Я встала, чтобы закрыть окно и не слышать их.

«Анастасия Андреевна» букет полевых цветов упал на пол. Я хотела закричать, но не смогла. Он обнял меня и мое тело затрепетало в его руках.

Он целовал меня, и я снова забыла обо всем на свете.

Он расшнуровал сорочку и заботливо снял с меня. Я осталась перед ним без ничего, нагая и беззащитная. Мурашки от пальцев до коленок покрыли меня, и грудь моя вздымалась от волнения, до боли стали твердыми темные круги.

Иван Петрович касался меня, и я дрожала в ответ, то ли от холода, то ли от желания снова улететь на небо, там, где яркие звезды…

Он обнял меня и стал целовать мои безжизненно опущенные руки, потом положил их себе на плечи и поцеловал в губы. Нескончаемо сладкий поцелуй. Я гладила его шею и касалась волос, мне было приятно и хорошо, он целовал мою шею. Внизу снова все заныло и стало очень мокро. Во мне просыпалась другая женщина, которая пряталась глубоко, возможно где-то за печенкой и вот она осторожно выглядывала и вздыхала вместе со мною.

Он положил меня на одеяло и, приподнявшись на локте, смотрел на меня ненасытно, как зверь. Я дотронулась до его щеки, губ, шеи. Он взял мою руку, поцеловал ладонь и положил ее на горячий и твердый, мне стыдно говорить об этом… но мне не было страшно, мне хотелось, чтобы он поскорее оказался во мне.

И я посмотрела ему в глаза и кивнула. Он повернулся и оказался сверху меня. Я вся дрожала. Он раздвинул мои ноги и дотронулся им, я готова была расплакаться. Но он медленно и совсем не больно скользнул в меня и будто наполнил собою. Мое дыхание стало таким частым, что казалось потеряю рассудок. А он стал двигаться все быстрее и быстрее. Чтобы я не закричала он закрыл мой рот ладонью, и я зубами сжала кожу, но не чувствовала этого, потому что взрывалось во мне что-то невероятное… волна за волной, как море на картине заезжего художника. Горячее семя он размазал по моему животу и упал рядом со мною.

Я была счастлива. Мои ноги снова не слушались меня, а в голове звенящая пустота и нескончаемая радость.

После я ждала каждую ночь и каждую ночь Иван Петрович приходил ко мне, и мы снова и снова улетали с ним к звездам.

Однажды он бесстыдно усадил меня сверху, и я была словно наездница на коне, только седло на нем особенное и страсть, с которой я отдавалась езде сверху сводила меня с ума. Я забывала обо всем. Мне казалось, что небо теперь падает на нас, обжигая плечи звездами.

Месяц быстро кончился и мое счастье чернилось скорым возвращением Кирилла Петровича. Я не знала, что мне делать дальше. Но я не хотела, как прежде и не хотела быть его женою более.

Бежать с его братом я тоже не могла, опозорить свою семью и мать, которая едва держалась одной рукою за жизнь, съедаемая давнею болезнью, могла бы тут же умереть из-за сердечного переживания.

Быть вместе с Иваном Петровичем представлялось невозможным, его ждала в столице невеста, он так же не мог нарушить обязательств. Нам оставалось только ждать и видеться очень редко на встречах и балах.

Я стала чаще бывать в городе, записалась в салон и стала посещать выставки, где мы тайком встречались и ехали в позорные квартиры его друзей. Но те минуты счастья и блаженства стоили того, даже когда в соседней комнате предавались утехам другие бесстыдники.

Супружеские ночи с Кириллом Петровичем стали чуть теплее, может, потому что его червяк, когда я закрывала глаза и представляла Ивана Петровича, немного волновал мою плоть, и я становилась мокрой. До звезд очень далеко, но уже не так сухо и больно. Заканчивалось тоже все быстро, поэтому я не успевала даже дойти до первой волны и каким бы то образом выдать себя и ту женщину, которая в определенные моменты пряталась за печенку, чтобы никто и никогда не узнал о ней. Что до совести, то грызла она меня недолго, в основном до того момента, как только я снова видела Ивана Петровича, и он касался моей руки.

А неделю назад моего любимого командировали на службу, на войну с турками… и я его буду ждать и молиться за него, потому что он должен знать, что под сердцем ношу его ребенка.

