Хотя Солон и сумел отринуть от себя всякий помысел о захвате верховной власти в свои руки, однако и его государственное устройство не избавило Аттику от временной тирании. Один из молодых евпатридов, Писистрат из дома Нелеидов, опираясь на свои военные заслуги в борьбе с мегарцами и поддерживаемый диакриями, еще во времена Солона успел захватить власть в свои руки и дважды утрачивал ее и вновь захватывал, пока окончательно не удержал за собой (538–527 гг. до н. э.). Он утвердился во власти обычными средствами всех греческих тиранов – фракийскими наемниками, союзами с другими тиранами, Лигдамидом Наксосским и со знаменитейшим из всех Поликратом Самосским, колонизациями и приобретением новых земель. В то же время он поощрял развитие сельской культуры, любил окружать себя писателями и художниками. Он обратил особое внимание на устройство правосудия в деревенских общинах, которые часто посещал лично, и, по свидетельству Аристотеля, он был очень любим народом как правитель. Законы Солона он оставил неприкосновенными, насколько они не мешали его правлению, которое он удивительно умело и ловко умел примирить с быстро возраставшим могуществом народа. Он и умер правителем, и даже передал свою власть как вполне обеспеченное достояние своим сыновьям. Старший из них, Гиппий, пошел по следам отца, вступил в новые союзы, сумел даже поладить со Спартой, но убийство его брата, Гиппарха, который пал жертвой частной мести двух граждан, Гармодия и Аристогитона, поколебало спокойствие Гиппия и вынудило его к суровым мерам, которые значительно ему повредили.

К тому же под власть дома Нелеидов, к которому принадлежал Писистрат, давно уже подкапывались потомки другого знатного рода – Алкмеонидов, который был изгнан после неудачной попытки Килона захватить власть и учредить в Афинах тиранию. Эти Алкмеониды деятельно работали в изгнании, подготавливая гибель Писистратидам. Они вошли в отношения со жрецами Дельфийского оракула, склонили их на свою сторону, а через них воздействовали и на Спарту. Два раза они пытались свергнуть Гиппия, но безуспешно. На третий раз, когда счастливая случайность предала в их руки детей Гиппия, они добились своей цели, Гиппий бежал, а Алкмеониды возвратились на родину (510 г. до н. э.).

Но случилось совсем не то, чего ожидали все греческие государства. Аристократическая форма правления не была восстановлена. Напротив, наступил резкий поворот в сторону чистой демократии, и главным деятелем в этом смысле явился один из Алкмеонидов, Клисфен, способствовавший изгнанию тирана Гиппия. Из каких побуждений он действовал, теперь узнать невозможно. Известно только, что он восстановил солоновское государственное устройство и придал ему новую форму в дальнейшем развитии демократии.

План реформ был задуман Клисфеном широко и требовал продолжительного времени для своего осуществления. Вместо весьма древнего разделения страны на 4 филы, при котором евпатриды имели полную возможность оказывать сильное местное влияние, Клисфен ввел разделение на 10 фил, и каждая из них ежегодно избирала по 50 членов в совет, по 500 гелиастов в народное судилище, и таким образом совет состоял уже из 500 членов, а гелиея из 5 тысяч граждан. За смелым нововведением последовала сильная реакция. Предводитель противной партии, Исагор, призвал спартанцев на помощь; спартанское войско под предводительством царя Клеомена заняло афинский Акрополь. Но самосознание народа за это время успело настолько возрасти, что народ не допустил иноземного вмешательства в свои дела. Произошло общее народное восстание, и небольшое спартанское войско вынуждено было капитулировать. После этого афиняне стали опасаться мести со стороны своей грозной соседки Спарты, и эти опасения были настолько велики, что одно время афиняне стали даже хлопотать о помощи со стороны Персии и обращались за этим даже к ближайшему персидскому сатрапу, в Сарды. Но опасность вскоре миновала: наступавшее на Аттику спартанское войско вынуждено было вернуться, потому что между его начальниками начались раздоры и дело дошло до полного нарушения воинской дисциплины. Однако спартанцы все же не думали бросать дела, и сильная партия между ними домогалась восстановления тирании в Афинах при спартанской помощи.

