Батюшки, неужели так и становятся извращенцами?

— Господи, боже мой, это отвратительно, — сморщилась Саша, отходя от меня подальше и стараясь смотреть куда угодно, только не на меня. — Ельский, ну у тебя и фантазии.

Встряхнув головой, тем самым попытавшись отогнать дурацкие мысли, я весело ответил:

— Даже стало любопытно: тогда какие у тебя фантазии?

— Ну уж точно не заброшенный и пыльный чердак, со старым барахлом и где, наверняка, полно мышей и их помёта, — саркастично отозвалась Саша, заправляя светлый локон за ухо. — Скорее всего: номер люкс, где джакузи, наполненное прохладным шампанским и белыми лепестками роз, огромная кровать…

— Застелённая алыми шёлковыми простынями? — ехидно отозвался я, садясь обратно на кухонную стойку.

— Которые обычно в гробу подкладывают? — хмуро переспросила блондинка. — Точно не алыми. Белыми… или же чёрными. Да, чёрными! Потому что я блондинка и светлокожая — буду хорошо гармонировать.

Да уж, не только фантазёрка, ну и ещё заботится о том, как будет выглядеть, блин. Баб… девушки. Что ещё сказать?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- То есть насчёт спутника ты не паришься?

— Ему должно быть важно лишь, как выгляжу я. А выгляжу я в чёрном, как богиня, — расхохоталась звонко Саша. Я невольно сам рассмеялся от её легкомысленной болтовни и шутливости. — Короче, неважно. Суть в том, что моя фантазия — лучше, чем твоя, чердачный мальчик. Тоже мне Майк Майерс нашёлся.

— Да, каюсь, что-то я не подумал о мышах и старых шмотках, — рассмеялся я.

Громова радостно подскочила на месте и быстро подбежала ко мне, сказав:

— Вот! Это она?!

С первого взгляда я узнал девушку. Да, это точно была она. Я помню этот дурацкий топик и неоново-розовую помаду, в которой был перепачкан воротник моей белой рубашки.

— Да. У неё ещё имя было такое… по-дурацки тупое…

— Какое красноречие, — сыронизировала Саша от моего последнего высказывания.

— Петунья… Или Пердита… Перпетуя! Да, она сказала, что её зовут Перпетуя! — обрадованно вскричал я.

Саша зашла на её страничку и ошеломлённо протянула:

— Да, её действительно так зовут, хотя она использует ник "Перпетти". — Голубые глаза уставились на меня. — Даже не верится, что ты… что ты переспал с девушкой, которую зовут Перпетуя! — громогласно расхохоталась Громова, заваливаясь на стул.

— Хватит ржать. Лучше посмотри на её рот и поймёшь в чём загвоздка, — ухмыльнулся я, пододвигая заботливо ей телефон.

Девушка тут же перестала пародировать тюленя при смерти и мрачно посмотрела на меня. Яркие голубые глаза смерили меня испепеляющим взглядом.

— Ты — мерзок, Ельский. Когда-нибудь и тебя будут оценивать по фотке, как всего лишь товар для секс-утех. Короче, вечером съездим в этот бар, как только отработаем своё наказание.

— Ладно, уже хоть что-то. А как ты узнала, где Перпетуя работает? — спросил я.

— Димка помог, — честно призналась Саша. — По-любому всю ночь не спал, чтобы найти твою ночную даму. Так что его мы возьмём с собой в бар. Он заслужил поучаствовать в расследовании. И ещё… Если эта барменша хотела большего, то она должна была позвонить или же ты взял её номер… Ты просматривал контакты и журнал вызовов?

— Мне столько звонили за это время неизвестных номеров, что… — Наткнувшись на сухой взгляд сводной сестры, со вздохом сказал: — Хорошо-хорошо, иду обзванивать все эти номера, раз ты считаешь, что это так важно.

Обзвон всех неизвестных номеров — ничего не дал. Вообще ни-че-го. В основном, это были чёртовы мошенники, пытающиеся выманить денежки, кто-то с ресторана отца и бывшая девушка, с которой я избегал общения. В общем, эта Перпетуя мне не звонила, а сам я не обнаружил новых записанных номеров в контактах.

