Внимание Эллиса привлек новый звук: приближался поезд. Прогрохотав по рельсам, он замедлил ход и наконец остановился у перрона. Эллис сразу же вообразил, как Грейс заходит в вагон и устраивается в уголке. Представил, как она – бледная, встревоженная – выглядывает в окно, чтобы убедиться, что ее никто не видел. Поезд тронулся. И вот уже она катит себе подальше отсюда. Эллис вцепился в мокрую землю, пытаясь отогнать мысль, что она его бросила и он остался здесь один, предоставленный сам себе.

Затем он услышал глухой стук шлагбаума. Наверное, с похожим звуком открывается люк в помосте виселицы. Эллис содрогнулся, рука его взметнулась к горлу.

Уже теряя надежду, он услышал ее шаги. Увидел, как по краю траншеи скользнул луч фонарика.

– Выключи, дура! – в бешенстве крикнул Эллис. Она что, спятила – размахивать фонариком у всех на виду? Ах да, она же его не слышит. Когда девушка спустилась в траншею, он сердито выбил фонарик у нее из рук.

– Все в порядке. – Подняв фонарик, она опустилась на колени, в жидкую грязь рядом с Эллисом. – Нас никто не увидит. Пришлось включить. Там темно и мокро.

Луч фонарика осветил траншею. Эллис увидел потемневший от дождя песок, свою вывернутую ногу, мокрые брюки, насквозь промокшую девушку. Ее волосы, висящие крысиными хвостиками, и, конечно же, чудовищную шляпку.

– Попробую подлатать вашу ногу, – сказала Грейс.

С собой она принесла большую сумку и два ярких зонта от солнца. Дышала девушка тяжело, но на вид была совершенно спокойна. Теперь, когда она была рядом, Эллис почувствовал себя увереннее.

– Дождь теперь надолго, да? – сказала Грейс, раскрывая зонт. Она говорила бодрым тоном заправской медсестры – по всей видимости, машинально.

Не сводя с нее взгляда, Эллис кивнул и подумал: не такая уж она дура. Сам он вряд ли догадался бы прихватить зонт.

Грейс закрепила зонт на краях траншеи, чтобы тот образовал купол над головой у Эллиса. Было приятно наконец-то укрыться от дождя.

Когда девушка раскрыла второй зонт и поставила его рядом с первым, Эллис одобрительно кивнул. Оба купола полностью заслонили их от непогоды. Из-за веселой расцветки в траншее стало чуть ли не уютно. В таком месте с удовольствием прятался бы ребенок. Лежа на земле, укрытый от дождя и мрачного неба ярким зонтом, блестящим в свете фонарика, Эллис словно вернулся в детство. На мгновение он даже растрогался.

Грейс разбирала сумку. Достав два больших отреза прорезиненной ткани, она расстелила их на мокрой земле.

– Вам нужно перелечь, – сказала она, – или заработаете ревматизм.

Указав на ногу, он раздраженно произнес:

– Хватит про ревматизм. Ногу мне подлечи. Думаешь, я намерен торчать здесь всю ночь?

Но девушка занималась сумкой. Не смотрела на него и не знала, что он с ней говорит. Когда Эллис это понял, с ним случился новый приступ ярости – надо же, угораздило оказаться во власти этой глухой суки, завывал он. Попробовал дотянуться до Грейс, но она была слишком далеко. Пришлось лежать смирно, ненавидеть ее и ждать, пока она повернется.

– Сами справитесь? – спросила она, опустившись на колени рядом с ним. От ее юбки исходил запах мокрой фланели. На лицо Эллису упала капля воды с идиотского цветочка на шляпке.

Он схватил девушку за руку, встряхнул и крикнул:

– Нога! Забудь про сырость! Ногу мне вправь!

По всей видимости, Грейс не смотрела на его губы.

– Привстаньте, – спокойно сказала она. – Я придержу ногу, а вам нужно перелечь на ткань.

Он собрался было возразить. Сказать, что ему плевать на сырость. Но не решился. Конечно, плохо, что она им командует. Однако в нынешнем состоянии гораздо проще делать то, что она скажет.

Наконец он с трудом перебрался на ткань. Грейс очень ловко справилась с его ногой, – чуть приподняв, она, казалось, предугадывала его движения, так что Эллису удалось перелечь без особенной боли. Тем не менее он весь вспотел, и к горлу подступила тошнота. Заметив, как он побледнел и как блестит его кожа, Грейс положила смуглую руку ему на плечо и крепко прижала Эллиса к земле.

