Здесь представляется необходимым различать содержание игры и воображения (в которое входит перепросмотр болезненного опыта) и функцию игры и воображения, а именно функцию интеграции и исцеления.

Точно так же, как архетипическое воображение может перенести нас от радостной и спонтанной игры к эмоциональному ядру проблемного комплекса, так оно может и вывести из него, что было продемонстрировано в описании переживания смерти/перерождения Кэролин Фэй. И подобные примеры мы найдем во всех культурах. На протяжении всей истории жили люди, у которых были яркие и спонтанные видения света. Иногда это происходило во время спокойной медитации. У других причиной такого озарения становилось действие компенсаторной функции – и тогда это был луч света во тьме.

Интерес обычно вызывает что-то новое. Характерное выражение лица: взгляд направлен и сосредоточен, брови вместе, слегка приоткрыт рот или сморщены губы. Мы отслеживаем, всматриваемся и вслушиваемся. Переживая азарт, мы чувствуем, как буквально перехватывает дыхание, мы так увлечены, что любая деталь постоянно меняющегося мира окзывается захваченной нашим вниманием.

Радость и интерес постоянно взаимодействуют, стимулируют и усиливают друг друга. И если радость выражается в игре и воображении, то интерес выражается в любопытстве и тяге к исследованиям. В человеке заложены интерес и любопытство по отношению ко всему новому. Он начинает это новое изучать и вдруг чувствует, что новое стало знакомым, что с ним тоже можно играть, его тоже можно вовлекать в наши фантазии. Так и продолжается, пока мы опять не встречаем нечто новое, снова начинаем исследовать, и так далее. В танцевальной терапии устанавливается постоянная взаимосвязь между интересом и воображением: интересом к своему телу, что с ним и в нем происходит, и фантазиями о том, что это могло бы означать (Fay, 1996; Fleischer, 2004; Mendez, 2005; Panhofer, 2005; Stromsted, 2007).

К нашему обсуждению «интереса – азарта» мне бы хотелось подключить описанные Юнгом четыре функции Эго: ощущение, мышление, чувство, интуицию. Я хочу попросить читателей после прочтения цитаты из работы Юнга, которую я привожу ниже, поразмышлять над идеями эволюции и развития. Возможно ли, что интерес, выраженный в любопытстве и тяге к исследованиям, порождает, видоизменяет и преобразует каждый из кризисных аффектов, двигаясь от сырого аффекта к аффекту видоизмененному и соответствующей функции Эго? В том виде, в котором эти функции описаны Юнгом, они напрямую связаны с ориентацией. К примеру, представьте, что вы идете по лесу (с другими людьми или в одиночестве) и набредаете на речку. Что вы сделаете: тут же ее пересечете или остановитесь и подумаете, или поступите как-то иначе? Каковым будет ваше решение?

«Эти четыре функциональных типа соответствуют очевидным средствам, благодаря которым сознание получает свою ориентацию в опыте. Ощущение (то есть восприятие органами чувств) говорит нам, что нечто существует; мышление раскрывает, что это такое; чувство отвечает, благоприятно это или нет, а интуиция оповещает нас, откуда это возникло и куда уйдет» (Jung, 1961/1964, CW 18, p. 219, par. 503)[29].

Функцию чувства часто путают с эмоциями и эмоциональностью. Однако, подобно презрению и стыду, функция чувства по Юнгу есть функция оценивающая. С помощью нее психика оценивает эмоциональную атмосферу.

С одной стороны, интерес имеет свои собственные диалектические отношения с радостью. С другой, соединяя нас с миром и Самостью, он вовлекает нас и во все другие виды эмоций и состояний. Не будем забывать о том, что юнговская идея функций Эго (см.: Jung, 1921, CW 6) развивалась в основном вокруг темы «интерес – азарт» и ее способности видоизменять и преобразовывать специфические кризисные аффекты. Например:

Мышление. В ярости мы сосредотачиваем все внимание и все усилия на том, чтобы найти «виноватого», найти проблему и броситься в атаку. В такой ситуации человек мыслящий, несомненно, почувствует интерес.

Чувство. Двоякая эмоция «презрение/стыд» сталкивает нас с горьким опытом неприятия и отчуждения. В итоге мы развиваем в себе чувствительность, которая помогает оценить всю сложность хитросплетений человеческих отношений. В эмоциональной сфере интерес нам представляется зародышем функции чувств.

Ощущение. Пребывая в печали, мы страстно желаем, чтобы тот, кого нам не хватает, вновь предстал перед нами в плоти и крови. Интерес к физическому, осязаемому миру – важная часть хорошо развитой функции ощущений.

