– И Карл тоже так думает?

– Я думал, вас там только что помирили?

Магна поморщилась, неторопливо поправляя кружева на рукавах.

– Так и было…

– Ну, когда он отсюда выходил, его от восторга пёрло, – сообщил Гёц и приложился к своему кубку, украдкой наблюдая за беспокойными руками женщины. – Десять к одному на то, что следующий час он будет поливать шлюх вином за восемь талеров, а не собирать людей в новый налёт. Отец выбил для него местечко за столом, да?

Тиллерша опять пригладила рукав с видимым сомнением на лице, но всё же кивнула. Значит, Карл ещё на шаг ближе к своему «наследству».

Значит, у Треф нет времени на то, чтобы дожидаться помощи от Хафелена или совершенно случайно проходящей мимо города оравы наёмников без контракта.

– Что же, будь я на месте Карла, я бы на этом успокоился. Я ведь уже показал, что могу кусаться, и к большим дядям меня пустили… Но я спокойный и порядочный гешефтмахер, я за мир. И я на своём месте, а он – на своём.

Такими туманными и многозначительными речами он и к концу года союзников не наберёт, но и говорить прямо тоже нельзя. Ставить на тёмную лошадку всегда рискованно, и любой член Лиги скорее просто сдаст его Даголо. Уж Магна так точно.

До сегодняшнего вечера оставались туманные надежды на то, что Рудольф зарядит кулаком по столу, а там уж как следует распалить его – дело техники. Но чары женского благоразумия, похоже, имели безграничную силу. А сама она от перспективы сцепиться с Даголо чуть ли не тряслась. Или ко всему прочему имела недюжинный талант актрисы и прямо сейчас водила за нос простодушного гешефтмахера.

– Я жду своё вино.

Фрау Тиллер одарила его напоследок ласковой улыбкой и вернулась к мужу, который готовился слить третий кон подряд. Банк уверенно делили меж собой купец, цверги и старуха. Готфрид оставил кубок рядом с монетками и начал прогуливаться вокруг стола, заложив руки за спину, проверяя, всё ли в порядке.

Нацепив на нос линзы, рослый и крепкий Вернер Фёрц мигом преобразился в счетовода подстать толстяку Штюмму. Альфи, Речная Вдова и младший цверг перебрасывались остротами, веселя половину игроков (в основном тех, кто пока оставался в плюсе). Епископ рассеянно поддерживал, но в этот раз чаще налегал на вино и сласти.

Мухлежа не наблюдалось. По задумке Готфрид обязывался присматривать и за честностью игры, но он совершенно не представлял, что делать, если холёная бургомистрова рука, вся в перстнях и изящно остриженных ногтях, вдруг дёрнет карту. До сих пор хитрить никто не пытался, хотя вряд ли они его щадили. Даголо – единственный за столом, кому не плевать на Короля Треф.

С другой стороны, ни для кого не секрет, что и между членами Лиги любви тоже никакой, но им-то взаимная любовь ни к чему. Достаточно крепкого уговора и прорвы денег. Нужно очень хорошее предложение, чтобы перетянуть вниз свою убогую чашу. И попытка только одна – если фокус не удастся, фокусник немедля поедет к хозяину. Может быть, даже с грушей в пасти. У большинства властителей города хреновое чувство юмора.

Игра продолжалась, а Готфрид всё перебирал в уме известные дрязги и тут же отбрасывал их за мелкостью, давностью и просто непригодностью. Сыграть на противоречиях, вбить клин между бароном и кем-нибудь другим – отличный план, спору нет. Но как тут выбрать, с чего начинать, когда неверный шаг грозит купанием в канале?

– Твоя ставка сыграла, – проворчала Эрна, исподлобья глядя, как цверги раскланиваются с фрау цу Машвиц и капитаном, мрачным, как грозовая туча. – Опять. Кто бы мог подумать?

– Без выпивки мы бы втрое меньше поднимали, – заметил делец, сметая талеры в кошель. – Не ставь, если в голове шумит. Тебя матушка не учила?

Рука мечницы зависла в воздухе с марципаном, не донесённым до рта. Гёц прикусил язык.

– У тебя опять рожа чешется?

– Гёц! Эрна! Ко мне! – проревел барон и хлопнул ладонью по столу с рассыпанными картами, крошками, пятнами от спиртного на сукне и тем, что осталось, когда герр Глауб незаметно поковырялся в носу и вытер пальцы.

