Джон-Грейди с сомнением покачал головой. Блевинс взял поводья, но тут же уронил их, а когда наклонился, чтобы подобрать, чуть снова не свалился наземь. Он кое-как удержался, затем выпрямился в седле и резко развернул коня.

У меня и справка об этом есть, сообщил он.

Затем Блевинс ударил гнедого каблуками в брюхо, отчего тот присел на задние ноги, а потом рванул вперед. Блевинс же снова грохнулся на землю. Ролинс с отвращением сплюнул:

Ну и пусть тут отдыхает!

Залезай на коня, велел мальчишке Джон-Грейди. И кончай валять дурака.

К вечеру северную часть неба затянуло грозовыми тучами. Все вокруг посерело. Они остановились на вершине холма, чтобы осмотреться. Прямо на них двигалась гроза, порыв ветра обдал прохладой разгоряченные лица. Ежась и прикрывая глаза, все трое молча переглянулись. Вдалеке вовсю сверкали молнии, словно там, за грозовой пеленой, проводились сварочные работы. Как будто кто-то ремонтировал гигантский железный каркас мироздания.

Ну сейчас и шарахнет! – проворчал Ролинс.

А как же я-то? Мне это нельзя, жалобно произнес Блевинс.

Ролинс мрачно усмехнулся и, покосившись на мальчишку, сказал:

Нет, вы только полюбуйтесь на этого героя!

Где же ты тут укроешься? – спросил Блевинса Джон-Грейди.

Не знаю… Но мне обязательно надо где-нибудь спрятаться.

Боишься растаять под дождичком? Ты, часом, не сахарный?

Я из-за молнии…

Из-за молнии?

Угу.

Господи, он даже почти протрезвел от ужаса, фыркнул Ролинс.

Боишься молнии? – переспросил мальчишку Джон-Грейди.

Она вдарит в меня, вот как бог свят!

Ролинс кивнул в сторону фляжки, привязанной к луке седла Джона-Грейди.

Больше не давай ему прикладываться. А то у него белая горячка будет.

У нас это в роду, пояснил Блевинс. Моего деда, например, убило в шахте в Западной Виргинии. Он как раз поднимался из забоя в бадье. Молнии так не терпелось его угробить, что она даже не стала ждать, когда он выберется на поверхность, а достала его прямо сквозь дырку на глубине ста восьмидесяти футов. Пришлось заливать бадью водой, чтобы она остыла и можно было вытащить его и еще двоих бедолаг. Они там поджарились как сардельки. А в девятьсот четвертом году молния убила отцовского старшего брата. Попала в буровую вышку в Батсон-Филде. Вышка была деревянной, но молния все равно в нее угодила, а ему не было и девятнадцати. А двоюродного деда с маминой стороны – нет, вы меня поняли? с маминой! – убило, когда он скакал в грозу на лошади. На ней и волоска не опалило, а с него пришлось срезать ремень, потому что на пряжке от жара замок запаялся. А моего двоюродного брата – он старше меня на четыре года – молния подстерегла, когда он шел из конюшни в дом. У него всю левую сторону парализовало, при этом пломбы в зубах расплавились так, что челюсти одна к другой приварились, у него даже рот не открывался.

Вот видишь, сказал Ролинс Джону-Грейди. Он бредит.

Они не могли понять, что стряслось с мальчишкой. Блевинс дергался, бормотал что-то несуразное и показывал на свой рот пальцем.

Здоров он заливать, заметил Ролинс.

Блевинс его не слышал. На лбу у него выступили капли пота.

Еще одному моему двоюродному брату уже по отцовской линии молния спалила волосы на голове. Мелочь прожгла ему карман, монеты провалились в дырки и подожгли траву. И в меня молния попадала, причем уже целых два раза – потому я и оглох вот на это ухо. Нет, мне как пить дать на роду написано помереть от огня. Тут главное, чтобы в грозу на тебе не было никакого металла. Поди угадай, что притянет молнию. Заклепки джинсов, гвозди в сапогах…

Ну и что же ты собираешься делать? – спросил Ролинс.

Блевинс злобно посмотрел на север.

Попробую от грозы ускакать. Иначе мне каюк!

Ролинс посмотрел на Джона-Грейди, потом наклонился и сплюнул.

Ну вот, видишь? Никаких сомнений. Он рехнулся. Окончательно и бесповоротно.

От грозы не ускачешь, заметил Джон-Грейди. Ты б лучше успокоился.

