Мне бы отлить, сказал Ролинс.

Он и Джон-Грейди пошли по высокой траве. Блевинс хромал за ними следом. Никто не обратил на них никакого внимания. Тем временем вернулся разведчик, доложился капитану, а тот взял винтовку у одного из подчиненных и передал чарро, который взвесил ее на руке так, словно это спортивное оружие. Арестанты тем временем вернулись к грузовику. Блевинс уселся чуть поодаль. Чарро посмотрел на него, вынул изо рта сигарету, бросил в траву и наступил каблуком. Блевинс встал и похромал к задней части грузовика, где стояли Ролинс и Джон-Грейди.

Что они задумали? – с тревогой в голосе спросил он.

К ним подошел охранник с винтовкой:

Vámonos.

Ролинс, который стоял, опершись на кузов, выпрямился.

Solo el chico, сказал охранник. Vámonos[97].

Ролинс посмотрел на Джона-Грейди.

Что они задумали? – повторил Блевинс.

Ничего, сказал Ролинс. И посмотрел на Джона-Грейди.

Тот промолчал. Охранник взял Блевинса за руку.

Vámonos, повторил он.

Погоди, сказал Блевинс.

Están esperando[98], отозвался охранник.

Блевинс извернулся, освободился от державшей его руки и сел на траву. Потемнев лицом, конвоир бросил взгляд туда, где у кабины стоял капитан. Блевинс стащил сапог и сунул внутрь руку. Вынул черную от пота стельку и отбросил в сторону. Потом снова сунул руку в сапог. Конвоир наклонился и, схватив Блевинса за тощее предплечье, рывком попытался поставить его на ноги. Блевинс отбивался, как умел, пытаясь что-то передать Джону-Грейди.

Возьми, прошипел он.

Зачем мне это? – спросил Джон-Грейди, глядя на мальчишку.

Бери, тебе говорят! – почти крикнул тот и сунул в руку Джона-Грейди комок песо.

Конвоир пихнул его вперед, а сапог так и остался лежать на земле.

Погоди. Дай сапог-то надену, упирался Блевинс.

Но конвоир продолжал толкать его, и Блевинс, хромая, поплелся, куда его толкали. Выйдя из-за грузовика, он безмолвно и испуганно оглянулся, а потом двинулся вслед за капитаном и чарро через поляну к деревьям. Капитан положил ему руку на плечо, словно доброжелательный советчик, и повел его дальше. Человек с винтовкой шел следом. Вскоре Блевинс оказался среди эбеновых деревьев, – шел хромая, в одном сапоге, почти такой, каким они увидели его тогда в арройо после грозы в этих чужих неведомых краях несколько месяцев назад.

Ролинс посмотрел на Джона-Грейди. Тот, сжав губы, смотрел вслед маленькой ковылявшей фигурке. Казалось, в Блевинсе даже и плоти-то слишком мало, чтобы он мог выступать средоточием ярости и негодования стольких мужчин. В нем вообще было что-то призрачное, ненастоящее.

Ты помалкивай, предупредил Джона-Грейди Ролинс.

Хорошо.

Ни слова!

Джон-Грейди посмотрел на Ролинса, потом на конвоиров, обвел взглядом то странное место, где они находились. Чужое небо, неведомые края.

Ладно, сказал он. Буду молчать.

Через некоторое время из кабины вышел водитель и отправился посмотреть, что там в пустых постройках. Конвоиры остались у грузовика. Двое арестантов и трое конвоиров в мятой форме. Конвоир без винтовки присел на корточки у колеса. Прошло довольно много времени. Ролинс уперся кулаками в борт, положил на них голову и прикрыл глаза. Вскоре он снова выпрямился и посмотрел на Джона-Грейди.

Неужто они решили отвести его подальше и пристрелить? Черт знает что… Просто отвести подальше и пристрелить!

Джон-Грейди обернулся к нему. В этот момент из рощи донесся пистолетный выстрел – негромкий, похожий на хлопок. Потом еще один.

Когда из-за деревьев снова показались капитан и чарро, у капитана в руке были наручники.

¡Vámonos! – рявкнул он.

Конвоиры зашевелились. Один из них ступил на колесо и стал нашаривать в кузове цепь. Из полуразрушенного амбара появился шофер.

