====== 40. ЭКЗОРЦИЗМ ПО-АФРИКАНСКИ ======

ГЛАВА 40. ЭКЗОРЦИЗМ ПО-АФРИКАНСКИ Агазе, май 2008 года Нбека восседал в огромном кресле, украшенном позолотой и напоминавшем трон. Это кресло, нелепое, вычурное, досталось ему от свергнутого предшественника, теперь доживавшего свой век на Лазурном берегу, куда его в конце концов пустили французы. У Нбеки тоже была вилла в тех краях. Ее покупка была первым его решением на посту президента Чамбе. Повстанцы, действующие в джунглях, заговоры военных, интриги мировых держав и корпораций вокруг титанового месторождения… Не факт, что он сумеет удержать власть в этом змеином клубке. Вилла на Лазурном берегу не помешает. Французы, поначалу разъяренные тем, что он сместил Нгассу без их соизволения, в конце концов смирились с этим фактом (а куда этим лягушатникам было деваться), но теперь требовали от Нбеки отдать им полный контроль над «Сокоде». Нбека отчаянно блефовал, кормя французов обещаниями, и втайне искал способы оставить месторождение под своим полным контролем. Сейчас он предавал французов так же, как до них предал Хейдена.

Нбека, знавший Хейдена еще со студенческих времен и даже одно время бывший его любовником, хорошо его изучил и считал полезным идиотом. Он без устали подпевал Хейдену, твердил, что в Чамбе нужны реформы, развитие… Словом все то, что Хейдену нравилось. При этом Нбека сулил Хейдену царские условия работы в Чамбе, если тот поможет ему прийти к власти.

Но теперь, когда Хейден помог ему стать президентом, он стал не нужен Нбеке. Более того, своим присутствием в проекте «Сокоде» Хейден мешал Нбеке договориться с французами о тайных каналах вывода денег из страны в западные банки. Но Нбека надеялся обмануть и французов. Да, какую-то часть проекта «Сокоде» им придется отдать, но контроль оставить в своих руках. Без этого Нбека станет никому не нужен. И если какой-нибудь министр или генерал поднимет мятеж или же повстанцы прорвутся к столице, то французы и пальцем не пошевельнут, чтобы спасти его, Нбеку. Американцы тем более. Лишь контроль над «Сокоде» позволит ему удержаться у власти. И этот русский парень-шлюха был лишь частью большой игры, которую вел Нбека со своими заклятыми друзьями Хейденом и Мурзиным, а также французским, американским и русским правительствами. Забродин был даже не пешкой, а просто шахматной клеткой, на которую можно поставить любую фигуру. И Нбека хотел встать на эту клетку сам. После того, как почувствовал этого русского. Почувствовал в буквальном смысле, что такое этот Забродин. Почему от него сошли с ума Хейден и Мурзин. Нет, Нбека не сошел с ума. Он не такой идиот. Но он хотел оставить этого парня себе. Пока тот не надоест. А тот не надоест еще долго, Нбека это хорошо понимал. Но тем лучше. Забродина можно будет использовать и как приманку, и как рычаг давления на Мурзина и Хейдена. А через них и на французов. Хм, эта шахматная клетка становилась поистине стратегической в большой и опасной игре…

Между тем начальник Генштаба доложил Нбеке, что повстанцы провели серию атак в районе трассы Сокоде-Агазе и продвинулись к столице. Непосредственной угрозы нет, но небольшие группы мятежников могут просочиться в пригороды Агазе. И повторение ракетных атак по президентскому дворцу не исключаются. Эта новость разозлила Нбеку. Повстанцы обнаглели, а военные не могли с ними справиться. В ярости Нбека приказал начальнику Генштаба применить ракеты класса «земля-земля». Генерал взял под козырек, хотя знал, что ракеты бесполезны против мелких и весьма мобильных групп повстанцев.

Вторая новость была, на первый взгляд, малозначащей, но встревожила Нбеку куда сильнее, чем сообщение об атаках повстанцев. В джунглях на границе Чамбе и Бенина был зафиксирован бой. Причем в бою участвовал отряд французских легионеров, который атаковал некую группу, двигавшуюся из Бенина, и в этой группе были преимущественно белые. Что это была за группа, какие цели она преследовала и почему ее вдруг атаковал французский легион, было непонятно. Но чутье подсказывало Нбеке: это имеет прямое отношение к конфликту вокруг «Сокоде». И, скорее всего, к русскому заложнику, находящемуся в его дворце. Нбека приказал шефу Генштаба собрать всю информацию и немедленно доложить ему. А затем распорядился привести русского. Тот, конечно, ничего не мог рассказать, но этого и не требовалось. Он нужен был Нбеке для другого. Когда охранники ввели русского, Нбека опешил. Никогда еще в этот кабинет, где проходили заседания правительства, велись международные переговоры, не входил человек, на котором была лишь кожаная сбруя и лакированные сапоги. Парень приближался к Нбеке, сопровождаемый двумя дюжими охранниками, и как будто смотрел сквозь Нбеку. Такой эффект возникает, когда смотрят в переносицу, и это нервирует людей. Нбека, кстати, сам не раз прибегал к этому приему. Но в глазах парня был еще и лед, и эту ледяную броню не могла бы растопить даже экваториальная жара. Парень встал напротив Нбеки, сидевшего за огромным столом и откинувшгося на спинку кресла-трона. Весь его вид говорил, что Нбека для него – пустое место. И Нбека почувствовал, как в нем закипает ярость.

- На колени! – рявкнул он на своем родном наречии, но тут же опомнился и повторил это по-английски.

Парень как будто не слышал Нбеку. Тот сделал знак охранникам, и они заставили парня опуститься на колени. Но теперь из-за огромного стола Нбеке была видна только темно-русая макушка. Нбека недовольно поморщился. Он не чувствовал своей власти над парнем ни когда тот стоял в полный рост, ни сейчас. – Встать! – рявкнул он. – Встать, я сказал! Парень безучастно поднялся, чуть опустив голову и сложив руки замком. Это были заученные движения шлюхи, привыкшей повиноваться. Не более. Нбека смотрел на эту чуть склоненную голову и понимал, что не может влезть в нее. Он что угодно может сделать с телом, но это не то, что ему было нужно сейчас. Тяжело, словно нехотя, поднялся он с кресла-трона. Медленно обошел огромный стол, встал перед парнем. Схватил за волосы, заставил поднять голову, заглянул в глаза. Так и есть. Полное отсутствие. Бездонные озера, в глубине которых скрывается неизвестность. Даже если эти озера наполнятся болью, в их глубины не проникнуть. А Нбека хотел. Он вдруг понял, что не может проиграть битву за эту глубину. Это было какое-то наваждение. Лицо Нбеки исказилось от ярости. Он схватил парня за подбородок, заставил открыть рот и плюнул в него. Никакой реакции. Ни отвращения, ни возмущения, ничего. Полная отрешенность. Серые глаза как будто даже не замечали Нбеку, их взгляд был устремлен внутрь, в бездонную глубину серых озер, куда Нбеке путь был заказан. Нбека готов был растерзать эту белую шлюху здесь и сейчас, чтобы увидеть в серых глазах боль, отчаяние и страх смерти. Но он понимал, что это ничего не даст. Ничего. Нбека чувствовал, что теряет контроль над собой. Непонятно почему. Это его пугало и бесило. Он отступил на шаг, борясь с искушением придушить парня. Но наткнулся задницей на стол и нелепо взмахнул руками, чтобы удержать равновесие. Это взбесило его еще больше. Он не