Но тут мне в спину крикнули:
– Дмитрий!
Было слишком наивно надеяться, что кричали кому-то другому. Мне пришлось обернуться. Да, моя мама шла в мою сторону своим натренированным строгим шагом, от которого, наверное, должны были падать в обморок, заслышав её приближение, даже самые отъявленные школьные хулиганы.
– Мам, с папой мы уже договорились, я побежал, хорошо? – "Отличная попытка, молодец!" – добавил я про себя, поражаясь своей надежде, которая, как всегда, умирает последней.
– Нет, не хорошо!
"Прощай, надежда!" – пронеслось в голове.
За мамой бежал Федька и что-то ей оживленно рассказывал, а она лишь смотрела на меня прищуренными от ярости глазами, и что-то невпопад отвечала ему. Мне было жаль Федьку. И себя, чего уж там.
– Дима, – начала она, подойдя совсем близко. Будь я меньших размеров, то сказал бы "на расстояние удара", но она меня никогда не била и вряд ли бы начала сейчас, когда у меня рост метр восемьдесят два. – Какого хрена ты тут устраиваешь на улицах?! Совсем стыд потеряли?!
– Мам, расслабься. Мы ничем таким постыдным не занимались, – "Если бы" – подумал я. – Катя отличная девушка, и она мне нравится, смирись с этим. Мне не пять лет, я уже взрослый, почти совершеннолетний человек, – добавил я немного серьёзнее, чем предполагал, и её лицо слегка исказилось от моего тона.
– Я просила сегодня один семейный день, когда мы можем вместе провести время, неужели это так сложно?! – говорила она неприятным повышенным голосом.
– Сложно. Очень сложно. Мы уже сегодня провели достаточно времени вместе, теперь я хочу провести время в приятной компании с красивой девушкой. Так что извини, сейчас я ухожу заниматься своими делами, – договорил я, сдерживаясь, чтобы не высказать что-нибудь ей в лицо.
– Не забудь предохраняться, когда будешь заниматься своими делами, – бросила она мне, отворачиваясь от меня.
– Всегда, не переживай, – не подумав, ответил я и пошёл прочь, кипя от негодования.
Чтобы успокоится перед встречей с Катей, я решил немного пройтись по аллее, что вела к полю с теннисными столами, где мы договорились встретиться. Но сделав небольшой крюк и подойдя к полю, я заметил сквозь зелень кустов Катю, которая лежала на пледе, расстеленном на траве, и уже читала свою книгу. Я сразу же почувствовал себя совершенно спокойным и решил, что не хочу терять ни минуты. Чтобы найти тропинку и не пробираться сквозь плотные заросли кустарника, мне пришлось немного пройти вперед, где я наткнулся на неподстриженный участок луга, где росли ромашки. Выбрав самую красивую и большую, я сорвал её.
Приближаясь к Кате, я не переставал любоваться ею. Она лежала на животе, подняв свои босые ноги, согнутые в коленях. Сегодня на ней был другой лёгкий сарафан, белый с серым рисунком, но таким мелким и частым, что весь сарафан сам, казалось, был светло-серого цвета. На фоне зелёного пледа и травяного ковра вокруг, она выглядела как изящная фарфоровая статуэтка. Катя снова собрала свои длинные волосы в пучок, но сзади на шее остался нетронутым красивый локон, который лежал на её спине, приковывая внимание к себе и мягким её плечам, пролегая как река между ними.
Подойдя к ней со стороны ног, я провёл черенком ромашки ей по розовой пятке, заставив тем самым заметить меня. Слегка обернувшись, она приветливо улыбнулась мне и спросила:
– Ну, как прошло?
Я сел перед ней на траву.
– Прекрасно! Твой план сработал, и я свободен, благодаря тебе. Спасибо, Катя! – нежно сказал я и протянул цветочек.
Я решил не рассказывать ей про то, что с моей матерью спокойно ничего не получается.
– Спасибо, – мягко сказала она, прислоняя ромашку к своему лицу, чтобы понюхать её. – Это первый цветок, который мне подарили не в честь восьмого марта.
– Точно не последний, – улыбнулся я. – Должен тебе сказать, что нам с тобою поверили на 100%. Я даже не ожидал такого головокружительного успеха.