Иначе все, кранты! – упрямо повторил Блевинс.

Не успел он договорить, как донесся первый удар грома, еще нестрашный, похожий на треск ломающейся ветки, на которую ненароком наступили. Блевинс снял шляпу, провел рукавом по лицу, одной рукой схватил поводья, а затем, оглянувшись, ударил коня по крупу шляпой, и тот пустился вскачь.

Они смотрели ему вслед. Блевинс попытался на ходу надеть шляпу, но она вылетела у него из руки и покатилась по дороге. Подпрыгивая в седле, он отчаянно дергал локтями, и постепенно его комичная фигурка стала уменьшаться и таять в сумерках.

Я за него не отвечаю, сообщил Ролинс.

Он отцепил флягу от седла Джона-Грейди и двинул своего коня вперед.

По дороге он, конечно, свалится, а вот где потом искать его коня, это вопрос, проворчал он и поехал, прикладываясь к фляге и бормоча что-то себе под нос.

А я знаю, где потом искать его коня! – вдруг крикнул он, оборачиваясь к Джону-Грейди.

Джон-Грейди не отставал. Пыль из-под конских копыт уносилась вперед, подхватываемая ветром, который дул им в спины.

У черта на куличках! – продолжал кричать Ролинс. У сатаны на сковородке, вот где!

Они ехали не останавливаясь. В ветре появились первые капли дождя. Ага, вот посреди дороги валяется шляпа Блевинса. Ролинс хотел проехаться по ней, но Малыш обогнул помеху. Джон-Грейди вытащил ногу из стремени, нагнулся и, не спешиваясь, подхватил шляпу. Они слышали, как за спинами шумит ливень, словно за ними гонится разъяренная толпа.

Вскоре они увидели коня Блевинса. Гнедой был привязан к одной из росших скопом ив. Под сильным дождем Ролинс развернул Малыша и вопросительно посмотрел на Джона-Грейди. Тот проехал между деревьями и спустился в арройо, выискивая отпечатки ног на суглинке. Вскоре увидел Блевинса. Мальчишка прятался в корнях мертвого тополя, там, где арройо резко поворачивало и выходило на равнину. На мальчишке не было ничего, кроме не по размеру больших грязных трусов.

Что ты тут делаешь? – спросил Джон-Грейди.

Блевинс сидел на корточках, обхватив себя за худые и бледные плечи.

Сижу. А нельзя?

Джон-Грейди бросил взгляд на равнину, туда, где последние светлые прогалы закрывались тучами, и, наклонившись, положил к ногам Блевинса его шляпу.

Где твоя одежда? – спросил он.

Снял.

Это я понял. Но где она?

Оставил вон там. На рубашке есть медные пуговки.

Если польет сильный дождь, то по оврагу хлынет поток. Об этом подумал?

В тебя никогда не попадала молния. Ты просто не знаешь, что это такое. Если бы знал, запел бы по-другому.

Утонешь, дурила!

Фигня. Тонуть мне еще не приходилось.

Значит, так и будешь сидеть здесь?

Так и буду.

Джон-Грейди упер руки в бедра:

Ну как знаешь. Больше нам толковать не о чем.

С севера донесся жуткий раскат грома. Казалось, раскололась земля. Блевинс в ужасе обхватил голову руками. Джон-Грейди повернул Редбо и поехал по арройо обратно. Крупные капли бомбили влажный песок, оставляя на нем крошечные кратеры. Он оглянулся на Блевинса. Тот застыл в той же позе, как еще одна нелепая деталь и без того причудливого ландшафта.

Где он? – спросил Ролинс, когда Джон-Грейди к нему подъехал.

Сидит под деревом. Надень дождевик.

Я сразу понял, что у пацана в башке не хватает винтиков, заметил Ролинс. С первого взгляда. У него это на лице написано. Причем крупными буквами.

Дождь лил стеной. Конь Блевинса маячил сквозь пелену ливня, словно привидение. Они съехали с дороги, двинулись по оврагу в сторону деревьев и укрылись под большим, чуть нависающим камнем. Присели на корточки, не выпуская из рук поводьев. Колени у них мокли под дождем. Кони переминались с ноги на ногу, вскидывали головы. Вокруг сверкали молнии, грохотал гром, ветер бушевал в акациях, а с черного неба на равнину низвергались потоки воды. Послышался топот конских копыт, который тут же растворился в шуме дождя.

Ты понял? Ты понял, кто проскакал? – вскинулся Ролинс.