мог выглядеть нелепо ни перед русской шлюхой, ни перед своими гвардейцами! Нбека бросил на гвардейцев полный ненависти взгляд, но тут же отвернулся. Гвардейцам не следовало знать, что только что им вынесен смертный приговор, потому что они видели то, что не должны были видеть. Их прикончат, пока они не успели никому рассказать. Президент Чамбе не может выглядеть нелепым и жалким. Что касается русской шлюхи… – Мы так увлеклись в прошлый раз, что забыли о главном, – произнес Нбека, стараясь говорить уверенно и насмешливо и невольно подражая злодеям из голливудских фильмов. – Не буду ходить вокруг да около. Ты должен умолять своих ёбарей – Мурзина и Хейдена – спасти тебя. Сказать им, что если они не выполнят то, что от них требуется, тебя ждет смерть. Мучительная смерть. Свидетелями которой они оба станут. Ты должен быть убедительным. Очень убедительным. Понял? – Нбека опять подался вперед и снова схватил парня за подбородок. Но серые озера опять были покрыты льдом. – Если я умру, ты вообще ничего не получишь, – пухлые губы сложились в насмешливую улыбку. Глаза Нбеки гневно засверкали. Он схватил парня за ремешки сбруи, рыча, притянул к себе, затем с силой швырнул на стол лицом вниз и лихорадочно принялся расстегивать свои брюки. – Ноги расставил! – заорал он. – Живо! Расстегнув брюки, Нбека вдруг начал озираться, словно пытаясь что-то найти. Затем, выругавшись, полез в карман, вытащил упаковку презервативов, торопливо, путаясь, стянул пиджак и, не глядя, отшвырнул его, сорвал шелковый галстук, словно удавку, рванул за ворот белой рубашки так, что пуговица отлетела, и принялся лихорадочно раскатывать презерватив по уже вставшему колом большому черному члену. Он хотел плюнуть на презерватив, но передумал и с, рычанием раздвинув крепкие ягодицы, одним толчком вошел в парня. Тот дернулся, сдавленно застонал, но тут же умолк и Нбека почувствовал как тот расслабился, несмотря на то, что в него входили посуху. Нбека выругался, схватил парня за волосы и яростно принялся в него вбиваться. Шлюха! Опытная шлюха! Умеет себя вести! Знает, когда надо расслабляться! Нбека хотел другого. Хотел отчаянных, жалобных криков. Мольбы о пощаде. И он знал, знал, что и шлюха это знает. Знает, чего от нее хотят. Но молчит. Молчит. Подставляет растраханный зад, где уже перебывали десятки, если не сотни членов. А ведь она умеет вести себя иначе! Умеет! Нбека знал это – непонятно откуда, но это знание было абсолютным, точным, подобно тому как человек точно знает, что однажды ему придется умереть. Потому что иначе не бывает. Да, эта шлюха знала и умела вести себя иначе, но сейчас она нарочно не кричала, не пыталась вырваться, а равнодушно подставляла задницу, словно бросала Нбеке, подачку. – Кричать, тварь! Кричать! Рыдать! – Нбека уже двумя руками драл волосы, заставляя дугой выгнуться крепкую, широкую, но удивительно гибкую спину. Ответом ему было молчание. Нбека мял крепкие ягодицы, покрытые кровоподтеками после прошлого секса, вгрызался зубами в спину, прямо в кровавые ссадины. Ответом были сдавленные стоны, в которых клокотали сила и ненависть, но только не мольба о пощаде. И ни малейшей попытки вырваться. Наоборот, Нбеке подставляли роскошную задницу, позволяли терзать ее, раздирать не успевшие зажить раны. Сдавленные стоны, и ничего больше. И эти стоны все сильнее заводили Нбеку. Ему вдруг захотелось увидеть глаза – серые глаза – узнать, что сейчас в этих глазах. Может быть, все-таки на поверхность озер всплыла мольба о пощаде? Но Нбека не решился. Почему-то он ощутил страх при мысли о том, что вновь увидит серый лед. И он с яростью продолжил вдалбливаться, вдалбливаться, вдалбливаться, чтобы утонуть в собственной похоти, укрыться в ней от леденящего подспудного страха. – Шлюха! Шлюха! – повторял Нбека, а потом начал выкрикивать знакомые ему с детства заклинания, которые слышал еще от шаманов, но о которых потом вспоминал с презрительной ухмылкой, ибо считал себя человеком образованным, далеким от суеверий. Однако теперь эти заклинания, отгоняющие злых духов, были ему необходимы как воздух. Ему казалось, что иначе он задохнется, замерзнет в сером льду, который как будто подступал все ближе и ближе, сжимая узкое, жаркое пространство похоти. И Нбека продолжал эти гортанные возгласы, краем глаза замечая, что гвардейцы, позабыв обо всех правилах, откровенно пялятся на него. Да, такого им видеть не приходилось. Президент страны трахает истерзанного белого парня прямо на своем столе, за которым он решал судьбы государства, подписывал судьбоносные декреты, да еще выкрикивает древние колдовские заклинания, которые имели право произносить только шаманы, и то лишь тогда, когда на племя надвигалась смертельная угроза. Всё это выглядело как кощунство, и Нбека напоминал человека, одержимого злыми духами. А белокожий парень казался гвардейцам существом, явившимся из мира холода и льда. Гвардейцы думали о том, что надо бы убить Нбеку, чтобы отвести беду от племен Чамбе, а пришельца… наверное, тоже убить. Хотя, вдруг боги прогневаются… А Нбека тоже думал о том, что гвардейцев надо убить. Сразу. Сразу, как только… Как только… Он почувствовал, как накатывает мощная волна, становящаяся все горячее, закрывающая от него весь мир: и таинственный, потусторонний мир льдов, и видимый мир – с президентским кабинетом, охраной… Нбека изливался в парня и чувствовал, что взлетает на гребень гигантской волны, которая несет его ко все новым и новым вершинам наслаждения… Из его глотки снова вырвались гортанные крики, от которых у двух гвардейцев кровь застыла в жилах. То, что выкрикивал Нбека, было строжайшим табу. Сказанные вслух человеком эти слова означали, что он подпал под власть сильнейшего из злых духов. И этот злой дух будет захватывать все новые и новые тела и души, если не убить одержимого. Черные лица гвардейцев посинели от ужаса. Они переглядывались, не зная, что делать. С младенчества им внушали, что человек, одержимый могущественнейшим злым духом, само имя которого было табуировано, должен быть убит на месте. Причем особым образом. Но ведь перед ними был президент республики! А рядом с ним – этот непонятный белый, то ли одержимый злым демоном, то ли, наоборот, этого демона сдерживающий – непонятно… Гвардейцы уставились на рычащего Нбеку, взгляд которого стал совершенно безумным. А лежавший на столе парень был безучастным. Один из гвардейцев вдруг вскинул руку с гортанным воплем. Это был древний боевой клич, с которым воины чамбийских племен бросались в бой на врагов. Любой мужчина, услышавший этот клич, должен был присоединиться к идущим в бой, это считалось священным долгом. На того, кто игнорировал клич, навеки ложилось клеймо позора, ему отрезали правое ухо и изгоняли из племени. Такой становился отверженным. Поэтому следование этому кличу в Чамбе впитывалось с молоком матери, и, услышав его, в бой шли не раздумывая. Нбека тоже услышал этот клич. Он обернулся, и тут же в глаз ему вонзился кинжал, составлявший неотъемлемую часть гвардейской формы. В другой глаз вонзился второй кинжал. Нбека издал нечеловеческий