====== 25. ПАУТИНА ЗАГОВОРОВ ======
ГЛАВА 25. ПАУТИНА ЗАГОВОРОВ Подмосковье, март 2008 года Серые глаза спокойно смотрели прямо в черное дуло. Не потому что Саша не испытывал страха. Страх был, но как бы вовне, а внутри было странное спокойствие. Даже уверенность. Саша сам не знал, что скажет и что сделает. Оживший в нем таинственный незнакомец вдруг взял всё в свои руки. – Стреляй – услышал Саша свой голос – насмешливый и холодный. Выстрела не последовало. Владимир по-прежнему держал Сашу под прицелом. Его лицо было вроде бы таким же бесстрастным. Но что-то в нем изменилось. И дуло пистолета как будто чуть отклонилось в сторону. Возможно, это только казалось. – Я всё слышал, – спокойно повторил Саша. – Стреляй. Ты ведь можешь, я знаю. Я видел. Саша шагнул вперед. Губы Владимира сжались, глаза сузились. Он сунул пистолет в кобуру и скрестил руки на груди. – Какого хрена?? – донеслось с пола. Это проскулил Олег. Что он имел в виду, было непонятно. – Заткнись, – мрачно бросил Владимир. – Что будешь делать? – это он уже обратился к Саше. Тот молчал, словно что-то прикидывая. Серые глаза-озера были безмятежно-спокойными, и в этом спокойствии была пугающая уверенность человека, который чувствует себя хозяином положения. – Если я прикажу тебе убить любовника, а затем застрелиться, ты это выполнишь? – глядя прямо в глаза Владимиру, спросил Саша. Тот, и без того напряженный, напрягся еще больше. Сидевший на полу Олег смотрел на Сашу, и в его глазах теперь читался неприкрытый страх. – Нет, – после паузы сказал Владимир. – Тогда ты знаешь, что будет. – Знаю. – Что именно? Скажи. – Ты все расскажешь Старшему. И… он казнит меня и его, – Владимир кивнул на Олега, который напряженно вслушивался в разговор. – Поэтому у тебя есть единственный выход: убить меня, – голос Саши по-прежнему был спокоен и холоден. – Разве нет? Владимир молчал. Олег тоже молчал. На его лице сменялись выражения страха, ненависти, досады, паники… Но он молчал. Саша поморщился, словно от боли. – Я не хочу умирать. И не хочу, чтобы вы умирали. Но оставить все как есть тоже не могу. Вы предали меня, значит, можете предать и Старшего. Поэтому вы покинете этот дом. Оба. Навсегда. – Нет! – вдруг выкрикнул Олег, словно ему вынесли смертный приговор. Саша даже не взглянул на него, а Владимир лишь рыкнул. – Предлагаешь нам бежать? – хмуро спросил Владимир. – Спасибо за милосердие. Но он – твой Старший – нас всюду найдет. Через неделю, месяц или год, но найдет. – Я знаю, – на пухлых губах Саши появилась горькая усмешка. – Поэтому и не предлагаю вам скрываться. Просто уходите. Сегодня же. Это мое условие. – Да ты… – прошипел Олег. – Ты имеешь право уйти в любой момент, – глаза саба устремились на раба. – Это оговорено правилами. Старший не может тебя держать, если ты захочешь уйти. Воспользуйся этим. – Я не хочу уходить! – с яростью воскликнул Олег. – Знаю, – Саша смотрел на Олега с холодной усмешкой. – Но ты уйдешь. – Ты не понимаешь… – в голосе Олега звучала истерика, но Саша уже не смотрел на него. – Ты тоже должен покинуть этот дом, – произнес он, глядя на Владимира. – Ты нарушил запрет прикасаться к рабу, а тем более быть его верхним. Ты разгласил секретную информацию. Пусть и невольно. Но это едва не стоило мне жизни. Ты лучше меня знаешь, что подобное не прощается. Если это узнает Старший, то ты мертвец. И твой любовник тоже. Вы оба уйдете. – Он может уйти, – угрюмо произнес Владимир, указывая на Олега. – Но я не могу. – Почему? – поднял бровь, Саша. – А, понимаю. Ты слишком многое знаешь. – Шеф никогда меня не отпустит, – с кривой усмешкой проговорил Владимир. – На самом деле это не вы здесь рабы, а я. Вы можете уйти, а я здесь навсегда. Таких как я не отпускают. Их убивают. – Или они сами убивают, – с обычным своим отрешенным видом произнес Саша. – Ты в любой момент можешь убить Старшего, потому что только так ты сможешь получить свободу. – Да на хую я вертел эту вашу свободу! – взорвался Владимир. – Я здесь на своем месте! Понимаешь? На своем! Да, я не вхожу в эту вашу ебнутую садо-мазо братию, с ее игрушками-погремушками, но я здесь на своем месте! И хочу на нем оставаться! – Хочешь, но не можешь. Ты опасен. Ты преступил черту. – Да! – с вызовом сказал Владимир. – Преступил. Потому что люблю вот его! – он посмотрел на Олега. – Люблю. И всё! И ты, кстати, тоже преступал черту… с Хейденом. И твой Старший простил тебя. Хотя должен был убить или вышвырнуть вон! – Думаю, Олег на это очень надеялся, – с неожиданной иронией произнес Саша. – Ты тоже опасен, – пошел в наступление Владимир. – Ты опасен для Старшего. Потому что ты по-прежнему водишь шашни с Хейденом. Думаешь, я не знаю? – Во-первых, это не твое дело, – из глаз саба струился холод.- Во-вторых, Старший знает о том, что ты называешь «шашнями с Хейденом». И, значит, не считает меня опасным. – А мы, значит, опасны? – с вызовом бросил Олег. – Да, – последовал бесстрастный ответ. – Но если хочешь вынести это на суд Старшего, я не против. – Да ты просто хочешь избавиться от нас! – с яростью крикнул Олег. – Да. Потому что не могу допустить в этом доме предательства. – Ты сам проник сюда как предатель! Думаешь, мы не знаем, что тебя подослал сюда младший Силецкий? – заорал Олег. – Да заткнись ты! – рявкнул Владимир. -Уходите оба, – повторил Саша. – Делайте что хотите, придумайте, что хотите, но к полуночи вас здесь быть не должно. Впрочем, – добавил он с усмешкой, – у вас по-прежнему остается другой выход: убить меня. Он повернулся и вышел из комнаты. Владимир и Олег угрюмо смотрели ему вслед. – Его надо убить, – чуть слышно произнес Олег. – Только надо все обдумать. Он осекся, напоровшись на тяжелый взгляд Владимира. – А я убил бы тебя, – угрюмо процедил тот. – Да вот беда, люблю тебя, суку! *** Сан-Франциско, март 2008 года Из окна своего огромного кабинета Йен задумчиво смотрел на Золотые ворота вдали. Но снова ничего не видел. Словно перед ним было не огромное окно с захватывающим видом, полным простора и свободы, а глухая стена. Стена проблем, которые свели его мир к бесконечным совещаниям, переговорам, чтению и правке докладов и приказов, деловой переписке… и просмотру порно. В последнее время Йен перестал заводить мимолетные романы. Секс даже с идеальными красавчиками ему не то чтобы опротивел, но стал казаться слишком хлопотным. Отправляться в гей-клуб, создавая дополнительные трудности охране, ради чего? Чтобы выпить пару коктейлей, снять парня посимпатичнее, потрепаться с ним ни о чем, отправиться в постель, чтобы не испытать ровным счетом ничего кроме физической разрядки, а наутро выставить вон, пообещав «на днях позвонить»? С эскортом было проще, там не требовалось ненужных разговоров и прелюдий. Но трахать смазливого парня, понимая, что он лишь разыгрывает страсть? Нет. Йен незаметно для себя перешел к более простому способу удовлетворения сексуальных потребностей. То бишь к самоудовлетворению. Не так, чтобы это его устраивало – нет. Но это было ничем не хуже секса со случайными парнями или мальчиками по вызову. Просто меньше хлопот. Лег на диван, включил порно и… всё. Правда, Йен стал замечать в себе то, что раньше не замечал. Теперь он просматривал преимущественно порно на bdsm-тематику. Кожа, латекс, сталь, девайсы, стоны, боль, пытки… Поначалу Йен не испытывал ничего кроме возмущения и отвращения. Отвращения даже не столько из-за грязных кинков, унижения, насилия, сколько именно из-за того, что кто-то может испытывать удовольствие, причиняя боль и унижения, а главное, получая их. Вот последнее было совершенно непостижимым. Йен смотрел в глаза сабов, которых подвергали унижениям, моральным и физическим. И видел что-то похожее на то, что видел в глазах Саши. Как будто эти люди отправлялись в путешествие по неведомым мирам. Да, это можно было списать на то, что многие из них были под кайфом. Это была правда, но лишь отчасти. Нет, дело было в чем-то другом. Йен не понимал в чем. Просто он в какой-то момент обнаружил, что с некоторых пор смотрит исключительно bdsm-порно. Именно такие фильмы стали заводить его гораздо сильнее обычной порнухи. Поначалу он даже испугался. Ему не хотелось иметь ничего общего с этим миром, который противоречил всем ценностям, которыми он жил, за которые боролся и которые был готов защищать везде и всюду! Но… черно-красный мир затягивал его, затягивал… И Йен знал ответ на вопрос: он стал уязвим для этого мира, для этой отравы хуже наркотика, потому что это был мир единственного человека, которого он любил. Мир его Саши. Почему? Почему так происходило? Йен изначально был уверен, что сможет вырвать сероглазого поэта из его фантомных грез с их призраками, тоской, обреченностью, из жестокого мира физических издевательств, а вместо этого сам стал погружаться в этот мир… Йен этого не хотел! Он гнал от себя все подобные мысли, но… Но в итоге смотрел в окно на Золотые ворота и не видел ровным счетом ничего. Перед его мысленным взором стояли серые озера, над которыми поднимался туман и в этом тумане он тщетно пытался разглядеть силуэт любимого. А может быть, его там и не было? Может быть, он блуждал сейчас по зловещим черно-красным лабиринтам? Йен вздохнул и повернулся к Эрику, сидевшему на кожаном диване. – Рад, что ты прибыл, – сказал Йен. – Я тебе бесконечно благодарен за все, что ты сделал для меня. В тысячу, в миллион раз больше, чем должен был сделать. Без тебя я был бы трупом. Или в лучшем случае просто проиграл бы. – Приятно слышать, Йен, – белозубо улыбнулся Эрик, но его обычно широкая улыбка была какой-то сдержанной, а взгляд – странно задумчивым. – Эрик, ты в курсе ситуации с русскими. Она опасна. И скажу тебе прямо… – Йен, – предостерегающе поднял руку Эрик. – Постой. Я должен кое-что сказать. – Что такое? – раздраженно спросил Йен, не терпевший, когда его перебивают. – Йен, прости, но что касается твоих дел с русскими, то я выхожу из игры. -Что? – неверяще уставился на него Йен. – Выходишь из игры? Ты? Эрик, я не ослышался? Ты же обещал… – Да, я обещал. И нет, ты не ослышался. Помнишь, я говорил, что возник конфликт моих личных интересов и твоих бизнес-интересов? Так вот, ситуация такова, что этот конфликт не дает мне права участвовать в операциях, которые ты планируешь в России. – Что это значит? – с угрюмым подозрением посмотрел на него Йен. – То, что я сказал. Прости, Йен, в твоей войне с Мурзиным я не буду участвовать. Все переплелось слишком тесно. Теснее, чем я думал. Я не собираюсь ставить палки тебе в колеса, даже если ты решишь пристрелить Мурзина. Но помогать тебе я не буду. – Как интересно, – хмыкнул Йен. – Я бы отдал… не знаю, что отдал бы за то, чтобы узнать, кто же тот человек, ради которого ты прерываешь со мной сотрудничество. Какое отношение он имеет к Мурзину? Или к Силецкому? – Во-первых, Йен, я не прерываю с тобой сотрудничество. Если только ты сам его не прервешь. В том же Чамбе я охотно буду давать твоим людям консультации по противодействию мятежникам, за которыми стоит все тот же Мурзин. Без проблем. Я охотно буду собирать для тебя информацию со всех частей света, как это делал раньше. Анализировать, давать прогнозы. Но, повторяю, на мое сопровождение твоих операций в России не рассчитывай. Это исключено. Я заранее ставлю тебя в известность, Йен. Разумеется, я никак не буду использовать информацию о твоих делах в России. Можешь быть спокоен. К тому же, – с обычным своим беспечным видом пожал плечами Эрик, – к тому же, я и сам кровно заинтересован в том, чтобы держать язык за зубами. Силецкий наверняка