Драко вообще…
Взгляд засекает одинокую фигуру, быстро и уверенно движущуюся по пустым улицам Хогсмида (очевидно, холод осеннего дня вынудил всех учеников прятаться в теплых пабах). Сердце Гермионы громко ухает в груди, пока сама девушка застывает на месте в немом шоке.
Она бы продолжила стоять, глядя на пока еще нечеткие очертания Малфоя, пытаясь считать его эмоции хотя бы по походке, пока парень не оказался бы в шаге от неё, но вдруг чья-то ладонь смыкается на запястье и круто разворачивает её — теперь гриффиндорка может видеть Драко только повернув голову, выглядывая из-за плеч Перси.
И делает это, словно какая-то невидимая сила не позволяет оторвать взора от резко замедлившегося парня. Впрочем, застывает он всего на секунду, и теперь Грейнджер видит, как хмурятся его брови, как сжимаются кулаки в карманах черного пальто, и внезапно осознает, какая же она дура: во-первых, поверила, что Малфой в кои-то веки послушается, оставшись в школе, а во-вторых, стоит прямо сейчас, как вкопанная, хотя ни он, ни Перси на дух друг друга не переносят! Еще гляди и подерутся.
— Гермиона, постой, — быстро бормочет Перси, но она и так стоит, за что мысленно себя корит, но едва может глубоко дышать от быстрых ударов сердца, что уж говорить о передвижении ног. — Ты ведь не только за этим меня позвала?
Грейнджер могла бы различить надежду в его голосе, если бы слушала чуть внимательнее, чем краем уха. Она кивает, словно болванчик, а сама неотрывно следит за приближающимся как-то неспешно, будто пытаясь скрыть бушующие эмоции, Малфоем.
Мерлин, да что это с ней?
— Знаю, ты расстроилась, но…
Почему он не послушал её? Почему не остался в Хогвартсе?
— Война закончилась, прекрати забивать свою голову спасением мира — оставь это Министерству.
Придурок! Ему нужно было просто остаться в Хогвартсе! Малфой — самый упертый, наглый, бестактный человек! Он недолюбливает всех Уизли и, заявись в Три метлы десятью минутами ранее, испортил бы и без того сложный диалог.
— Слышишь, Гермиона?
Перси отпустил её запястье какое-то время назад, очевидно, смутившись возможных чужих взглядов, но улица была пуста, — исключая Малфоя, которого тот по-прежнему не замечал, повернутый к нему спиной — так что рыжеволосый слабо встряхнул её за плечи. Но это только подтолкнуло Гермиону еще раз утвердительно кивнуть.
Ветер трепал его светлые волосы, создавая на голове полный беспорядок, и Грейнджер сжала ладони в кулаки в попытке подавить настойчивое желание пригладить непослушные пряди. Нет, она сделала уже достаточно за сегодня. Сказала достаточно. Она и так находится на грани сожаления о тех вырвавшихся словах, за которыми слизеринец, обладающий такой же раздражающей проницательностью, что и Джинни, без труда способен разглядеть то, что так упорно Гермиона скрывает — и от него, и от самой себя. То, что по глупости ляпнула на балу подруге, и то, что зарывает глубоко в сердце и сознании.
— Я позабочусь об этом, хорошо?
Поэтому ли он выглядит рассерженным? Потому что о чем-то догадался? Ему остается пройти каких-то десять шагов, так что сжатые челюсти выдают Гермионе настрой Драко — уж слишком хорошо она считывает подобные детали его поведения!
— Я позабочусь и о Пожирателях и… о тебе.
Ха! Но ведь это ей положено злиться! Он, этот кретин Малфой, так отвратительно поступал, но именно Гермиона чувствовала себя виноватой, именно она беспокоилась, как смотреть ему в глаза после гадких слов, брошенных им же! И именно она, как такая же, по всей видимости, идиотка, сейчас будто бы забыла об ужасном значении того оскорбления, что раньше постоянно использовал слизеринец и недавно вспомнил вновь.
— Хорошо, Гермиона? Ты веришь мне?
Мерлин, да что же он толкует-то?!
Грейнджер как-то зло кивает, не до конца осознавая, что злится на Перси из-за того, что он мешает ей, святой Годрик, глядеть на Малфоя! Да ей следует прямо сейчас затолкать Уизли в Три метлы, а Малфоя оглушить заклинанием, лишь бы это идиоты не встретились.
