Мурзину прежде не доводилось оказываться за решеткой, но жизнь сводила его с бывалыми «ходоками». Так что о тюремных нравах он был весьма наслышан. И знал, что тюрьма ломает именно сильных людей. Как ни странно, более живучими оказываются слабые. Они и на воле позволяют собой помыкать, так что в тюремных унижениях для них по большому счету нет ничего нового.
Мурзин трезво оценивал свои силы. Он вовсе не был уверен, что не сломается. Но настраивался на битву. Долгую, изнурительную. На битву за себя. И за Младшего. За Младшего… Если бы не было Младшего, то все было бы куда проще. Сероглазый поэт, которого Мурзин почти силой втащил в свою жизнь, изменил эту жизнь до неузнаваемости. Недолгие месяцы с Младшим стали… нет, не то чтобы самыми счастливыми в его жизни, но они прошли как будто в совсем другом мире. В мире, о существовании которого всё повидавший в жизни спецназовец, бизнесмен и авантюрист даже не подозревал. И он был от всего сердца благодарен своему Младшему за то, что тот, сам того не подозревая, открыл для него этот странный, завораживающий мир. Жаль только… Да многого было жаль. Но зато теперь у Мурзина была цель: спасти Младшего. Во что бы то ни стало. Даже ценой акций «Сокоде». Он проживет без этих акций, плевать. Пусть лучше Хейдена душит жаба. Хотя… Мурзин сильно подозревал, что и Хейден откажется от своих акций, если это потребуется, чтобы спасти сероглазого поэта. Мурзин смотрел правде в глаза: эгоистичный, напыщенный Хейден тоже любит Сашу. Любит до безумия. Или за гранью безумия. Как Мурзин. И потому Хейден, как и Мурзин, пойдет на всё, чтобы Сашу спасти. Им, Мурзину и Хейдену, не ужиться. Должен остаться только один, как говорилось в известном фильме. Впрочем, по факту они теперь союзники. Группа Михаила и Киллерса уже в Африке. Остается только молиться, чтобы она достигла цели. А дальше… Дальше будет видно. Мурзин включил телевизор. «МИД России выразил серьезную озабоченность ситуацией в африканской республике Чамбе, где после убийства президента Таго Нбеки начались бои между враждующими армейскими группировками. По сообщению российского посольства в Агазе, сведений о россиянах, пострадавших в результате столкновений в столице Чамбе, пока не поступало. Правительство Франции рассматривает вопрос о вводе военного контингента в Чамбе. МИД России призвал враждующие чамбийские стороны к диалогу и заявил, что решать проблемы Чамбе может только народ этой страны без вмешательства ивзне…» Мурзин похолодел. Его Младший там, в этом аду. Мурзин не понаслышке знал, что такое африканские перевороты. Он и сам в них участвовал. Нет. Нет. Только не это. Загремел замок, тяжелая дверь со скрипом отворилась, в камеру вошел безликий. Он бросил взгляд на работающий телевизор, на его лице появилась кривая улыбка. – А, вижу, вы уже в курсе. Боюсь, Мурзин, теперь вам уже не пристало торговаться.
====== 42. БЕЛЫЕ ЛЬВЫ ======
ГЛАВА 42. БЕЛЫЕ ЛЬВЫ Агазе, май 2008 года – Белые львы рождаются редко, – прозвучали в голове у Саши слова Йена. Это был разговор в парижском отеле, куда Йен увез Сашу после покушения в Сен-Жермен-л’Оксеруа. Почему тогда разговор вдруг зашел о белых львах? Саша уже не помнил. Кажется, они болтали с Йеном обо всем, что в голову взбредет. Просто чтобы стряхнуть с себя ужас происшедшего напротив Лувра. – Помню, у нас, в Южной Африке, в одном зулусском племени родился белый львенок, – говорил Йен, поливая Сашу серым свинцом своих глаз. – По этому случаю вождь объявил праздник, и племя пьянствовало целую неделю. Белый лев рождается примерно раз в 30 лет. Так говорят зулусы, хотя я лично сомневаюсь. И для них белый лев – священное животное. Вождь племени считается кем-то вроде хранителя белого льва. И если белый лев погибнет, то на племя обрушатся несчастья. И, кстати, не только на племя, но и на весь род людской. – Почему? – рассеянно спросил Саша, не в силах отойти от кошмара, в эпицентре которого оказался за пару часов до того. – Есть много легенд, но все они сводятся к одной, – пожал плечами Йен. – Якобы в незапамятные времена боги прокляли человеческий род. Как водится, за разврат, лень, пьянство, непотребство и прочие грехи. И на человечество обрушились несчастья, болезни, страдания. Тогда люди стали молить богов о пощаде, и те, в конце концов, сжалились. Они послали людям спасителя в обличье белого льва. Тот исцелил людей, дал им новые заповеди, ну и так далее… Потом он вернулся к богам, но пообещал вновь прийти, чтобы спасти людей теперь уже раз и навсегда. Ничего тебе не напоминает? – свинцовый взгляд Йена устремился на Сашу, который казался погруженным в свои собственные мысли. – Иисус Христос, Спаситель, – сказал тот так, словно отвечал заученный урок. – Именно! – поднял Йен вверх указательный палец. – Собственно, этот сюжет повторяется во многих религиях. В тех или иных вариациях. Меня, правда, это не слишком интересует, поскольку я атеист. А ты? – неожиданно спросил Йен. – Я не атеист, – спокойно ответил Саша. Йен скептически улыбнулся, но ничего не сказал. Саша тогда не придал значения этому разговору, но однажды ночью, после тяжелого вечера, когда Старший заставлял его «решать самому», он увидел сон с белыми львами. Львы вышагивали вокруг него, а потом легли и смотрели на него голубыми немигающими глазами. И в сознании Саши возникало:
То ли в памяти закровотОчила древняя рана,
То ли сходишь с ума в бесконечности душных ночей,
Белоснежные львы, раздирая на клочья туманы,
Бродят ночь напролет до дрожащих рассветных лучей.