– Это одновременно хорошо и плохо, наверное, – задумчиво сказала она.
– Почему? – мне было очень интересно услышать её ответ.
– С одной стороны этот успех является признанием публики моего, – улыбнувшись, она благосклонно махнула на меня рукой, в ответ на мой удивленный взгляд, – хорошо, твоего тоже, актёрского дарования, так как я подумывала пару-тройку месяцев назад пойти в театральное после школы и проводила исследование всех сфер этой профессии на примере моей хорошей знакомой, которая работает в театре.
– Ты много кого целовала? – я искренне изумился. Возможно, почувствовав прилив ревности неизвестно к кому.
– Я никого не целовала, – ответила она, явно смутившись, выдав тем самым больше, чем было сказано словами.
– Извини, – поспешно сказал я, почувствовав себя дураком. Но счастливым дураком.
Про плохое мы уже не говорили. И совершенно не хотелось.
– Садись рядом, – похлопала она по пледу по левую руку от неё, – и давай заниматься. Как у тебя с сослагательным наклонением?
– If I didn’t know that, I wouldn’t offer to teach you. (Если бы я не знал этого, то не предложил бы обучать тебя – прим.автора).
– Замечательно! Тогда располагайся, и начнём.
Следующие два часа мы действительно занимались только английским. Ну, почти. Мы отдыхали от него за разговорами про всё, что в голову приходило. Кто бы мог подумать, что это так увлекательно, когда ты занимаешься с тем, кто тебе нравится. У Кати был хороший уровень владения иностранным языком, и она быстро схватывала то, чего ещё не знала. Если бы мы с ней учились в одной школе, мы могли бы напару быть лучшими в классе. Так-то у меня по английскому всё равно были тройки и четвёрки, ввиду того, что наша "англичанка" ставила чаще оценки за поведение, а не за знания. С Катей было бы всё совсем иначе. Я мог бы быть самим собой.
Я лежал на спине, заложив руки за голову. Катя сидела рядом, оперевшись на свои прямые руки за спиной.
– Ты не сильно устал? – заботливо спросила она.
– Вообще не устал, я бы так мог весь день провести.
– Ты мне очень помог, спасибо, Мить. Почему ты так улыбаешься?
– Ты меня Митей назвала, – я был очень доволен, чувствовалось как маленькая победа.
– А вот и не называла, ты ничего не докажешь, – выпалила она, забавно поморщив свой милый носик.
Катя легла рядом на бок, подставив руку под голову.
– А ты упрямая, – весело сказал я, – "но я упрямее", – добавил про себя. – Расскажи мне, лучше, зачем тебе сейчас так налегать на английский, если ты не в языковой школе учишься? Можно было бы в учебное время заниматься, точно не летом, – спросил я, поворачиваясь на бок, чтобы смотреть на неё. Между нами был почти метр пространства, насколько было возможно дальше разместиться на одном пледе стандартного размера вдвоём, но ощущение было, если бы мы были совсем близко. Я снова вспомнил её аромат и мог воспроизвести в памяти очертания её тела под тонкой материей одежды, которые я просто ощущал кончиками пальцев.
– Долгая история. Если вкратце, то у меня учительница по английскому просто мегера, которая невзлюбила меня, по-моему, с первой встречи. Я со старшим поколением обычно очень хорошо общаюсь, кроме этой женщины. Мы с ней в постоянном конфликте, хотя я и не инициатор, но терпеть её замечания у меня тоже не всегда получается. Не помню точно как всё началось, но вот результат в том, что она постоянно цепляется ко мне по всем темам, по всем заданиям. Я на английский трачу больше времени, чем на что бы то ни было другое.
Катя перевернулась на живот, и оказалась ещё немного ближе ко мне, что несколько мешало внимательному выслушиванию её рассказа. Чтобы усилить эффект, она как назло стянула резинку с волос, и они упали ей на спину и на руки водопадом роскошных локонов. Я уже едва слышал остальное. Я не удержался, протянул руку чтобы дотронуться до её волос. Заправил ей за ушко прядку, которая мешала видеть её лицо. Остальное она договорила очень тихо, почти шёпотом, глядя мне в глаза:
