====== 28. ЛЕД И ПЛАМЕНЬ ======

ГЛАВА 28. ЛЕД И ПЛАМЕНЬ Казиньяно, апрель 2008 года «Молодой амбициозный магнат Йен Хейден, выступил со скандальным заявлением. Он признал, что вопреки американскому закону посетил Кубу, поскольку считает свободу передвижения неотъемлемым правом гражданина США. «Да, я действительно был на Кубе, – заявил Йен Хейден, известный своими либеральными взглядами и борьбой за права и свободы. – Нет, я не являюсь сторонником тоталитарного кубинского режима, который мне глубоко отвратителен. Но мне небезразлична судьба простых кубинских граждан, страдающих как от репрессий правительства Кастро, так и от наложенных на Кубу жестких экономических санкций. Эти санкции действуют уже полвека и доказали свою полную неэффективность, поскольку кубинский режим по-прежнему чувствует себя вполне уверенно. Вместе с тем, побывав на Кубе, я воочию убедился, что экономическая блокада острова несет неисчислимые страдания и беды простым кубинцам, которые живут в нищете и отчаянии. Они заслуживают лучшей жизни, они заслуживают свободы, но свободу нельзя принести экономической удавкой и голодом». Хейден заявил, что приветствует намерения президента США Барака Обамы снять экономическую блокаду с острова, и надеется, что его поступок привлечет внимание администрации и конгресса к этой проблеме. «Я действительно совершил рискованный поступок, покинув Кубу не так, как это делают многие американцы, через Мексику, а нелегально вылетев с острова на небольшом самолете и попал под огонь кубинских военных. Нет, я вовсе не играл в Джеймса Бонда. Повторяю, моей целью было привлечь внимание к проблеме», – подчеркнул Хейден. По словам магната, он готов предстать перед американским судом. Согласно американскому закону, Хейдену грозит крупный штраф и, возможно, тюремный срок. Однако его защита выразила уверенность, что он отделается штрафом. Авантюра Хейдена уже вызвала широкий общественный резонанс в США. Консервативные круги, а также проживающие во Флориде организации кубинских эмигрантов резко осудили поступок магната, назвав его вопиющим попранием американских законов и циничной попыткой подорвать многолетние усилия США по свержению режима Кастро. В то же время либеральные круги начали активную кампанию в поддержку Хейдена. К этой кампании присоединилось и ЛГБТ-сообщество, одним из ярких представителей которого является сам Хейден. В Вашингтоне уже прошли демонстрации в поддержку Хейдена и за свободу передвижения американских граждан. Наиболее ярые сторонники Хейдена сравнивают его с Мартином Лютером Кингом, Махатмой Ганди и (по не вполне понятным причинам) с Тиной Тернер. Между тем известно, что имя Хейдена мелькало в прессе в связи со скандалом, вызванным покушением в Париже на его предполагаемого любовника из России…» Дальше Саша читать не стал. Не мог и не хотел. Вот, значит, что произошло с Йеном в то время, пока он спокойно жил здесь, в древней сицилийской крепости Казиньяно. Сидя на скамейке в тени старой пинии, Саша задумчиво смотрел на сапфировое море. Он догадывался, что изложенная Йеном версия – лишь прикрытие, и что авантюрный полет на Кубу и последующее бегство в стиле агента 007 были связаны с войной, которую Йен и Старший развернули друг против друга. Развернули из-за Саши. Саша тяжело вздохнул и сжал кулаки. Он не хотел, чтобы из-за него творилось зло, чтобы кто-то рисковал жизнью, чтобы кто-то погибал! Не хотел! Недавно ему приснилось, что он захлебывается в крови – в крови, пролитой из-за него. Почему? Почему? Он же никогда не хотел ничего подобного. Он всегда хотел тихой, спокойной жизни. Просто жить, писать стихи и романы… «Правда? – услышал он внутри себя полный сарказма голос. – А ведь тебе все это очень нравится, ты же упиваешься тем, что из-за тебя сцепились такие мужчины… Ты тщеславен, эгоистичен и жесток. Ничем не лучше других». Саша стиснул зубы. Он знал, что это правда. Пусть он и не желал себе признаваться в этом, погружаясь в мир серых озер, туманов и призраков. И сейчас он снова бежал от ужасной правды в свой тайный мир. Но там его ждали мрачные строки:

Лгут злые звезды о грядущих днях,

не верится в слова об утешенье,

когда, край жизни тихо приподняв,

становишься для демонов мишенью.

И с вычурных слезливых куполов

фальшивая сползает позолота,

сжигает жилы порченая кровь,

а к горлу глухо подступает рвота.

Не отогнать голодную тоску

и злую как зубную боль тревогу.

Так хочется забыться и заснуть!

Не вспоминать ни дьявола, ни Бога,

заснуть, заснуть,

проспать и Страшный суд,

и дальше спать,

и ничего не надо,

не чувствовать как демоны поют

в полночной пустоте земного ада.

Мертвы молитвы.

Тикают часы.

уйти бы незадолго до рассвета!

И смыть грехов гноящуюся сыпь

с больной души.

Да пересохла Лета,

и время спит и крепок его сон,

там прошлое кружится в мерном танце…

А жизнь летит – заплеванный вагон

сквозь бледные огни безлюдных станций.

Эти стихи никак не вязались с суровой красотой старой крепости и опьяняющим простором Средиземноморья. Но именно они выплывали из мира призраков и туманов. И душа старой крепости как будто говорила, что все в них правда. Саше было не по себе от собственных срок. На сайтах, где он размещал стихи, у него был небольшой круг поклонников, и все они писали в комментах, что его стихи слишком уж мрачные. Саша и сам это знал, но ничего не мог поделать. Порой он пытался написать что-то жизнерадостное, но это удавалось редко. Чаще из-под пальцев лезли вымученные слова – фальшивые, лживые, мертвые. Не его слова. А его слова – приходили именно из мира туманов и озер. Они были мрачными, но зато живыми. Там же теперь скрывался и таинственный незнакомец. Его, Сашина, сущность, неведомая прежде ему самому. Все больше Саша становится этим незнакомцем, а тот – Сашей. Саша понимал, что он уже не будет прежним. Эта перемена его страшила, но в то же время он ее желал. Испытания, которым подвергал его Старший, странным образом легли в колею этой перемены. Словно Старший угадывал, что творится в душе Саши, и помогал ему идти. Но Саша понятия не имел, куда приведет его этот путь…

От размышлений его оторвал звонок мобильного. На экране высветилось имя Йена Хейдена.

*** Сан-Франциско, апрель 2008 года Да, Йен пошел ва-банк после того, как понял, что «глубинное государство» США намерено шантажировать его кубинской авантюрой. Конечно, имея в своем распоряжении отличных адвокатов, он скорее всего отбился бы от большинства обвинений. Но можно было не сомневаться, что ему основательно попортят ему кровь и, может быть, даже нанесут ряд мощных ударов по проектам, в которые вкладывал душу. И потому Йен выступил открыто. В первую очередь дал интервью телеканалу Stars News – все тому же Тайлеру Скотту, своему бывшему любовнику. Йен не скрывал презрительного отношения к Скотту, но тот только что задницу ему не лизал, когда узнал, что Йен хочет дать ему интервью. Еще бы! Предыдущее интервью в Страсбурге и последующий скандальный ролик в интернете сделал из Скотта настоящую звезду. Скотт, поначалу впавший в панику из-за незапланированного каминг-аута, быстренько пришел в себя и теперь вовсю эксплуатировал этот факт. Он был уверен, что и новое интервью его бывшего любовника будет скандальным, и не ошибся. Йен поведал о своей поездке на Кубу. Разумеется в том самом отредактированном варианте, в котором умалчивалось об истинной цели посещения острова Свободы. И это интервью стало толчком для лавины грандиозного скандала, расколовшего общественное мнение Америки. Йен этого и добивался. Ему нужно было выбить почву из-под ног вашингтонских шантажистов. Он побил их главный и единственный козырь, публично рассказав о своей поездке на Кубу и придав ей политическую окраску. Да, суд над Йеном был неизбежен, но уже можно было не сомневаться, что Йен отделается крупным штрафом. И теперь вашингтонским шантажистам будет труднее цепляться к его бизнесу. Ибо Хейден и его проекты вновь оказались под софитами общественного внимания. Однако Йен отдавал себе отчет в том, что вашингтонские упыри просто так от него не отстанут. Они будут ждать своего часа, чтобы нанести новый удар. Но и помимо этого положение Йена все более осложнялось. У него возникали проблемы с европейским сегментом его бизнеса. Йену ставили подножки на каждом шагу. Эрик Киллерс, после кубинской эпопеи как будто растворившийся в воздухе, сообщал Йену, что атаку координирует заместитель шефа французской контрразведки Вертье. И что этот человек находится в прямом контакте с российскими спецслужбами. И Йену было ясно: за этим стоит Мурзин. Между тем ситуация в Чамбе все больше накалялась. Армия Нбеки нанесла повстанцам ряд чувствительных ударов и восстановила контроль над стратегической автотрассой, связывающей титановые месторождения с океанским портом. Но в последние недели ее наступление застопорилось, бои шли с переменным успехом. Возможно, эта ситуация вполне устраивала Мурзина, но она категорически не устраивала ни президента Нбеку, ни Йена Хейдена. Порядок в Чамбе следовало восстановить любой ценой. Йен снова хотел вылететь в Агазе на переговоры с Нбекой. Но все тот же Эрик, с которым он решил посоветоваться, заявил: – Я вижу, тебе понравилась прогулка на вертолете из Рамбуйе? Смотри, экваториальные джунгли – это тебе не версальский парк. Там все может быть хуже. – Полагаешь, Нбека захочет убрать меня? – голос Йена дрогнул. Да, Нбека, которому он прежде доверял и которого фактически сделал президентом страны, оказался подонком. Но даже сейчас Йен не думал… – Я не полагаю, я знаю, – отрезал Киллерс. – Визиты в Чамбе лучше отложить до лучших времен. Да и в прилегающие страны тоже. – Какого черта! – взорвался Йен. – Я вообще-то владею акциями «Сокоде»… – Вряд ли ты сможешь торговать ими в загробном мире, – невозмутимо прервал его Киллерс. – Йен, брось! Какого черта тебе лететь в Агазе? Заявить Нбеке, что он – кусок дерьма? Он это знает и без тебя. В лучшем случае Нбека тебе что-то пообещает. А потом твой вертолет рухнет в джунглях. Или ты просто не выйдешь из его дворца. – Эрик, тебя послушать, так меня могут убить и здесь, в моем офисе! – Конечно, могут, – спокойно подтвердил Киллерс. – Но вероятность существенно ниже. Послушай, если переговоры с Нбекой тебе и впрямь нужны позарез, проведи их на нейтральной территории. Но, сам понимаешь, не в Рамбуйе. – Здравая идея, – произнес Йен. – Но где? – Европа, – сказал Эрик. – Однозначно, Европа. Там относительно безопасно. Лучше выбрать уединенное место. Ни в коем случае не город. Какое-нибудь частное владение. Вилла. Такое местечко было бы идеальным. – Хм, – сказал Йен. – Похоже, я знаю такое местечко. *** Казиньяно – Сан-Франциско, апрель 2008 года – Где ты??? – орал Йен в трубку. – Я ищу тебя уже месяц! Твой телефон не отвечает! Никто не знает, куда ты пропал!! С тобой все в порядке?? – Со мной да, – дрогнувшим голосом ответил Саша. – Правда, я в порядке. – Слава Богу, ты жив! – в голосе Йена было такое искреннее облегчение, что Саша обругал себя последними словами за то, что избегал общения. – Что случилось?? Почему ты пропал?? Я всех поставил на уши, но тебя и след простыл! Я даже звонил этому твоему… Мурзину. Но он мне сказал лишь, что ты жив! Я с ума сходил! Мои люди ищут тебя и в Москве, и в Европе и вообще повсюду! Даже в Африке! – Йен, прошу тебя! – взмолился Саша. – Не надо меня искать! Не надо! – Где ты? – упрямо повторил Йен. – Я хочу знать! – Считай, что в Антарктиде, – в голосе Саши появились нотки раздражения. – Йен, со мной правда все в порядке. – Я все равно тебя найду! – Йен, пообещай, что не станешь искать! Я знаю, сейчас ты прикажешь своим людям вычислить меня по сигналу мобильника, еще как-то… Не надо! В голосе Саше звучала такая непривычная твердость, что Йен вздрогнул. – Почему я не могу знать, где ты находишься? – Потому что так будет лучше для нас с тобой. – Для нас обоих, – повторил Йен. – Ты никогда не говорил так: «для нас с тобой». Всегда был ты или я… – Йен, послушай, – Саша смутился. – Ты все сам понимаешь. – Я обещаю тебя не искать, – произнес Йен. – Но ты должен обещать мне, что мы будем общаться. По телефону. А лучше по скайпу. Ежедневно. Ежедневно! Пойми, я не могу без тебя! Я должен видеть тебя, пусть через гребаный монитор, но видеть! – Да, – тихо сказал Саша. – Хорошо. Хорошо. Я… я тоже хочу тебя видеть, Йен. И еще. У меня вопрос. – Спрашивай, – с удивлением произнес Йен. – Конечно. Спрашивай! – Ты был на Кубе… из-за меня? – Да, – после паузы ответил Йен. – Ты… затеял что-то против Мурзина? Йен молчал. – Не надо, – произнес Саша. – Если он погибнет из-за тебя, я никогда не буду с тобой. – А если я погибну из-за него? Тогда что? Ты уйдешь от него? – взорвался Йен. – Уйдешь? Или будешь продолжать с ним спать и играть в эти ваши… игры? – Я ненавижу войну, которую вы развязали! Вам плевать на людей, плевать на все! Я за это ненавижу вас обоих! – в голосе Саши слышалось рычание. – И да, если один из вас убьет другого, то с другим я не останусь. Ни с ним. Ни с тобой! В трубке послышались отбойные гудки. Йен ошарашенно слушал их с минуту, а затем отключил телефон, подошел к окну и уставился на висевшие вдали Золотые ворота. А Саша встал со скамейки, подошел к стене и через узкую бойницу долго смотрел на полное густой синевы Средиземное море. Нет. Он не говорил Старшему, что не останется с ним, если тот убьет Йена. Почему-то ему казалось, что до этого не дойдет. Но сейчас он ясно осознал, что обязан сказать Старшему то же самое, что он сказал Йену. И Саше стало страшно. *** – Мальчик мой, ты не должен беспокоиться, – Гор смотрел на Сашу с лукавой усмешкой. – Ты еще молод, и Геннадий понимает, что секс тебе необходим. Ты должен лишь воспользоваться его дозволением. Я вижу, что в тебе растет желание и ищет своего