рев, выпрямился, выгнулся, прижав руки к глазам, а сквозь пальцы сочилась кровь. Но тут кинжал вонзился ему в грудь, а второй кинжал полоснул по горлу, перерезая артерию. Рев перешел в хрип, и тело президента Республики Чамбе медленно осело на пушистый ковер огромного кабинета. Один из гвардейцев разразился гортанными криками, начав прыгать на месте, второй последовал его примеру. Глаза Саши расширились от ужаса и стали совсем светлыми, отчего он еще больше стал походить на пришельца из другого мира. Впрочем, и ему казалось, что он попал в какой-то другой мир, в кошмарный сон, который вот-вот должен был закончиться… Но сон всё не кончался. На него смотрели два гвардейца с налитыми кровью глазами и окровавленными кинжалами в руках. И Саша понял, что для него все кончено. *** Лхомо (близ границы Бенина и Чамбе), май 2008 года Владимир с тревогой смотрел на Олега, лицо которого было сосредоточенным и злым. Тот склонился над Михаилом, лежавшим с закрытыми глазами на спальнике. Рядом пылал костер, вокруг раздавалось неумолчное пение ночных джунглей. – Много времени потеряли, – с досадой пробормотал Олег. – Хорошо хоть оторвались от этих, – бросил Владимир. – Он жить-то будет? – He will survives, – из темноты на Михаила смотрели зеленые глаза. – I will do everything possible, – произнес Олег, бросив быстрый взгляд на Киллерса. – Давай, Олежка! Он же и впрямь помрет! – Владимир с тревогой смотрел на лицо Михаила, даже при свете костра казавшееся смертельно бледным. – Я не даю, я оперирую, – отрезал Олег. Вокруг были вооруженные тени. После столкновения у реки отряд разделился на две группы. Одна продолжила движение в направлении Чамбе, чтобы провести разведку на местности, другая отошла вглубь территории Бенина. Михаила дотащили до затерянной в джунглях деревни. Дорогу указывал местный проводник. Эрик не исключал, что именно этот человек и мог навести на их след французских легионеров, но это было не слишком вероятным. Скорее всего, на легионеров работал кто-то из членов их отряда. Рация Эрика захрипела. – Огонек, – произнес он. – На связи. – Огонек, это Коршун. Девятый исчез. Зеленые глаза сузились. Все стало на свои места. Значит, Девятый. Этнический грек из Болгарии. Эрик знал его по участию в нескольких операциях. Он зарекомендовал себя надежным бойцом. Но, значит, это он сливал информацию французам. О’кей. Эрик найдет его. Обязательно. Это личное. И это не прощается. Личное… Эрик знал, что долг обязывает его двигаться дальше во главе группы, оставив раненого на попечение двух-трех бойцов. Но он нарушал свой долг, потому что не мог его не нарушить. Не мог уйти. Он боялся снова потерять Майкла. Потерять навсегда. Тем временем Владимир приволок котелок с кипящей водой. Врачебные инструменты были уже разложены, Олег колдовал над раненым. – Как он? – Эрик задал этот вопрос Олегу, наверное, уже в сотый раз. Он понимал, что Олег ничего нового не скажет, но страх за Майкла пробивал броню самообладания Эрика, вырывался вспышками в зеленых глазах, преображаясь в ярость. Олег бросил хмурый взгляд на Эрика и продолжил манипуляции с инструментами. – Он опытный врач, – Владимир говорил на ломаном, но более-менее понятном английском. – Он уже работал в полевых условиях. Он даже оперировал босса и лечил Михаила от ранения. В Сомали. А нет, в Эфиопии. Там они и познакомились. При упоминании Сомали Эрик вздрогнул. В памяти встало звездное небо над пустыней. Тогда казалось, что во всем мире они одни, и никто им не нужен… Эрик поднял глаза к небу. Здесь, над