Многим такая форма правления в соседнем государстве казалась более выгодной, нежели народное правление, при котором ловкий и смелый демагог мог легко увлечь за собой толпу. Гиппий даже был приглашен в Спарту. Но при обсуждении вопроса о вмешательстве Спарты на общем собрании пелопоннесских союзных государств против этого восстали многие, и преимущественно коринфяне. Их оратор начал свою речь горячим вступлением: «Небо и земля – на месте ли вы?!» и доказал всю противоестественность заступничества за тиранию со стороны государства, которое никогда бы не допустило ее у себя. Спартанское вмешательство, таким образом, не состоялось, и демократический принцип окончательно восторжествовал в Афинах.

В отдельных демах или деревенских округах Аттики, которых прежде насчитывали 100, а затем уже и 190, развилось самоуправление в самом широком смысле слова. Каждые 10 демов составили филу. Тогда же было допущено еще одно крупное нововведение: архонтов стали замещать не по выборам, а по жребию между теми, кто добивался архонтства или имел на него права. Против попыток восстановления тирании изобрели весьма своеобразную меру – остракизм (суд черепков, если можно так выразиться). Ежегодно народному собранию, иногда по представлению совета, иногда по инициативе частного лица, задавался вопрос: «А не имеется ли основание для изгнания такого-то гражданина?», т. е. не питает ли такой-то затаенного желания быть тираном, или даже – не настолько ли он влиятелен, что такой соблазн может прийти ему в голову. Если собрание отвечало на этот вопрос утвердительно, то вопрос пускали на голоса, т. е. выцарапывали имя опасного гражданина на черепках, и если таких черепков набиралось 6 тысяч, то участь гражданина была решена: он изгонялся из страны, хотя это изгнание не было сопряжено ни с потерей чести, ни с конфискацией имущества. Изгнание остракизмом осуждало на 10 лет пребывания вне страны, но это было простой формальностью, и по решению народа он мог быть в любое время вызван обратно.

Так образовалось в Средней Греции, на бойком и удобном для отношения с соседними странами месте новое государство, выросшее из совершенно иной основы, нежели Спарта, и быстро двигавшееся по пути развития. Образование этого государства было важнейшим политическим событием двух последних столетий. В течение этого времени значительно изменилась и вся жизнь того народа, который уже давно был известен под одним общим названием эллинов. С быстротой, беспримерной в истории человечества, эллины овладели почти всем Средиземным морем и усеяли его берега и острова своими колониями.

Финикийцы, несколько ослабленные уже сложившимися на Востоке историческими условиями жизни, всюду были вынуждены уступать место этому более способному, более многостороннему, более энергичному народу; и всюду возникали новые своеобразные города, отличавшиеся таким быстрым ростом населения, что приходилось организовывать новые колонии. В этом величавом, всепобедном шествии одинаково принимали участие все греческие племена, и именно в этих разнообразных поселениях и выросло то общеэллинское национальное чувство, которое обособляло греков от чуждых им или варварских племен, среди которых им приходилось селиться. Побуждения к этим беспрерывно возобновлявшимся и громадным выселениям были различны. Одних вынуждала к выселению с родины действительная нужда, других победа противной им партии в сильно разгоревшейся повсюду борьбе партий, третьих увлекала вдаль страсть к приключениям, а иногда и само правительство руководило выселением части граждан, чтобы избавить города от избытка населения. Очень немногие из этих выселений производились вследствие вынужденного, насильственного разрыва с отечеством. Переселенцы обычно захватывали с собой головню из родного очага и ею зажигали свой новый очаг на месте нового поселения, и названия площадей и улиц родного города возрождались в его выселке, и начинались из нового города отправления почетных посольств на празднества родного города, и обратно посольства из старого отечественного города на праздники в честь божеств нового поселения. Но тем и ограничивались обоюдные связи, выселенцы искали на чужбине независимости и всюду находили ее. Чтобы дать понятие об этих отношениях между метрополией и колониями, припомним, что один город Милет в течение полутора столетий выделил из себя 80 колоний в разные стороны, и эти колонии не составляли ни милетского царства, ни милетского союза городов, и каждая из них существовала сама по себе и жила своей жизнью, хотя и сохраняла дружественные отношения к своим согражданам и землякам.