выхода. Знаешь, говорят, что воздержание полезно для творчества. Отчасти это правда. Но только не в твоем возрасте, уж поверь. Чем дольше ты живешь, тем спокойнее относишься к сексу. Но в твоем возрасте естественно заниматься сексом едва ли не каждый день и не по одному разу. Ты сам рассказывал мне свою историю. Ты получил асексуальное воспитание, подавлял свои естественные инстинкты вместо того, чтобы давать им выход. Тебя хотели видеть идеальным, послушным сыном, и ты старался быть им. Но чем больше старался, чем больше давил в себе желания, тем ярче становились твои сексуальные фантазии. И грязнее. Не так ли? – Да, – коротко отвечал Саша. Потому что старый Гор точно описал то, что с ним происходило. – Ничего необычного. Когда ты остался один, когда исчезли все сдерживающие факторы, в тебе взорвалась грязная бомба. Думаю, тот человек, который сделал из тебя мальчика по вызову, очень хорошо это чувствовал. Он знал, что именно такие юноши, с виду порядочные, благовоспитанные, правильные, именно такие мальчики охотнее всего пускаются во все тяжкие, когда обретают свободу. Да-да, мальчик, ты получил свободу, которой так страшился. И которой распорядился, извини, самым скверным образом. Стал отдаваться за деньги. Это был твой выбор, а вовсе не этого… как его… – Игоря, – тихо подсказал Саша. – Да, – кивнул Гор. – Этот твой… Игорь, – старый американец с трудом выговорил русское имя, – он ничего не смог бы сделать, если бы ты принял другое решение. Он лишь воспользовался твоим, именно твоим решением, мальчик. Если хочешь, направил грязный взрыв, который в тебе произошел, в выгодное ему русло. Стал делать на тебе деньги. – Мне это нравилось, – с некоторым вызовом произнес Саша. – Не сомневаюсь, – спокойно ответил старик. – Я же говорю, это был твой выбор. Это тебе казалось, что ты ищешь господина, повелителя. А на самом деле ты искал удовлетворения, выхода того, что давно в тебе копилось. И бросился в омут с головой. Пойми, я тебя не осуждаю. Я лишь анализирую то, что с тобой случилось. Ты не такой, каким хочешь быть. И не такой, каким себя воображаешь – неважно, плохим или хорошим. Или плохим и хорошим сразу. Ты такой, какой есть. И ты должен принять себя. Саша вздрогнул. Он вновь подумал о незнакомце, скрывающимся в нем. До сих пор он не смог принять этого незнакомца. Принять самого себя. Настоящего. – Хорошо, что именно Геннадий наложил на тебя свою тяжелую лапу, – продолжал размышлять Гор. – Хейден с тобой не справился бы. И вы оба уничтожили бы друг друга. Впрочем, мы об этом с тобой уже говорили. Да, я понимаю, тебе не нужна свобода – такая, какой ее понимает Хейден. Ты совершенно прав, у тебя другая свобода – та, которая нужна тебе. Внутренняя свобода. Твой мир, в который ты никого не пускаешь, и откуда приходят твои стихи. Но, мой мальчик, тебе необходимо продолжить обучение. Потому что энергия, которая в тебе есть, по-прежнему ищет выхода. Творчества здесь недостаточно. Точнее, литературного творчества. Вся твоя жизнь должна стать творчеством. В том числе в сексе. И, что самое важное, в отношениях с людьми. Геннадий уже начал учить тебя. И, если ты согласен, я продолжу это. Тебе надо понимать, что внешние унижения – вовсе не обязательная цена внутренней свободы, как ты почему-то думаешь. Это очевидная вещь, но именно для тебя она не очевидна. Ты должен уметь делать самостоятельные шаги. Геннадий мудро очертил для тебя границы дозволенного. И ты не просто можешь, но ты обязан этим воспользоваться. Иначе в тебе произойдет новый грязный взрыв. А потом еще и еще. И это будет происходить с тобой до тех пор, пока ты не деградируешь как личность. Неважно, станешь ли ты алкоголиком, наркоманом или просто сумасшедшим. Ты кончишься как личность. И твой тайный мир исчезнет, для тебя все погрузится во