. Воздух пьянил, над головами человека и коня ворковали голуби, и Джон-Грейди время от времени пускал в ход поводья, чтобы конь не наступал на собственную тень, – это волновало его.

Джон-Грейди умылся под краном в коррале, сменил рубашку, стер пыль с сапог и пошел к бараку. Уже стемнело. Пастухи отужинали и теперь сидели под навесом, курили.

Джон-Грейди поздоровался, услышав в ответ:

¿Eres tu, Juan?[149]

Claro[150].

Возникла пауза, потом кто-то из мексиканцев сказал ему «добро пожаловать». Джон-Грейди поблагодарил.

Он сидел, курил и рассказывал, что с ним произошло. Пастухи поинтересовались, как поживает Ролинс, который был для них ближе Джона-Грейди. Узнав, что Ролинс сюда больше не вернется, они огорчились, но кто-то резонно заметил, что человек много теряет, когда покидает родину. Ведь не случайно ты рождаешься именно в этой стране, а не в какой-то другой. И еще кто-то сказал, что погода, ветра и времена года не только создают поля, холмы, реки, горы, но и влияют на судьбы людей и передают это из поколения в поколение, и с этим нельзя не считаться. Они также поговорили о коровах, лошадях, о молодых кобылах, у которых началась течка, о свадьбе в Ла-Веге и похоронах в Виборе. Никто не упомянул ни хозяина, ни Альфонсу. Никто и словом не обмолвился о хозяйской дочке. В конце концов Джон-Грейди пожелал им доброй ночи и направился к хозяйскому дому. Подошел к двери и постучал. Некоторое время никто не отзывался, тогда он снова постучал. Наконец на пороге появилась Мария, и он понял, что из ее комнаты только что вышел Карлос. Она посмотрела на часы над раковиной.

¿Ya comiste?[151] – спросила она.

No.

Siéntate. Hay tiempo[152].

Он сел за стол, и она поставила разогреваться сковородку с жареной бараниной и подливкой, а несколько минут спустя принесла ему полную тарелку и кофе. Закончив мыть посуду, она вытерла руки фартуком и без нескольких минут десять вышла из кухни. Затем вернулась и остановилась на пороге. Джон-Грейди встал из-за стола.

Está en la sala[153], сказала она.

Джон-Грейди прошел через холл в гостиную. Дуэнья Альфонса стояла с очень официальным видом. Она была одета с элегантностью, от которой веяло холодом. Прошла к столу, села и жестом предложила Джону-Грейди сделать то же самое.

Он медленно прошел по ковру с орнаментом и тоже сел. За ее спиной на стене висел гобелен, на котором изображалась встреча двух всадников на дороге. Над двойными дверями в библиотеку была прикреплена голова быка с одним рогом.

Эктор был уверен, что ты здесь больше не появишься. Я говорила, что он ошибается.

Когда он вернется?

Не скоро. Но так или иначе, вряд ли он захочет тебя видеть.

По-моему, я имею право объясниться.

А по-моему, баланс уже подведен, причем в твою пользу. Ты принес большое разочарование моему племяннику и немалые расходы мне.

Не сочтите за дерзость, мэм, но я и сам испытал некоторые неудобства.

Когда полицейские приезжали сюда первый раз, мой племянник отправил их назад с пустыми руками. Вознамерился провести собственное расследование. Был уверен, что их версия ошибочна.

Почему же он ничего мне не сказал?

Он дал слово команданте. Иначе тебя забрали бы сразу же. Но он хотел провести собственное расследование. Согласись, что команданте имел все основания не предупреждать заранее тех, кого он намерен арестовать.

Напрасно дон Эктор лишил меня шанса рассказать, что тогда случилось. Глядишь, все вышло бы иначе…

До этого ты уже дважды говорил ему неправду. Он имел основания предположить, что ты способен солгать и в третий раз.

Я никогда не лгал ему.

История об украденной лошади дошла до этих мест еще до вашего прибытия. Было известно, что конокрады – американцы. Когда он спросил тебя об этом, ты сказал, что ничего не знаешь. Потом несколько месяцев спустя ваш приятель вернулся в Энкантаду и убил там человека. Государственного служащего. Никто не сможет отрицать этого.

Когда он возвращается?

Он все равно не захочет тебя видеть.

Вы, значит, тоже считаете меня преступником?

Я готова поверить, что против тебя сложились обстоятельства. Но сделанного не воротишь.

Почему вы меня выкупили?

Ты и сам отлично знаешь почему.

Из-за Алехандры?

Да.

А что она обещала взамен?

Думаю, ты и это понимаешь.

Она обещала, что больше никогда со мной не увидится?

Да.

Джон-Грейди откинулся на спинку стула, посмотрел мимо дуэньи Альфонсы на стену. На гобелен. На голубую декоративную вазу на ореховом буфете.

У меня не хватит пальцев на руках, чтобы подсчитать, сколько женщин из нашей семьи пострадали из-за любовных связей с недостойными мужчинами. Разумеется, кого-то из кавалеров увлекли революционные идеи – такие уж были времена… Моя сестра Матильда, например, в двадцать один год уже дважды стала вдовой. Обоих ее мужей застрелили. Двоемужница… Просто какое-то фамильное проклятие… Не хочется об этом думать, но такое впечатление, что на нас наложена порча… Нет, Алехандру ты больше никогда не увидишь.

Вы загнали ее в угол.

Я была рада, что появилась хоть какая-то возможность с нею договориться.

Только не говорите, что я должен сказать за это спасибо.

Не буду.

Вы не имели права… Лучше бы я остался в тюрьме.

Ты бы там не выжил.

Ну умер бы. И что?!

Они сидели и молчали. Было слышно, как тикают часы в холле.

Мы хотим дать тебе коня. Его выбором займется Антонио. У тебя есть деньги?

Он посмотрел на нее, потом медленно произнес:

Я-то думал, раз в молодости вы сами хлебнули горя, значит будете подобрее к другим.

Ты ошибся.

Наверное.

Мой опыт отнюдь не убедил меня, что пережитые тяготы делают людей добрее.