объявил на меня охоту. Да и у Мурзина ко мне есть претензии. – Плохо, – мрачно сказал Йен. – Я рассчитывал на тебя, Эрик. – Йен… – Нет-нет, я все понимаю. Ты поступаешь именно так, как должен был поступить. Да, личные интересы. Уж я знаю, что это такое. Впрочем, что я буду тебе объяснять… – Да, хорошо, что нам не приходится ничего объяснять друг другу, Йен. – Что ж, я тебя не задерживаю. Остаемся на связи по всем остальным делам. – Да, по всем делам, исключая Россию. Удачи, Йен! – Эрик легко поднялся с дивана, крепко пожал Йену руку и пружинистой походкой вышел из кабинета. Йен проводил его мрачным взглядом. Да, Эрик заранее предупреждал его о некоем конфликте интересов, касающемся России. Но Йен почему-то (черт, а почему??) не придал значения его словам. Он так привык полагаться на Эрика во всех своих самых деликатных и опасных операциях, что для него представить эти дела без Эрика было все равно что представить Париж без Эйфелевой башни, Нью-Йорк – без статуи Свободы, а Москву без Кремля. И вот Эрик выбыл из игры. Йен понимал, что в его стратегии пробита огромная брешь. Он остался без главного наступательного оружия. Эффективного и мощного. Йен снова взглянул за окно, на сей раз с тоской. Далеко-далеко в воздухе висели Золотые ворота. Он сжал кулаки и стиснул зубы. Нет. Ему не впервые сталкиваться с гигантскими проблемами. Пусть у него возник опасный конфликт с американским правительством, пусть против него начали кампанию европейские власти, пусть его проект «Сокоде» висит на волоске, пусть ему отказал в поддержке самый эффективный и надежный соратник – Эрик Киллерс, пусть даже небо упадет на землю, Йен Хейден все равно не сдастся и пойдет в атаку. Он перестроит стратегию, сменит тактику. Теперь ситуация потребует гораздо больше сил, времени и ресурсов, а риски: и деловые, и финансовые, и политические возрастут в разы, но он выполнит задуманное. Он уничтожит Мурзина – этого дракона, стерегущего сероглазого принца, без которого Йен не может представить себе жизни. Йен подошел к столу и, не садясь в кресло, снял трубку телефона внутренней связи. – Дэн? Зайди ко мне. Прямо сейчас. И захвати с собой бумаги, касающиеся того русского – Силецкого. Киллерс должен был оставить тебе контакт с одним из его помощников. Да, и никому не сообщай, зачем я тебя позвал. Как бы там ни было, союз с Силецким был сейчас необходим. Жизненно необходим. Потому что Мурзин должен быть уничтожен. Йену вдруг подумалось, что для него эта мысль стала своего рода лозунгом античного Рима «Карфаген должен быть разрушен». И он был, в конце концов, разрушен. И Мурзина, его империю, постигнет та же участь. Сероглазый принц придет к тому, кого любит. К тому, кто любит его. *** Агазе, март 2008 года Невзрачный человек европейской внешности прогуливался по саду президентского дворца в Агазе в компании Таго Нбеки, осанка которого за время пребывания в президентском кресле стала куда более величественной. Гость подмечал это и прятал чуть заметную усмешку в щеточку усов. Это был Мишель Вертье, заместитель главы французской контрразведки – один из тех, чьи имена неизвестны широкой публике, но кто из-за кулис определяет политику целых государств, а то и континентов. День был пасмурный, с океана дул сильный влажный ветер, трепавший кроны пальм, был слышен грохот прибоя. Лицо президента Чамбе было мрачным. – Думаю, я не сказал вам ничего нового, мсье президент, – произнес Вертье.