Экваториальной Африкой, тоже сверкали звезды. Крупные, яркие. Им не было дела до Эрика. Им не было дело до его возлюбленного. – Олег работал врачом по контракту с ООН, – продолжал зачем-то объяснять Владимир. – Так что он знает, как оперировать раненых не в больнице, а прямо… – он наморщил лоб, пытаясь подыскать нужные английские слова, и произнес: – On the ground. Эрик кивнул. Сейчас ему была важна даже эта информация. Он хватался за любую соломинку, пытаясь не утратить надежду. Олег – опытный врач, работал в зонах военных конфликтов. Он знает, что делать, он сможет… Майкл, Майкл… Только не умирай. Не умирай, ведь мы только-только вновь обрели друг друга. Мы долгие годы думали, что никогда не встретимся, но встретились, и вот судьба снова угрожает нас разлучить навсегда! Нет. Этого не будет. Майкл, ты выживешь. И тот, за которым мы пришли, тоже будет спасен. Иначе быть не может. Он будет спасен, Майкл, обязательно будет! И ты тоже. Ты тоже, Майкл. – Шприц, – доносилось как из тумана. – Тампон. Антибиотик. Владимир послушно подавал Олегу все, что тот требовал. Тот на несколько мгновений остановился, внимательно оглядывая рану. – Если инфекция не прошла внутрь, то поправится быстро, – задумчиво проговорил Олег. – Если же… – он умолк. – Если? – вопросительно повторил Владимир. – Еще тампон, – произнес Олег, игнорируя вопрос, который сам же спровоцировал. – Так, и фонариком посвети. Нет, не сюда, вот здесь … так. Да, похоже так и есть. Владимир не стал спрашивать, что именно «так и есть», и хорошо это или плохо. В зеленых глазах Эрика плясали тревожные отблески костра. – Держи фонарь. Дай ножницы. Тампон. Еще тампон, – командовал Олег. – Теперь ампулу. Шприц. Да не этот, другой шприц, идиот! Снова захрипела рация. – Огонек, слоны уходят за ручей, одного взяли. – Девятого? – с надеждой выкрикнул Эрик. – Нет. – Колите. – Уже. Конец связи. Эрик проверил посты, не потому что сомневался в своих людях, но потому что не мог сейчас сидеть без дела и смотреть, как… Он сходил с ума от неизвестности, он хотел услышать от Олега, что опасность миновала… Эрик понятия не имел, насколько искусен Олег как врач и насколько вообще возможна эта операция прямо в джунглях. Но он смотрел на звезды и молил Творца, чтобы Майкл выжил. Он ждал ответа на свою мольбу. Но крупные звезды сияли в черном африканском небе, и им, казалось, не было никакого дела до молитв человека с зелеными глазами… Эрик сжал кулаки и вернулся к костру. – Как он? – Не так плохо, как могло быть. Но пока я не уверен, – пробормотал Олег. – Не мешайте. Сейчас самый трудный момент. Эрик стиснул зубы. «Помоги ему. Помоги!» – мысленно повторял он, снова глядя в звездное небо. И ему вдруг показалось, что на него сверху смотрят сверкающие серые глаза. Серые глаза того, ради спасения которого… «Он хотел тебя спасти, помоги же ты ему! Бог не слышит моих молитв, но твои он услышит!» Налетел влажный теплый ветер, как будто утешая Эрика и даруя ему надежду. Эрик не знал, был ли это знак свыше. Он не знал. И ему было страшно: страшно верить, потому что он боялся, что вера его обманет… *** Казиньяно (Сицилия), май 2008 года Слова Вертье о том, что группа Иностранного легиона отправлена на перехват отряда Эрика Киллерса, продвигавшегося в направлении столицы Чамбе, стали для Йена ударом. Он не ожидал, что французы узнают о миссии Эрика так быстро. Где-то произошла утечка… И эта утечка ставила под угрозу и без того шаткую надежду на успех. – Не унывай раньше времени, – с неожиданной жесткостью сказал