Интуиция. В страхе мы ощущаем присутствие неизмеримого числа незримых и неведомых нам возможностей. «Как интересно!» – сказал бы человек с развитой интуицией.

Далее от живительных потоков-близнецов («удовольствие – радость – восторг» и «интерес – азарт») я перехожу к «удивлению-замешательству», аффекту центрирования и поиска новой ориентации.

Когда происходит нечто совершенно неожиданное, мы потрясены, изумлены, ошеломлены. Выражение лица меняется следующим образом: брови подняты, рот и глаза раскрыты. Аффективная тема удивления и замешательства является первичным выражением состояния дезориентации. Она как бы центрирует сознание и помогает заново сориентироваться.

Луис Стюарт писал, что замешательство «приводит к центрированию всего организма. В таком состоянии должны воцариться полный покой и абсолютная тишина: дыхание приостанавливается, кажется, что даже сердце перестает биться. На какое-то мгновение все другие аффекты находятся на противоположной стороне – наполнявшая их энергия перекрывается, однако они находятся в состоянии полной готовности. Всем известно, что за моментом замешательства следует незамедлительный ответ эго-сознания. Более того, реакцией на причину замешательства может стать сам архетипический аффект. Таким образом, замешательство важно для выживания тем, что оно не позволяет психике, не успевшей оценить ситуацию, дать неадекватный ответ (нельзя не задаваться вопросом, в каких отношениях стоят друг к другу замешательство и психологическая реакция шока)» (Stewart, 1987, p. 41–42).

Одна из первых танцетерапевтов Мэри Уайтхаус описывает, как движения порождаются неким внутренним импульсом: «Всякое переживание несет в себе элемент удивления: мы не ждем его, оно случается как бы само по себе» (Whitehouse, 1963, 2000, p. 54). Это простое, но очень глубокое наблюдение придает паре «удивление – замешательство» интроверсивное измерение: неожиданные внутренние события изумляют нас и приводят в замешательство. И, порожденное изнутри, наше движение тоже оказывается неожиданным. Внезапная фантазия, мысль или прозрение – и мы удивляемся сами себе. Возможно ли, что сама эта принципиальная внезапность внутренних событий является источником саморефлексирующего сознания?

Будучи самым быстротечным из всех аффектов, «удивление – замешательство» обычно сразу же заменяется другим, который и окрашивает переживаемый опыт. Например, все мы знаем, как по-разному переживается внутренний опыт пугающего удивления (неожиданное столкновение с неизвестным) и счастливого удивления (приятный сюрприз).

Теневая сторона замешательства проявляется, когда оно переживается слишком часто и превращается в привычку, как бы врастает в нашу мышечную систему (в качестве крайнего примера можно привести человека с кататоническим параличом). Но обычно удивление и замешательство производят положительный эффект. Этот аффект переживается за долю секунды, знаменует и делает ощутимым момент переориентации, что крайне важно для психологического развития.

На первичном уровне телесных ощущений мы испытываем шок, интенсивность которого может варьироваться. Можно представить себе замершего оленя, который некоторое время остается абсолютно недвижным, а потом внезапно скрывается из виду. Осознавая и непосредственно переживая состояние дезориентации, мы даем психике возможность производить именно те образы и вызывать те переживания, которые необходимы в настоящий момент. В одной из своих работ Юнг наглядно описывает этот процесс на примере рисунков, сделанных образованной и хорошо воспитанной женщиной в возрасте слегка за пятьдесят. Обсуждая вторую часть ее рисунков, он описывает молнию, которая ударяет в темный камень и как бы зажигает в нем внутренний свет: «Молния означает внезапное, неожиданное и непреодолимое изменение психического состояния» (Jung, 1933, p. 295, par. 533)[30]. Она наделена «освещающей, оживляющей, оплодотворяющей, превращающей и исцеляющей функцией» (ibid., p. 314, par. 558). В одном алхимическом трактате молния оживляет королевскую чету, в иудейской традиции в виде молнии появляется Мессия (ibid., p. 295, par. 533, note 7). В танцетерапии пара «удивление – замешательство» может проявиться только как едва заметное выражение лица или же выразиться в спонтанном физическом действии, как бы выталкивающем человека изнутри, или же она может проявиться во сне, в фантазии, танце о молнии. Эти и бесчисленные другие символические переживания связаны с аффектом удивления-замешательства и эволюцией саморефлексирующего сознания.