мрак. А твоя задача – сохранить себя. Поэтому ты должен действовать. Секс – одна из твоих главных проблем. Ты привык, что в сексе тобой помыкают, что ты должен удовлетворять чьи-то прихоти. Это искусство ты, я думаю, освоил блестяще. Но теперь ты должен постигать новое для себя искусство, иначе, повторяю, грязные взрывы в тебе будут учащаться. Извини, но я вижу в твоих глазах то, что ты сам не видишь и не можешь видеть. Как будто на меня смотришь не ты, а кто-то другой. Очень сильный. И очень опасный. И ты обязан научиться управлять этой силой. Подчинять ее себе. Иначе однажды все в тебе пойдет вразнос, и ты начнешь разрушать не только себя, но и других. Саша молча кивнул. От слов Гора ему было не по себе. – Прекрасно, – удовлетворенно сказал Гор. – Сегодня сюда приезжает Эммануэле. Я его зову просто Эм. Милый юноша, твой ровесник. Ты не поверишь, но он родился в России. В Москве. Он из Джорджии. – Из Джорджии? – непонимающе уставился Саша на старика. – Он американец? – Нет. Его мать родилась в Джорджии. Отец – итальянец. – А тогда почему он родился в России? – продолжал тупить Саша. – Хм… Но ведь Джорджия, кажется, где-то рядом с Россией, нет? – Ах, Грузия! – наконец, дошло до Саши. Он начинал понимать. Парень наполовину итальянец, наполовину грузин. – Эму 22 года, – продолжал Гор. – Он учится в Болонском университете и, представь себе, пишет дипломную работу, посвященному моему творчеству. Что-то там насчет конфликта личности и общества в моих произведениях. Ничего особенного. Интересные находки, перемежающиеся банальностями и откровенной чушью. У меня он бывает регулярно. И не только ради философских бесед. Старик лукаво взглянул на Сашу. Но тот отрешенно смотрел в пространство. – Да, ты попал к старому извращенцу. Извращенцу, которого давно оставили физические силы, но не оставили сексуальные желания. Я знаю, что тебе доводилось заниматься сексом перед зрителями. Сделаешь это для меня? С Эмом? На лице Саши на мгновение мелькнула растерянность. – Если не захочешь, то я не буду настаивать, – пожал плечами старик. – Пусть я и извращенец, но все же не настолько… – Вы хотите, чтобы я его взял? – спросил Саша. – Именно, – сказал старик. – Я знаю, что ты привык находиться снизу. Но, поверь, Эм способен завести даже самого законченного пассива. *** Гор не ошибался. Эм принадлежал к числу тех, ктое умел завести кого угодно. В нем смешались две южных крови – итальянская и грузинская, это был стройный парень с черными, вьющимися волосами, голубыми глазами, длинными ресницами, точеным профилем. Грациозный, изящный, он выглядел слегка женственным, но порой преображался в угрюмого мачо, способного перерезать горло кому угодно. С первого взгляда было понятно, что Эм чувствует себя в старой крепости как у себя дома. Сашу он принял настороженно. Взгляд голубых глаз был колючим, сканирующим, оценивающим. Но уже через пару минут Эм вовсю трещал по-русски. Эм мгновенно вывалил Саше свою биографию. Он действительно родился в Москве. Его мать была обрусевшей грузинкой, работавшей театральным костюмером. В нее без памяти влюбился итальянский инженер-сантехник, прибывший в Москву. Итальянская сантехника как раз вошла в моду среди тогда еще советской элиты и считалась верхом роскоши, поэтому будущий отец Эма постоянно мотался в Москву, организуя установку унитазов, раковин и прочего в домах советских функционеров. В Италии у него была жена и трое детей. В Москве у него теперь была любовница. И ребенок – Эм. Итальянский красавец-сантехник оказался на удивление порядочным человеком. Он без разговоров признал свое отцовство и пообещал жениться на матери Эма. И, как ни странно, не обманул. Правда, бракоразводный процесс растянулся на годы. Но через десять лет итальянец женился на матери Эма и увез их в Турин.