– У меня есть бренди, – сказала она, потянувшись к сумке.

Эллис уставился на ее узкую изогнутую спину и красивые ножки. Жаль, что у нее такая заурядная физиономия, подумал он. Фигура-то отличная. В нем вспыхнула крошечная искорка похоти. Вспыхнула и тут же погасла, сменившись приступом боли.

Грейс снова повернулась к нему. В руке у нее был стакан с бренди.

– Выпейте, – сказала она, приподнимая ему голову.

Бренди пришлось весьма кстати. Эллис почувствовал, как по телу растекается приятное тепло – гонит прочь тошноту, придает бодрости.

Грейс начала снимать с него туфли, и он вдруг задумался: а чистые ли у него ноги? По телу пробежала горячая волна стыда: такого он не испытывал с самого детства. Это чувство рассердило Эллиса, и он попытался остановить девушку, но не сумел дотянуться до ее рук. Поэтому снова лег и с досадой уставился на разноцветные зонты. Эллису было стыдно, и он всей душой ненавидел девушку, уверенный, что из-за нее ему пришлось поступиться собственным достоинством. Она же сняла с него туфли и носки, после чего придвинулась ближе и принялась возиться с пуговицами на брюках.

Эллис схватил ее за руки, стиснул запястья, гневно глянул на девушку и прорычал:

– Оставь меня в покое. Это еще что за чертовщина?

Грейс с удивлением смотрела на него. На бледном личике читался испуг.

– Не волнуйтесь, – успокоила она. – Сейчас займемся вашей ногой. Придется снять брюки. Ничего страшного. Я же когда-то была медсестрой… ну, почти.

– Отстань от меня, – пробормотал Эллис, чувствуя, что краснеет, и приходя от этого в ярость. Вспомнив свои тощие волосатые ноги, он даже вздрогнул от мысли, что девушка их увидит. – Не смей меня раздевать.

Но она, не останавливаясь, упрямо продолжала расстегивать брюки. Эллис ничего не мог поделать. Когда Грейс отодвинулась, у него не было сил ей помешать. Он снова лег и закрыл глаза, сердито шевеля губами. Позволил ей раздевать себя и отвернулся.

Заканчивая с брюками, Грейс сделала неловкое движение. Ногу Эллиса пронзила боль, он вскрикнул.

Обозвал девушку дурным словом, но она этого так и не узнала. Хотел пнуть ее, поквитаться за причиненную боль, но слишком боялся двигаться, чтобы не сделать себе хуже.

Приподняв голову, он следил за ее действиями. В глазах его горела ненависть. Девушка уже вынула из сумки одеяло, и теперь накрыла им здоровую ногу Эллиса. Тепло подействовало на него успокаивающе. В свете фонарика Грейс осмотрела сломанную ногу. На фоне его белой, поросшей шерстью кожи ее смуглая гладкая ладонь казалась очень красивой.

– Прямо под коленом, – сказала Грейс. – Думаю, я смогу вправить. – Она подняла взгляд. Глаза у нее были огромные и встревоженные. – Будет больно.

– Ну давай уже, – сказал он и с удивлением понял, что говорит заискивающим тоном. – Вправляй. Боль я стерплю. Думаешь, я размазня?

Однако Грейс еще не дотронулась до перелома, а Эллис уже вспотел. Девушка поднесла ладонь к распухшей ноге. Вздрогнув, Эллис закусил губу и сжал кулаки.

Поняв, что он боится боли, Грейс налила ему еще бренди.

– Вы уж потерпите, – попросила она, понимая, каково ему придется. – Самое главное, не мешайте. Не вырывайтесь. Хочу вправить как следует.

– Ну давай же, мерзавка! – в ужасе крикнул он. – Вправляй, хватит слюни пускать!

Отвернувшись к сумке, Грейс снова не заметила, что Эллис бранит ее. Ему же хотелось унизить ее, пнуть по аккуратным ягодицам. И еще ему было стыдно, что он, трус, винит в своей трусости эту девчонку.

Из сумки Грейс достала бинты и хирургические накладки. Эллис подумал, что эта сумка напоминает ящик фокусника: казалось, в ней найдется что угодно.

– В клубе есть пункт оказания первой помощи, – объяснила Грейс. – Там все, что нужно. Даже носилки. Если бы мне кто-нибудь помог, я бы перенесла вас под крышу.

– Давай к делу, – сказал он и закрыл глаза.