– Согласен. Виноват. Возьмите вон тот. Все равно наш обалдуй сегодня не придет, – улыбнувшись в свои тридцать два зуба, он указал на пустующее рабочее место напротив.
Я отставил обляпанный стул в сторону и принес кресло, отсутствующего сотрудника, которое, надо сказать, было немногим чище.
– Такс-с, – прошипел он, постучав пальцами по столу, когда я наконец-то уселся, – давайте приступим.
На вид ему было около пятидесяти лет. Он имел густые черные волосы, просеянные сединой, и такие же густые усы на круглом, пухленьком лице. Телосложение его было коренастым, рост около метра семидесяти пяти. Своими повадками и небрежным обликом он походил скорее на слесаря с завода, только что отрубившего смену с гаечным ключом в обнимку.
– Вы говорите, что вас зовут Маслов Дмитрий Александрович, – зачем-то он вновь озвучил мое полное имя, но сейчас это было сказано таинственным образом.
– Да, все верно.
– Это хорошо, – задумчиво произнес он. – Давайте так, Дмитрий, а лучше Дима, перейдем на ты. Я человек простой, не приемлю всей этой псевдоуважительной чуши. Так ведь намного проще вести диалог. Как вам такой вариант? Хотя нет, тебе? – заулыбался Кнутов.
– Я не против, – скромно ответил я.
– Ну и отлично. Обращайся ко мне Иван, Ваня, без разницы, – сказав то, Кнутов протянул руку, которую не без доли неловкости я поспешил пожать.
Признаю, его неординарный дружелюбный подход сказался благотворно на моей нервозности: беспокойные зажимы в теле ослабили хватку, и я почувствовал себя комфортнее в этом чужом и мрачном кабинете. Сложилось такое ложное ощущение, что человек, протянувший мне только что руку, способен на понимание и сострадание во всех жизненных перипетиях, и поэтому я могу без страха говорить ему о любых вещах, в каком бы нелепом свете они меня не выставляли.
– Можешь закурить если хочешь, – он протянул мне открытую пачку сигарет. – Разговор нас ожидает не из приятных. Мне то уже привычно, я с этим дерьмом каждый день вожусь. А тебе, как новичку, Дим, наверно слегка не по себе?
– Да, – не сразу ответил я. – Есть такой момент.
Он по-доброму усмехнулся:
– А я о чем толкую. Ты бери-бери. Не куришь что ли?
– Мне немного неловко курить здесь.
– Я тебя умоляю, Дим, – мгновенно он состроил уничижительную гримасу. – Здесь все свои.
Не без доли сомнения я вытянул одну сигарету из пачки и вставил в зубы. Кнутов тут же поднес к моему лицу язычок пламени от зажигалки, и через секунду я уже ощущал грубый сигаретный вкус во рту.
– Двадцать восьмое августа, – вдруг произнес он. – Пятница, насколько я помню, была. Ты парень еще молодой, наверное, приветствуешь разные тусовки в клубах, на природе, может, предпочитаешь собираться с друзьями? Чем занимался, короче, в тот день, Дим?
Иллюзия спокойствия и доверчивости мигом спала, когда пришло осознание того, к чему с виду добродушный человек, так вкрадчиво и тактично подводил. Я посмотрел на него испуганным взглядом, который непременно дал повод собеседнику заподозрить в нечистоплотности моих дальнейших слов. Мой ответ последовал не сразу.
– Двадцать восьмое августа? – затем как пришибленный озвучил я. – Не помню. Это же было давно. Что я тогда делал? – спросил я будто бы у себя. – Так быстро и не приходит ничего на ум.
– Дима, а ты хорошо подумай. Ведь отдыхал с друзьями, что греха таить.
– Ну, если это было пятница, то, возможно, и отдыхал с друзьями. В этом нет ничего необычного, – с напускным спокойствием ответил я.
Кнутов ухмыльнулся.
– А я и не говорил о необычности ситуации, заметь. Об этом заговорил ты… Ладно, не будем об этом. Что уж тут ходить вокруг да около, ты прекрасно понял к чему я, так сказать, ласково пытался подойти, чтобы не ранить твоих изнеженных чувств, – посмеялся он.
