Гермиона ожидает, что сейчас Драко взорвется, начнет орать на обоих за обман, а потому заранее пристыженно опускает голову, ожидая взрыва. Которого не следует. Воцаряется минутная тишина, после которой девушка решается взглянуть на него.

Сердце гулко бьется в груди, пока гриффиндорка разглядывает хранящего молчание парня. Челюсть сжата, ладонь, лежащая на столике, сжимается в кулак. Он шумно втягивает носом воздух, всего на секунду прикрыв глаза, прежде чем выдавить сквозь сжатые зубы:

— Грейнджер… что?

— Послушай, это было необходимо. Свежий взгляд на ситуацию…

— Свежий, блять, взгляд? — Малфой не повышает голос, но Грейнджер все равно вздрагивает, когда сдавленный смешок вырывается из его уст. — Кем ты себя возомнила? — теперь его взгляд направлен исключительно на Гермиону, беспомощно поглядывающую на Пэнси.

Она все не может понять, почему язык словно прирос к небу и ни единое слово не может вылететь изо рта. В конце концов, она помогала, так почему сейчас должна чувствовать себя провинившимся ребенком?

— Сколько, по твоему мнению, у человека жизней в запасе? Не у Поттера, а у нормального человека. Хотя вы с ним похожи — у обоих есть идиотская привычка творить глупости и называть это геройством.

Только позже Гермиона проанализирует поведение Малфоя и предположит, что побелел он не столько от злости, сколько от беспокойства. Его рассерженный тон и мечущий искры взгляд — все это результат одного простого факта, который Гермиона так старательно отгоняет от себя — этот упрямый и самоуверенный слизеринец чувствует больше, чем показывает.

Но эти мысли слишком опасны, чтобы держать их в голове.

— Сейчас это неважно, — Пэнси прерывает разгорающийся скандал. — Грейнджер цела, к счастью, и теперь мы знаем наверняка, что кто-то из присутствующих в поместье является нашей целью.

Драко, кажется, не намерен оставлять произошедшее без должного внимания, Гермиона практически слышит, как мысленно он клянется заавадить её, но слизеринцу приходится переключить внимание на первоначальную причину сегодняшней встречи.

— И как мы узнаем, кто это? — фыркает Малфой. Теперь его настроение даже хуже, чем было изначально.

— Я была в библиотеке… — глаза Драко закатываются, так что Гермиона прерывается на гневный взгляд. — Потому что теория…

— Так ты что-то придумала? Почему раньше ничего не сказала? — перебивает Пэнси.

Грейнджер делает глубокий вдох, успокаивая себя, и задается вопросом, удастся ли ей закончить хоть одно предложение. Взмахом палочки гриффиндорка заставляет тонкую стопку пергаментов вылететь из спальни и шлепнуться на столик перед компанией. Три пары глаз устремляются на газетные вырезки, слишком аккуратные, чтобы быть старыми. Малфой, завидев колдографию на одной из страниц, нервно усмехается, но Гермиона не дает ему шанса снова перебить.

— Далия Эйвери, — провозглашает она, указывая пальцем на скромно улыбающуюся девушку в элегантном платье. На колдографии её волосы короче, чем сейчас, а под статьей указан прошлый год. — Пэнси сказала, что она занимается благотворительностью для пострадавших после войны волшебников, и так как мы обе мало что знали о ней, я решила проглядеть старые издания Пророка, — Гермиона вспомнила, как занималась этим же на шестом курсе, пытаясь разгадать тайну личности Принца-полукровки. — И нашла гору хвалебных статей и несколько занимательных интервью.

— Если я правильно понимаю, сейчас мы рассматриваем её как возможную психически неуравновешенную девицу? Как убийцу? — неверяще щурится Паркинсон.

Грейнджер не слишком нравятся взгляды, коими Драко и Пэнси награждают её, но гриффиндорка старательно игнорирует этот факт.

— Она ведь тоже была в поместье в тот вечер.

— Разве ты только что не назвала её ангелом во плоти? — Малфой усмехается, но Гермиона замечает напряженные нотки в его улыбке. Конечно, ведь именно Далия Эйвери путается рядом с его семьей.

