Она обхватила его шею руками, прижимая теснее. Их губы столкнулись, но никто не нашел в себе силы углубить поцелуй.

Пальцы Драко пропали, одной рукой он продолжал упираться о диван рядом с её лицом, а вторую переместил на талию. Гермиона ощутила влагу в том месте, где он касался кожи, и с ужасом осознала, что это её собственная смазка.

Грейнджер узкая.

Блять, настолько узкая, что от каждого толчка глаза Малфоя закатывались от сжатия стенок влагалища вокруг члена.

Они оба горят. Гермионе кажется, что температура в комнате повышается от жара их тел. На лбу Драко выступают бусинки пота, а гриффиндорка не раздумывая смахивает их пальцем.

Её рука падает обратно на его плечо, когда Малфой внезапно практически полностью выходит и, стоит Грейнджер податься вперед, резко возобновляет толчки.

Он сильно сжимает талию девушки, а она слегка дергает коленом в сторону, чуть шире раздвигая ноги и позволяя Драко сменить угол проникновения.

И лучше бы Гермиона этого не делала, потому что со вспышкой боли (стихнувшей намного быстрее, чем ожидалось), приходит нечто новое. Нечто, заставляющее губы беззвучно двигаться в попытке издать хоть какой-то звук, избавиться от завязывающегося с каждым мгновением все сильнее узла внизу живота.

— Малфой…

Ох, ей точно не стоило этого произносить, потому что Драко, кажется, сносит крышу по полной и он наращивает темп.

— Ты думала об этом, Грейнджер? — его рычание разрывает что-то внутри Гермионы, в этот раз ей удается выпустить напряжение — гортанный стон срывается с уст.

— Да… — постойте, что он спросил? — Нет… Я не знаю…

Она не помнит. Мерлин, она не помнит!

Еще несколько его движений и Гермиона, вероятно, забудет собственное имя.

— Неправильный ответ, Грейнджер.

И тогда его рука вновь скользит по телу, слабо сдавливает вздымающуюся грудь, губы припадают к ключице и гриффиндорка шипит, когда чувствует зубы Малфоя на коже.

Она хотела бы сделать что-то. Хоть что-нибудь. Но может лишь перебирать волосы на его затылке и поддаваться резким толчкам.

А Малфой не уверен, что выдержал бы даже поцелуй — опасный ком возбуждения нарастает и увеличивается в паху.

Гермиона возмущена теми звуками, что без разрешения срываются с губ, своими лишенными грации движениями навстречу слизеринцу, непослушными и влажными от пота пальцами, спускающимися вниз по груди Драко.

— Стой, — вдруг восклицает парень, и Грейнджер замирает быстрее, чем успевает сообразить, что не так. — Ты… первая.

В этот момент давление его пальцев возобновляется и, не дав осознать ситуацию, сразу же усиливается. Малфой затрагивает неизвестные девушке точки, которых, казалось, избегал раньше, потому что ощущения увеличиваются в десятки раз.

Гермионе совершенно не нравится то, как скапливается напряжение внизу живота, поскольку контролировать это чувство она совершенно не может. Открывает рот, чтобы возразить, остановить слизеринца, но он впивается в её губы раньше, чем хоть слово успевает сорваться с языка.

Покусывает и тут же зализывает, терзает до тех пор, пока оглушающий стон не звучит сквозь поцелуй.

Гермиона теряется в ощущениях.

Просто движения Малфоя вдруг ускоряются в несколько раз, а вокруг клитора будто разлетаются удары тока. Её тело содрогается, а пальцы так сильно сжимают волосы Драко, что, потяни в сторону, оставила бы белоснежные пряди в своей ладони. Но он не возражает, лишь вглядывается в запрокинутое лицо Гермионы и её тщетные попытки схватить воздух губами.

Драко не успевает насладиться видом, потому что Грейнджер напоследок сжимает его член внутри, прежде чем в последний раз вздрогнуть и замереть.

Ему кажется, что все свечи Хогвартса зажгли в одной комнате — перед глазами мелькают настолько яркие вспышки света, что в любой другой ситуации его, вероятно, замутило бы.

Но сейчас Малфой может думать лишь о влаге и жаре вокруг себя, и трех стремительных толчках, после которых его собственное тело немеет и расслабляется.