старый Гор, которого Йен посвятил в сложившуюся ситуацию. – У тебя есть связь с Киллерсом? Йен отрицательно покачал головой. – Нет, – тяжело вздохнув, сказал он. –Эрик наотрез отказался. Он боялся, что их засекут по сигналу спутникового телефона. То есть телефон у него есть, но он планировал включить его только когда… когда все завершится. – Значит, их засекли и без телефона, – задумчиво проговорил Гор. – А ты не хотел бы напрямую договориться с Нбекой? Этот парень надул тебя, и ему ничего не стоит надуть и французов, и русских, если он почувствует, что ты предлагаешь ему более выгодную сделку. А после этого уже ты надуешь его. Сукин сын вполне это заслужил. Йен покачал головой. – Я думал об этом, Гор. До того… – он запнулся, словно не мог выговорить то, что хотел сказать. – До того, как увидел его с… Сашей. Я видел взгляд Нбеки. Он не отпустит Сашу. Не отпустит. Спрячет где-нибудь, а потом скажет, что Саша погиб. Понимаешь? – Понимаю, – кивнул Гор. – В этом мальчике есть что-то непостижимое, что берет и не отпускает… Да. Какое-то роковое очарование. Роковое для его же обладателя. Да… Йен, твоя задача сейчас тянуть время. Любой ценой. Веди переговоры, торгуйся, выдвигай условия, стравливай Нбеку с французами и русскими… Это позволит сохранить мальчику жизнь. И Эму тоже, не забывай про Эма! – Я помню. Я понимаю, – думая о чем-то своем, произнес Йен. – Йен, очнись! – требовательно произнес Гор. – Очнись! Надо действовать! В конце концов, чиновники этого Нбеки не менее продажны, чем он сам. И ты это знаешь лучше меня. Ты должен узнать, где Нбека держит мальчиков, подкупить их охранников, это ведь совсем несложно. И уж точно недорого, тем более для тебя. – Этим как раз должен был заняться Эрик, – хмуро произнес Йен. – Но теперь… Теперь я не знаю, что с Эриком и его людьми. Может быть…может быть их уже нет. – Вы не установили фиксированной даты для связи? – Нет, какая дата, ты о чем, Гор? – с досадой поморщился Йен. – Это же Африка! Джунгли! Там ничего невозможно предвидеть. – Ну, переворот ты там сумел спланировать, – скептически хмыкнул Гор. – Не я. Нбека! – раздраженно бросил Йен. – Понимаю. Ты лишь с успехом пустил на ветер чертову уйму миллионов… Да-да, я специально злю тебя. Тебе сейчас нужна именно злость, Йен, а не уныние. Даже если миссия Киллерса провалится, а я молю Бога, чтобы она не провалилась, но даже в этом случае ты не должен опускать руки! Ты единственная надежда этих двух мальчиков. Им никто не поможет. Даже твой друг Мурзин, который сейчас в тюрьме. – Люди Мурзина есть в группе Киллерса, – глухо произнес Йен. – Вот как? – Гор с удивлением посмотрел на Хейдена. – Так, значит, в критической ситуации вы все-таки способны действовать вместе? Что ж, это радует. Вы не такие идиоты, как мне всегда казалось. Впрочем, я не обольщаюсь на ваш счет, молодые люди, – он снова скептически хмыкнул. – Я поговорю с Вертье и постараюсь выйти на Нбеку, – проговорил Йен. – Ты прав, надо водить их за нос как можно дольше. Гор, я на все пойду. Я соглашусь на всё. В конце концов, даже отдам эти чертовы акции! Мне важно, чтобы Саша был со мной! Нет. Нет, даже не так. Мне важно, чтобы он жил. Понимаешь? Просто знать, что он жив. Что с ним все в порядке. А остальное… остальное потом. Потом. – Наконец-то, – Гор пристально смотрел на Йена, в выцветших старческих глазах появился озорной блеск. – Наконец-то я слышу от тебя единственно верные слова, мой апостол свободы. Я уж не надеялся их услышать. – Ты о чем? – непонимающе уставился на старица Йен.