Прервав беседу, поименованные присели слева и справа от барона, с вниманием взирая на покрасневший нос и огромные блестящие глаза. Обыкновенно читать по ним намерения старика не составляло труда, но сейчас Готфрид угадывал лишь объём выпитого.

– Ты сегодня здорово в минус ушёл, да? – заметил он, сравнивая жалкую горстку монет с её первоначальной величиной. Воистину, эта игра не только самая важная в городе, но и самая убыточная. Впрочем, убытки хотя бы не только из его кармана покрывались…

– Что?.. А, да… Да начхать. У меня для вас охре-нитель-ные новости! – медленно проговорил Даголо, старательно разделяя слова. – Мы проведём Кавальеллу! То есть – вы проведёте. А я позабочусь, чтобы там оказалось мно-о-ого знатных с деньгами.

– Неужели герцог приедет?

Гёц выудил из памяти титул, обгадивший два года назад грандиознейшее предприятие за всю историю игр в Каралге. Старик потряс пальцем в опасной близости от своего носа.

– Точно! Приедет. Будет договар-риваться с патрициями. И под эт' дело мы скачки по… потянем. Ты всё организуешь, а ты, – палец переместился в сторону Эрны, – ты за всем присмотришь, чтобы все эти жадные, мерзкие, голожопые крысы, которые шляются вокруг нашего прекрасного города, не обнесли Треф с моими деньгами… Верно? Сколько времени?

– Немного за час…

– Чтоб меня, да не сейчас же! На сборы!

– Недели три, по меньшей мере, – терпеливо поправился делец, быстро смахивая брызги с щеки. – Ипподром мы в прошлый раз отстроили, но его ведь причёсывать.

– Три недели…

Взгляд Даголо ненадолго затуманился, он вытянул губы в трубочку, нахмурился и наконец изрёк:

– Ладно, три так три. Действуй! Завтра же!

Придвинувшись, он дружелюбно похлопал по ладони Шульца, лежащей на столе, и отечески добавил:

– Выжми мне кучу денег из этих рыцарей, мой мальчик! – Он тут же поднял руку и помахал ею в воздухе. – А теперь сдрисни, я пошепчусь с Эрной.

Готфрид медленно поднялся из-за стола. Голова всё равно пошла кругом, как после куртовой затрещины. Кавальелла – его детище в не меньшей степени, чем Даголо, только, разумеется, тот по праву старшинства присвоил право выбрать пафосное название на валонском.

Провести такое большое состязание, да с таким количеством игроков, одновременно знатных, состоятельных и не искушённых в особенностях каралгского спорта – это же просто мечта для Треф. Только вот как плести заговор в городе, если ты торчишь в дне пути от него и от рассвета до заката орёшь на сотню бездельников?

В поисках подмоги делец огляделся по сторонам. Ему ответила только полупустая бутылка.

***

Ноги просто гудели от усталости, зато в голове стояла блаженная тишина. Деньги мирно лежали себе под замками, последние пьяные голоса разошлись по улице в обе стороны – в кабаке напротив сейчас только парочка безработных выпивох при средствах. Единственная лампа с паршивым маслом лениво разгоняла тьму в комнатушке и рисовала длинные тени за парой сундуков и башмаком, свалившимся на бок.

Ещё одна тень накрыла Готфрида с головой.

– Уже уходишь?

– Ухожу, – буркнула Эрна и потянулась за сероватой рубахой.

Что бы ни болтали в Саду, какие-никакие женские детали у неё имелись, и их даже не слишком обезображивали мускулы и пять шрамов. Раны от копья у плеча и на бедре, рубец на левом предплечье, мелкие отметины на боку и колене – не считая следов кнута между лопаток.

Такая коллекция у любого разожжёт любопытство. Неудивительно, что разгуливать голышом она не любила.

– Старик велел кое-куда сбегать утром… И Бёльс меня задери, если я больше скажу. Есть зеркало?

– Нету. Можешь в таз с водой поглядеться.

– Ц-ц-ц, – мечница покачала головой, – что за убогий дом? А я думала, у меня богатый поклонник!

– Это не дом. Это контора.

«Дом» – слишком громкое название для места, где спишь, хранишь деньги и оружие, плетёшь заговоры и планируешь держать оборону в случае чего. В своей конторе напротив своего кабака в окружении домиков с людьми, подкормленными и подпоенными на свои деньги, Готфрид чувствовал себя почти спокойно и по-домашнему, но только почти. «Дом» остался позади, в Хафелене. Впрочем, там не шибко веселее.