Он практически валится на ошарашенную девушку с тихим шипением. Позвоночник сводит судорогой наслаждения, и слизеринцу приходится вопреки слабости в мышцах заставить себя пошевелиться.

Приземляется на диван рядом с гриффиндоркой и дышит так глубоко, что в носу и горле начинает щипать. Даже при большом желании не смог бы взглянуть на девчонку — картинка все еще нечеткая.

А Гермиона пытается осознать, что сейчас произошло, и сквозь сковывающее тело удовольствие прогоняет любые мысли прочь. Не хочет думать. Отказывается анализировать.

Её платье валяется где-то на полу, и девушка согласна на аваду, лишь бы не двигаться в его поисках. Она не может… Не хочет.

И все же сейчас нагота смущает чуть ли не сильнее, чем изначательно. Гермиона надеется, что Малфой спишет все на помутившийся после секса разум, на эмоции и все такое — она заставляет одеревеневшее тело двигаться и в темноте сначала ладонью упирается в его плечо, а потом вовсе придвигается всем телом.

Драко, то ли еще не пришедший в себя, то ли шокированный её действиями, не двигается с места, когда Грейнджер отодвигает его руку в сторону и льнет к боку слизеринца, прижимаясь и пряча лицо на его влажной от пота груди. В очередной раз благодарит отсутствие какого-либо света — она не выдержала бы выражение отвращения на лице Малфоя.

В конце концов, он мог воспользоваться ею так же, как и она — банальная проверка, что за чертовы чувства вынуждают их идти на столь безрассудные поступки. Проверка и не более, ведь так? И теперь он мог оттолкнуть её, удовлетворившись тем, что уже получил.

И Малфой действительно двигается.

Сердце будто сжимают в кулак, готовясь разорвать на кусочки. Гермиона крепко зажмуривается. Его тело отодвигается дальше на диване, и девушка вдруг чувствует весь холод непрогретой камином комнаты.

Лучше пусть убьет её. Прямо сейчас, пожалуйста. Она отказывается встречаться взглядами на следующее утро.

Что-то мягкое опускается на голые ступни, поднимается выше и накрывает плечо. Рука Малфоя внезапно проскальзывает под её шеей, и его тепло окутывает тело Гермионы.

Драко поправляет плед на себе и девчонке, различая во мраке её крепко сомкнутые ресницы и сжатые в кулак ладони. Тихо хмыкает, а Грейнджер теснее прижимается к его боку.

Утром он об этом пожалеет.

Она, вероятно, тоже.

Но сейчас оба позволяют появиться еще одной причине для самобичевания в их длинном списке.

Последняя мысль, мелькнувшая в голове перед тем, как сознание Гермионы окончательно отключается, была о том, что, кажется, дело не только в физическом влечении. Она испугается этого тоже завтра.

Комментарий к Глава 17.

Окей, это моя первая НЦшная сцена.

Как вам?)

========== Глава 18. ==========

Тупая боль в затылке — не самый лучший способ начать день. Однако же именно с этого началось утро Гермионы.

Сквозь сон она не сразу определила источник дискомфорта и, отказываясь возвращаться в реальность, с тихим вздохом негодования перевернулась на другой бок. По голове словно колотила клювом маленькая птичка, и со временем игнорировать отвратительные ощущения стало невозможным.

Солнце спряталось за облаками, не попадало в комнату и не било в глаза, а Гермионе было так тепло, что прерывать сон казалось преступлением. Она в очередной раз сменила положение, и на мгновение показалось, что треклятая птица улетела и оставила череп девушки в покое, но в следующую секунду в нос ударил знакомый запах, правда в этот раз с частичками пота. Затуманенный сном разум не позволил в полной мере оценить безумие своих действий и Гермиона инстинктивно придвинулась ближе. Это получилось настолько легко и обыденно, словно каждое утро она просыпается именно так.

Человек пошевелился и под шеей девушки дернулась его рука, на которую она до этого момента не обращала никакого внимания.

Осознание ударило в голову так резко, что Гермиона еле подавила вскрик. Глаза резко распахнулись, а тело оставалось в том же положении, дабы не потревожить спящего рядом парня.