Почему-то его звонкий смех самым мерзким образом тронул неведомые взору струны моей души, и вдруг стало так невыносимо и отвратительно быть здесь, на нелепом допросе, к делу которого, как я думал тогда, не имею никакого отношения.
Из-за поворота, который принял диалог, я позабыл о сигарете; она бесполезно тлела в моей правой руке. Когда понял свое упущение, то вместо табака обнаружил серый столбик пепла, державшийся на честном слове на нетронутой огнем части сигареты. Я было хотел стряхнуть его на пол (других пристойных вариантов не было), чтобы не оставить следов на столе, но как только я дернулся, пепел рассыпался на неведомый документ, не знаю уж, какой важности. Кнутов не заметил моей оплошности, ведь был строго сосредоточен на лице допрашиваемого. Я, делая вид, что у меня все под контролем, поднес остатки сигареты к губам и затянулся.
– Ты не обращай внимания на него, Дим, – подал голос второй постоялец кабинета №214, который до этого что-то усердно набирал на компьютерной клавиатуре. – Наш Иван – рубашка-парень, несмотря на свои неюные годы. Как ляпнет что, хоть стой – хоть падай.
Я судорожно повернул голову в сторону говорившего и заметил на его губах приветливую улыбку.
– Да все нормально, – ответил я.
– Семен, ты работал там? – язвительно сказал Кнутов. – Так работай! У нас здесь все на мази, пацан в состоянии сам отличить шутку от колкости.
– Дима, держись, – продолжая улыбаться, второй постоялец показал жест поддержки сложенными крест-накрест ладонями.
– Майор Игнатов, я сейчас встану – ты ляжешь! И мне наплевать, что ты выше по званию! – шутливо пригрозил Кнутов.
– Все-все, – Семен поднял руки вверх, обозначая свою сдачу. – Занимайтесь, не буду вам мешать.
Второй сотрудник полиции был гораздо моложе Кнутова, и поэтому было неожиданным узнать, что его звание выше. Он имел светлые короткие волосы, худое лицо с большой родинкой у носа и такое же костлявое телосложение. Некоторые остряки подобных персонажей называют «вешалка», отмечая, как широко и угловато сидит на его плечах рубашка или же другая одежда.
–Так, на чем мы остановились, – теперь Кнутов обратился ко мне. – Ах да, точно! Ты что-то хотел рассказать про пятничный досуг.
Я прочистил горло и сказал, словно не своим голосом:
– Я был в клубе в тот день, а потом… После клуба мы с ребятами поехали к другу в загородный дом. Но детали того дня я плохо помню, – соврал я. – Потому как часто провожу выходные подобным образом.
– Это нормально, что часто. Пять дней в неделю корячиться на работе, нервы и все такое, само собой разумеется, хочется слегка забыться на выходных. Алкоголь, девочки и все дела, – как-то двусмысленно закончил следователь.
– Я мало пью.
– Я совсем не осуждаю, Дима. Сам таким был. Знал бы ты, как я зажигал в свое время, – и потом он без какой-либо смысловой паузы заявил то, что заставило меня затрепетать сильнее. – Загородный дом находится случайно не в поселке «Снегири»?
– Да. Там.
– Интересно. Очень интересно. И чем вы там занимались? Можно и с пошлыми подробностями, – лукаво заулыбался Кнутов.
– Ничего такого не было, – словно извиняясь, произнес я. – Просто выпили еще немного, и я пошел спать.
– А остальные ребята?
– Честно сказать, я был настолько утомлен вечером, что почти сразу вырубился.
– Во сколько по времени?
– Я… Я не помню, – промямлил я.
– Ну хотя бы примерно. Это было до трех ночи, или после.
Если бы кто-то сейчас тепловизором измерил мою температуру, то на дисплее отобразился бы впечатляющий результат. Я просто явственно ощущал, как от неудобных вопросов и моего неподготовленного вранья, горели уши. Наверняка, мою грудь и шею покрыли красные пятна – следствие несовершенства нервной системы. Хорошо, что на улице было прохладно и дождливо, поэтому я пришел на допрос в ветровке с высоким воротником, которую не позаботился снять в помещении.
– Наверное, до трех ночи, – соврал я.
– Угу, – издал он гортанный звук, затем сложил руки в замок и, некоторое время подумав, спросил:
– Получается из дома ты никуда не выходил до самого утра?
– Все верно, – снова последовала ложь.