Она живо отступает в сторону, когда расстояние между ней и Драко уменьшается до пяти шагов, желая обойти Перси и исполнить веление разума, и наконец переводит взгляд на собеседника.
Гермиона успевает засечь стремительно приближающийся силуэт и инстинктивно отшатывается, но это не мешает рыжеволосому вновь оказаться в метре от неё.
И внезапно перестает существовать и ветер, хлеставший её по щекам и затрудняющий дыхание, и замерзшие руки, которые гриффиндорка, так погрузившись в мысли, не подумала спрятать в карманы и защитить от холода, и посетители в пабе за её спиной, и, собственно, она сама.
В голове набатом звучит одно и то же: Малфой, Малфой, Малфой.
Кажется, даже ритм её сердца отбивает «Малфой», а сама девушка замирает от шока и только вслушивается в его имя, будто ставшее частью её самой, смешавшееся с кровью и расползающееся по венам.
Губы Перси на её губах совсем не похожи на губы того, кто так прочно засел и в голове и сердце. И ей не нужно вникать в странное чувство, сопровождающее поцелуй, чтобы осознать — это не то.
Поцелуй длится всего несколько секунд — ей понадобилось мгновение, чтобы осознать происходящее, и руки стремительно взметнулись вверх, намереваясь прервать, оттолкнуть. Но Перси оказался «оторван» от неё еще до того, как Гермиона смогла что-либо предпринять.
Она снова видит перед собой улицу Хогсмида, а не лицо Уизли, но все так же не может дышать и шевелиться.
Впрочем, лекарство от оцепенения находится тут же — ей всего-то понадобилось опустить взгляд.
— Мерлин, Малфой!
Гермиона не думает, когда кидается к парню, зловеще возвышающегося над Перси, прижимающего его к стене паба. Из носа второго тонкими струйками течет кровь, а парень, кажется, еще не до конца оправился от шока, а потому и не соображает, что следовало бы сопротивляться.
Грейнджер молит всех богов, чтобы нос Уизли остался цел, но у неё едва ли хватает времени, чтобы детальнее рассмотреть повреждение — ладони вцепляются в плечо Малфоя, оттаскивая руку с вновь занесенный кулак в сторону, но сил гриффиндорки недостаточно, чтобы полностью оторвать тело Драко от Перси. И откуда в нем столько сил, тощий ведь!
— Малфой, прошу тебя! — ей остается только пытаться достучаться до его здравого смысла. В окнах начинают появляться любопытные мордашки, не пройдет и пяти минут, как посетители повалят на улицу для лучшего вида. И Гермионе очень не хотелось бы становиться главной героиней разгорающегося спектакля.
Но Драко, кажется, и не думает прислушиваться. Гриффиндорка не уверена, что он вообще её слышит, пока за очередной попыткой оттащить его в сторону не следует злобное шипение сквозь стиснутые зубы:
— Грейнджер, отойди.
Очевидно, ему стоит титанических усилий не дернуть рукой — Малфой понимает, что если сделает это, легко может попасть Гермионе по лицу. И тогда уже придется защищаться ему.
У неё нет времени думать, какого черта он ведет себя так нелепо, и что из себя возомнил, решая, с кем ей можно целоваться, а с кем нет (пусть девушка и не желала этого поцелуя), больше всего Грейнджер заботит то, как бы разделить парней до того, как Перси придет в себя и начнется настоящая драка.
— Малфой! — она вдруг переходит на крик и даже занятый своим гневом Драко вздрагивает. — Немедленно отойди от него!
Он оборачивается, глядя на неё через плечо. Его бледное, рассерженное лицо и пылающие серые глаза встречаются с таким же бледным от испуга лицом и карими глазами Грейнджер, в которых читается мольба. Дыхание учащенное, настолько напряженное, что Гермиона могла бы решить, что парень бежал от Хогварста, если бы сама не видела его вальяжной походки.
Но лучше бы причина была в беге. Мерлин, лучше бы это было так! Сейчас же Драко в ярости и это куда хуже.
— Отпусти! — так же настойчиво повторяет она, и на секунду кажется, что слизеринец послушает её.
Он отрывает вторую руку от стены, заставляя Гермиону вздохнуть с облегчением — вот сейчас он просто отойдет в сторону! — и вдруг второй кулак проходится по лицу Перси. Грейнджер вскрикивает, её ладони крепче сжимают плечо парня, пока она смотрит, как на костяшках пальцев его второй руки остаются следы крови. Раздается негромкий хруст, однако теперь Гермиона уверена — если раньше нос не был сломан, то теперь определенно.