— Такого я уж точно не говорила, — хмурится она. — Просто послушайте! Во всех интервью она утверждает, что «сделает все, что в её силах ради того, чтобы волшебники снова чувствовали себя в безопасности и смогли вернуться домой».

— Ужасный человек.

Гермиона зло зыркает на Малфоя, внезапно осознав, что слизеринец может подумать. Ведь теперь он знает, кто на самом деле присутствовал на мероприятии, а потому в курсе, что именно Гермиона, а не Пэнси осведомлена о планах Люциуса на его женитьбу с Далией. Уж не считает ли он, что она выдумала все из ревности?

Но это полный бред!

Как бы ни поражал Грейнджер факт столь идиотского плана для восстановления репутации, она едва ли считает Драко слабохарактерным придурком, неспособным самостоятельно выбрать собственное будущее. Она никогда не стала бы пользоваться столь серьезной ситуацией ради того, чтобы помешать Люциусу, особенно учитывая тот факт, что, как выразилась однажды Пэнси, даже если Далия окажется лучшей девушкой на планете, Драко из принципа не пойдет на поводу у отца.

Гермиона могла бы оскорбиться, но сейчас не время. К тому же у неё нет доказательств, что Малфой действительно подумал об этом.

— Я веду к тому, что это может быть тем, что мы ищем. Что, если она решила таким образом обезопасить Магическую Британию и помочь волшебникам «почувствовать себя в безопасности»? Сами подумайте! На эти чертовы мероприятия ходят одни и те же люди, которые так или иначе заинтересованы в восстановлении своего положения в обществе, да и собираются они без происшествий уже несколько месяцев. У Далии же с репутацией все отлично, кто её заподозрит? А если и заподозрят, то после всего хорошего, что она сделала, едва ли обвинят… — Гермиона практически добавила «в смерти Пожирателей», но вовремя замолчала.

В комнате повисает тишина.

Грейнджер шумно дышит, словно не план изъясняла, а пробежала марафон. Так и подмывает добавить что-то еще, ведь она правда так долго думала над этим, но гриффиндорка понимает — нужно дать Драко и Пэнси несколько минут на самостоятельный анализ.

Взгляд Паркинсон направлен на вырезки из Пророка, Малфой же смотрит в упор на Гермиону. Он даже не моргает, а потому девушка не может сообразить, то ли слизеринец пытается прожечь дыру между её глаз, то ли задумался. Но под столь пристальным вниманием становится неуютно и она ерзает, перебирает пергаменты на столике.

И тут в голову приходит мысль.

— Ты ведь говорил с ней, — шепчет Гермиона, переводя взгляд с колдографии Далии на Драко. — Тогда, в поместье. Вы беседовали. Что она рассказывала?

Малфой не выглядит довольным, когда признает:

— Приблизительно то же самое, что пишут в газетах.

Грейнджер может понять его реакцию. Нет, её даже пугает тот факт, что она понимает: если Далия Эйвери окажется преступницей — это худший сценарий для Малфоев. Поскольку, очевидно, к ним девушка ближе, чем к любой другой семье.

— И ты не заметил ничего странного? — продолжила допрос она. Воспоминания о побеге по коридорам поместья вызывали дрожь, но Гермиона не могла игнорировать тот факт, что после её ухода в зале оставались люди — и Малфой в их числе, — которые могли увидеть исчезновение Далии. Если, конечно, это она гналась за ней.

— Я не следил за ней весь вечер, — фыркнул Драко.

Ему не очень уж хотелось признавать, что благодаря очередному скандалу с Люциусом, который безуспешно пыталась решить Нарцисса, им троим пришлось ненадолго оставить Далию в одиночестве, и он понятия не имел, отлучалась ли куда-то девушка. В тот момент Малфоя куда больше заботило то, что отец вдруг решил, что может в такой степени распоряжаться его жизнью.

Чуть позже его накроет чувство вины — ведь будь Драко чуточку внимательнее, быть может, сейчас они смогли бы определить личность преступника наверняка. И отец Тео…

— В этом есть логика, — наконец подает голос Пэнси. — Вы ведь видели фото — она выглядит довольно очаровательно. Невысокая, чертовски тощая, и вся эта помощь обществу… Как от такой почувствуешь опасность? Неудивительно, что родители даже за палочки не схватились.