– Ольга Михайловна, прикажите накрывать на стол, к нам будут гости, – прогремел голос Василь Макарыча и разнесся эхом суеты по залам, где уже началась беготня с подносами и посудой.

Пышногрудая хозяйка в праздничном уборе распоряжалась сервировкой и тут же играла с Егоркой, младшим сынишкой. Малыш бегал вокруг матери и кричал разные потешки, а она ловила его и поднимала вверх, прижимала к себе и отпускала снова.

– Ваша светлость, Василь Макарыч сказал забрать ребенка во двор на свежий воздух, – рыжий долговязый мастер грамоты стоял, чуть склонившись перед княгиней. Он не смотрел в ее влажные смеющиеся глаза, она протянула ему руку. Парень коснулся губами перстня, взял малыша на руки и торопливо пошел к выходу.

Ольга Михайловна не любила гостей мужа, но слыла гостеприимной хозяйкой, хорошей женой и чрезмерно набожной. Гости к ним заезжали часто с подарками, хмелем и тихой бранью. Все кланялись иконам и садились за столы, во главе которого восседал Василь Макарыч.

Начиналось все с пересудов дел княжеских, а заканчивалось песнями и гоготом хмельным. Перед утром затихала пьянка и залы наполнялись храпом до обеда.

Княгиня на зорьке уходила гулять, а потом в церковь на службу. Когда возвращалась, гости уже обедали и снимали похмелье новой пьянкой. Она смиренно кланялась мужу и гостям, отшучивалась от приглашения испить чарку и уходила в свои покои заниматься сыном.

Остап, рыжий и долговязый учитель мальчика, в обеденный час читал обычно книги в беседке на заднем дворе и ждал, когда княгиня распорядится забрать Егора Васильевича для уличных игр.

Егорка был очень подвижным и смышлёным ребенком, с радостью он бегал с Остапом по двору так же, как и сидел за грамотой.

Ольга Михайловна улыбнулась вслед уходящему сыну, который доверчиво держался за длинную кисть учителя и взахлеб рассказывал ему, задрав голову, о своих важных делах. От маленькой ладошки ребенка она отвлеклась на пальцы молодого человека, слегка согнутые и очень напряженные. Теплой волной окатило ее, и княжна отвела взгляд.

Она сделала вдох и на выдохе позвала Матрену, чтобы распорядиться о платье, которое надо приготовить к гостям.

Запахами горячих блюд и хмельных напитков наполнялся дом, громкими почестями приветствовали хозяев входящие гости. Праздник чревоугодия, пьянства и веселья витал в воздухе.

Ольга Михайловна вышла к гостям в новом платье и в особенном настроении, что не смогли не заметить. Рассыпаясь в любезностях ее мужу, сластолюбивые взгляды мужчин терялись на ее груди и их мозги забывали зачем приехали, собственно, их хозяева. Но тут же они спохватывались и продолжали беседу о породистом коне, что на ярмарке в три дорога продавали поляки на прошлой неделе.

«Какой конь был. Глаз не оторвать,» – щелкнул языком Иван Иванович и погладил жидкую свою бороденку.

Ольга Михайловна со всем радушием выполняла роль хозяйки в этот вечер. Гости пили, веселились на полную. Иван Иванович пустился в пляс под песни орущих мужиков и тут же споткнулся, но не успел растянуться посреди залы, потому что двое дюжих парней стояли в охране и успели подхватить. Они по привычке уже готовились ловить спотыкающихся гостей. И ловили. И укладывали на лавки до утра. Так было положено.

Княгиня ушла к себе, когда последнего гостя аккуратно сняли со стола и отнесли спать на лежак. Василь Макарыч благословлял весь дом храпом в своей опочивальне уже как два часа. Спали супруги раздельно. Ольга Михайловна перекрестилась благодарственно перед образом.

В своей опочивальне княгиня переоделась в легкое платье и, тихо пройдя через заднюю дверь, юркнула шустрее мыши и пошла по тропинке к реке насладиться пьянящей летней тишиной.

До рассвета оставалось около часа, сверчки затихли и слышно было только всплеск воды от мелкой рыбешки да шелест травы под ногами. Как хорошо дышится в это время.