Все о’кей. С нами все о’кей, лихорадочно зашептал Ролинс.

Джон-Грейди промолчал. Он поднял руку, чтобы надвинуть на лоб шляпу, но вдруг вспомнил, что ни у него, ни у Ролинса шляп нет. Тогда он забрался в кузов и сел. Сидел и ждал, когда его опять прикуют цепью к напарнику. В траве у грузовика валялся сапог Блевинса. Один из конвоиров нагнулся, поднял его и зашвырнул далеко в траву.

Когда грузовик выехал из рощи обратно, был уже вечер, солнце бросало на траву длинные тени, низины налились мраком. В вечерней луговой прохладе над самой травой замельтешили птички. Ястребы, четкими силуэтами вырисовываясь на закатном небе, застыли на верхних сучьях сухого дерева, ожидая, когда подвернется жертва.

В Сальтильо они приехали часов в десять вечера. Местные жители совершали вечерний променад, кафе были полны. Грузовик остановился на большой площади напротив собора, капитан выбрался из кабины и направился куда-то через улицу. На скамейках, под желтоватыми фонарями, сидели старики, которым чистили ботинки. Плакаты призывали прохожих не ходить по газонам. На улице вовсю торговали брикетами замороженного фруктового сока. Девушки с напудренными лицами расхаживали парами под ручку и время от времени оглядывались. Глаза у них были темные и испуганные. Джон-Грейди и Ролинс сидели, завернувшись в одеяла. Никто не обращал на них внимания. Вскоре вернулся капитан, залез в кабину, и они опять поехали.

Грузовик петлял по улочкам, останавливался то здесь, то там, у домиков и магазинчиков, пока кузов не опустел. Впрочем, кое-где они брали новые ящики и свертки. Уже за полночь машина подъехала к внушительному зданию старой тюрьмы на улице Кастелар.

Джон-Грейди и Ролинс оказались в помещении с каменным полом, где сильно пахло хлоркой. С них сняли наручники, и они уселись на корточки у стены, накинув на плечи одеяла, словно монахи нищенствующего ордена. Открылась дверь, и появился капитан, на сей раз без пистолета. Он уставился на них в свете единственной лампочки, свисавшей с потолка, чуть повел подбородком, и охранник, открывавший дверь, тотчас же исчез, аккуратно закрыв ее за собой.

Капитан молча смотрел на арестованных, сложив руки на груди и упершись большим пальцем в подбородок. Джон-Грейди и Ролинс посмотрели на него, потом на его ботинки, потом отвели взгляды. А он все смотрел и смотрел на них, и все трое чего-то ждали, словно пассажиры остановившегося на полустанке поезда. Впрочем, купе капитана было от них отдельным, к тому же, в отличие от них, он занимал его по собственной воле. Да и вообще мир капитана был открыт лишь для немногих избранных и, хотя и включал в себя все остальные миры, но из них в мир капитана всякой шушере доступа не было. Пребывание в этом особом мире было неразрывно связано с его профессией, и, однажды попав в этот мир, его уже нельзя было просто так покинуть.

Капитан стал расхаживать по помещению, затем остановился. Он сообщил, что тот, кого они называли чарро, там, на заброшенной усадьбе в роще, не совладал со своими нервами. И пояснил, что этот человек приходится братом тому бедняге, которого застрелил убийца Блевинс, а кроме того, он заплатил некую сумму, чтобы были предприняты определенные меры, выполнена задача, которая оказалась возложенной на него, капитана.

Этот человек сам пришел ко мне. Я к нему не ходил. Пришел и стал говорить о справедливости. О его семейной чести. Думаете, людям все это действительно нужно? По-моему, нет. По-моему, это нужно немногим. Но все равно я удивился. Сильно удивился. У нас нет смертной казни для преступников. Тут приходится договариваться особо. Я говорю это вам, потому что вам-то как раз и придется договариваться.

Джон-Грейди поднял взгляд на капитана. Тот продолжал:

Вы не первые американцы в этой тюрьме. У меня тут есть друзья, и вы будете договариваться с ними. Я не хочу, чтобы вы наделали ошибок.

У нас все равно нет денег, отозвался Джон-Грейди, и мы не собираемся ни с кем ни о чем договариваться.

Вы уж меня извините, но вам придется… Вы ничего не понимаете.