В мертвых залах музеев застыли роскошные гривы,
И из мраморных пастей не вырвется царственный рык,
Мимо толпы безглазые шествуют неторопливо,
И никто не замрет ни на вечность, ни даже на миг
Но порой, ошалев от кошмаров нахлынувшей ночи,
Прорываясь сквозь полные мрака тяжелые сны,
Вижу я: оживают и когти размеренно точат
Белоснежные львы в неподвижном сиянье луны!
И сейчас белый лев стоял перед Сашей. Словно вышел из его сна, превратившегося в стихотворение. Правда, лев не точил когти. Он рычал. – Не смотри ему в глаза! – произнес Эм. – Только не смотри ему в глаза! Но Саша смотрел прямо в глаза льва. Потому что не мог не смотреть. Он вспомнил вечер на берегу океана, когда он впервые оказался в Чамбе. «…он почувствовал, что в нем что-то шевельнулось. Нечто древнее, сильное, грозное. И снова он услышал львиное рычание. Оно шло непонятно откуда: не то его доносил ветер, не то Саше это просто казалось. Нет, в грохоте океанских волн нельзя было расслышать никакого рычания. Кроме вырывающегося из груди. Да, это рычал он сам. Точнее, не он. Он как будто со стороны растерянно наблюдал за самим собой – прежде незнакомым, поднимающим голову, выпрямляющимся и рычащим…
… Ему казалось, что он, прежний, сейчас бессильно наблюдает за собой новым, рождающимся прямо здесь, на пустынном океанском берегу под яркими звездами. Рычание доносилось не со стороны… оно шло из его груди. Это рычание принадлежало ему и в то же время не ему… И этот незнакомец, завладевший его телом, медленно двинулся к океану – торжественной, почти царственной походкой, а прежний Саша лишь бессильно наблюдал за этим. Саша осознавал, для чего этот новый движется в океанские волны: их мощь должна была омыть его, должна была унести прочь ветхую, дрожащую от страха оболочку. Это было неизбежно. Это могло произойти либо прямо здесь и сейчас, в океанских волнах, либо позже. Но Саша понимал, что это неизбежно, потому что это предназначено свыше, и нет в земном мире силы и воли, способной воспротивиться предназначенному…»
Тогда, в океанских волнах, этого не случилось, потому что Саша испугался. Он цеплялся за себя ветхого, он страшился неизбежной перемены, оттягивал ее наступление. Но добился лишь того, что новое прорастало болезненно, старая кожа слезала медленно, оставляя кровоточащие раны… И все равно он оказался там, где и должен был оказаться. Он встретился с тем, с кем должен был встретиться. С самим собой. Взгляды белого льва и человека встретились. Серое пространство глаз человека озарилось голубыми вспышками львиного взгляда. И в этих сверкающих вспышках сгорало прежнее, обугливалось, осыпалось серым пеплом, падая во мглу небытия. Нет, сгорало не до конца, старое было слишком живуче. Но оно уже было не властно над душой и над сердцем и пыталось забиться в темные, укромные уголки личности, чтобы пожить еще немного перед тем как исчезнуть навсегда. – Не смотри ему в глаза! – голос Эма донесся словно из другой вселенной. Саша почувствовал боль: ногти Эма впились в его ладонь. А неподалеку с новой силой загремели выстрелы и взрывы. Лев снова зарычал. – Надо уходить! – дрожащим голосом проговорил стоявший рядом клерк. – Назад, в здание! Он нервничает, он нас разорвет! Но, оглянувшись, они поняли, что назад уходить поздно. У двери в здание стояла белая львица, а рядом с ней львенок. Клерк затрясся и забормотал нечто непонятное, видимо, на местном наречии. Снова послышались разрывы снарядов. Лев опять зарычал. Подала голос и львица. – Только не смотри им в глаза! – повторял Эм как заклинание. – Не смотри! Он знал, что животные воспринимают такой взгляд как агрессию. Смотреть в глаза льву, тем более рассерженному льву – самоубийство. И Эм твердил это не только Саше, но и себе. Но тут же сам посмотрел. Как будто чья-то воля заставила его поднять глаза. Он видел голубые глаза льва с черными зрачками и устремленные на льва серые глаза человека. И Эм ощутил присутствие чего-то древнего, грозного и одновременно странно знакомого. Как будто когда-то пережитого… Не в этой жизни. И, может быть, не в этом мире. Зверь и человек не сводили друг с друга глаз. Они были единым целым, двумя ипостасями бессмертного, непостижимого. Царь зверей смотрел в глаза человека, прозрачные, бездонные, полные тайны, и он знал, что должен склониться перед этим человеком. Потому что именно этот человек был повелителем львов. Он и сам мог принять образ льва, чтобы прийти на землю. И то, что сейчас он не был львом – ничего не меняло. У него была полная власть над белыми львами – посланцами неба. Эм видел это, и он знал – просто знал, что тоже должен склониться. Потому что это было и его предназначением. Лев поднял голову, зарычал, но уже не угрожающе, а призывно. Львица откликнулась и медленно, величаво двинулась к отцу семейства, львенок побежал за ней. Они прошли мимо троицы людей, львица даже задела Эма хвостом, заставив того вздрогнуть, и еще сильнее впиться в руку Саши. Клерк следил за передвижением львов, в его глазах застыл страх. Он считал, что смерть пришла за ним. А Саша…