За полдня я понял пару малоприятных вещей: дети — это кошмар со звонкими голосами и капризным нравом и… оказывается я ни разу в жизни не работал по-настоящему. Раскладывать и разносить приборы и еду на каждый столик, а потом же всё убирать, когда в ушах так и звенят эти писклявые голоса маленьких спиногрызов и всё идти мыть и оттирать… чтобы через два часа снова всё повторить — это кошмар. Я даже зауважал труд официантов.

— Теперь твоя очередь — мыть посуду, — устало сказала Саша, выходя из моечной. На ней были: свободный джинсовый комбинезон, белая маечка, серые сандали на липучках и чёрная бандана с принтом из скелетов ящерок на голове.

— Я мыл в обед, — ответил я, занося в моечную новую горочку из тарелок, ложек и стаканов.

— Но у тебя не было столько кастрюль и целой армады сковородок! — возмутилась девушка, облокачиваясь спиной о покрытую белой плиткой стену.

Поварихи, что здесь работали уже давно ушли, вымыв и убравшись в своих рабочих местах. Нам же осталось убраться в столовой, помыть посуду, вынести мусор, а также вымыть полы на кухне, в моечной и столовой.

— Мы здесь умрём, — констатировал я, глядя в малюсенькое окошко, сквозь которое было видно, как сумерки начали сгущаться, а издали слышны детские голоса.

— А завтра ещё рано придётся вставать, — напомнила Саша о первом полном рабочем дне.

— Капец, — описал ёмко я всю ситуацию.

Страдальчески переглянувшись, мы оба тяжело вздохнули и разбрелись по своим пунктам работы: девушка — в моечную, а я в столовую.

Когда я закончил носить грязную посуду, то ушёл обратно: протирать столики и ставить стулья наверх, чтобы удобнее было мыть пол. Я наполнил сразу четыре ведра: два поставил в столовой, распределив их по разным зонам отрядов, третье у раздаточной и четвёртое — на кухне. Решил начать с моечной и кухни.

Я как раз выносил вёдра с грязной водой на улицу, когда мимо прошёл довольный Аверин, как… да как сволочь!

— Привет… ещё раз, — улыбнулся мистер Идеальная Улыбка. Парень был свеж и бодр, когда я чувствовал себя избитым отморозком.

Настроение стало ещё гаже от вида в благостном расположении Марка, одетого в непропитанные потом и какой-то отвратительной капустной похлёбкой шмотки.

— Ага, — кивнул я, выливая воду их жестяного ведра на куст шиповника так, чтобы грязные брызги "нечаянно" попали на беленькие кроссовки загорелой львиной паеньки.

Не зря, когда я в детстве проходил тест Распределяющей Шляпы, мне выпадал в девяносто процентов — Слизерин. У меня даже был питон Стэн, которого мне отец подарил на моё девятилетие… но потом появилась мачеха, которая до смерти боялась змей, и мой верный Стэн отправился к другой семье, а я с тех пор не заводил домашних питомцев.

— Первый день — всегда тяжелый, да? — словно не замечая моего паскудного настроения, спокойно сказал Аверин, отходя подальше от меня. Не дождавшись моего ответа, Марк спросил: — Саша ещё не ушла?

Ах, вот к чему вся эта любезность и показное добродушие! И всё-таки я был прав на счёт Аверина и его намерений. Вон как бегает за сестричкой, хотя она только второй день здесь. Не думаю, что здесь причина в вспыхнувшей внезапно симпатии, если только парень не был влюблён со школы в Громову. Но кто я такой, чтобы мешать этим зарождающимся отношениям? Или же одноразовому сексу? Короче, неважно. Меня это не касается.

— Она в моечной, — ответил я, выливая и второе ведро.

— Спасибо. Вот это второй комплект ключей от домика. — Бывший одноклассник всучил мне кожаный шнурок, на котором висели три ключа, а сам зашёл быстро в столовую.

Когда я вытащил последние вёдра на улицу, решил посидеть на скамейке, передохнуть так сказать, и подождать, пока эти двое голубков наговорятся. Достал телефон, включил музыку и решил пройти уровень из "Angry Birds", который пытаюсь пройти уже два месяца. Но всё никак. Я почему-то разнервничался, будто русский депутат в гей-клубе.

Да о чём вообще можно болтать двадцать минут, когда они утром наговорились… а потом ещё раз завтра утром увидятся?! Здесь же лагерь, а не школа, блин. Слишком много болтовни… если только она не переходит в постель. Хотя, может я и ошибаюсь.