- Да, мы в Париже не имеем ничего против вас лично. Мы понимали, что ваш предшественник зарвался, и его в любом случае пришлось бы менять, чтобы не допустить здесь социального взрыва и сохранить контроль над ситуацией. Ваша кандидатура, кстати, рассматривалась нами как одна из наиболее вероятных на пост президента республики, – слово «республики» француз произнес с едва уловимым оттенком презрения. – Но вы решили действовать без согласования с нами. Вы совершили переворот при поддержке Хейдена. То есть взяли перед ним определенные обязательства… – Мсье Вертье, никаких обязательств, противоречащих интересам Франции, я не брал, – раздраженно бросил Нбека. – Как раз напротив. Мой предшественник Нгасса слишком близко сошелся с Мурзиным, за которым стоит Россия. И Нгасса готов был отдать титановый проект в руки Мурзина. Это не устраивало Хейдена. Но это же не устраивало и вас, не так ли? Так в чем тогда проблема? Все сложилось как нельзя лучше. Нгасса устранен, Мурзин не получил контроль над «Сокоде»… – Но влияние Хейдена, а значит, и американцев, резко возросло, вот что нас не устраивает! Мы не можем отдать титановые и алюминиевые рудники под контроль США, это будет настоящим геополитическим поражением Франции, мсье президент. И Франция этого не допустит, учтите, – последние слова Вертье произнес металлическим тоном. -У Франции нет повода для беспокойства, – Нбека с удовольствием лично поджарил бы наглого французишку на костре, но приходилось сдерживаться. – во-первых, Хейден и не претендует на полный контроль над титановой добычей. Во-вторых, сейчас я провожу политику, цель которой – стравить Хейдена и Мурзина… – И чего вы добились? – бесцеремонно прервал француз чамбийского президента. – Лишь того, что Мурзин дал деньги и оружие повстанцам на востоке, которые теперь перерезали трассы, угрожают самому месторождению, и совсем не факт, что через месяц-другой не предпримут атаку на вашу столицу! У нас есть данные, что Мурзин через подставные структуры поставил им ракеты класса «земля-земля»… И, словно в подтверждение слов француза, в небе раздался оглушительный свист и где-то совсем неподалеку прогремел взрыв. – Вот! – яростно вскричал Вертье. – Это то самое! О чем я вам сейчас говорил. Нбека разинул рот и широко раскрыл глаза. – В укрытие, болван! – заорал Вертье, хватая президента под локоть и таща к дому. К ним уже со всех ног неслась охрана. «Кретины, все прошляпили», – прошипел Вертье. Когда они спускались в бункер, Нбека дрожащим голосом с кем-то говорил по мобильному телефону. – Это всего лишь одиночная атака, – проговорил он извиняющимся тоном. – Министр обороны сообщил мне… – Ваш министр обороны – такой же идиот, как и вы, – заявил Вертье чамбийскому президенту. – Это была демонстративная атака. Мятежники бросают вам вызов! – Прекратите! – заорал Нбека, брызжа слюной. – Вы разговариваете с президентом! – Если вы и дальше так же будете вести дела, вы перестанете быть президентом, а здесь воцарится какой-нибудь ставленник Мурзина. И можете не рассчитывать, что Франция предоставит вам убежище. Последняя угроза произвела сильное впечатление на Нбеку. Гораздо более сильное, чем ракетная атака, свидетелем которой он только что стал. – Послушайте, Вертье, – быстро заговорил он, когда они оказались в подземном бункере, обставленном с бьющей в глаза роскошью. – Да, я пришел к власти при поддержке Хейдена. Просто потому что он сам мне предложил. И я не видел причин отказываться. Я мог бы ждать, когда вы там, в Париже, определитесь, но не факт, что вы выбрали бы мою кандидатуру, верно? У вас ведь были и другие кандидаты, я знаю! Вертье усмехнулся, с презрением глядя на Нбеку. – Поймите, Хейден мне нужен был, чтобы прийти к власти, – скулил Нбека. – Сейчас он мне только мешает. Он ни черта не смыслит в наших традициях, в укладе нашей жизни. Он воображает, что нашу страну можно превратить в подобие американского штата с автобанами и макдональдсами! Здесь никогда этого не будет. Что касается Мурзина, то он рвется к контролю над «Сокоде», а Хейден ему мешает… – И оба они мешают нам, – отрезал Вертье. – Мне тоже! – воскликнул Нбека. – Я хочу, чтобы они оба убрались из моей страны! – Вы ведь знаете, что у них есть общее уязвимое место? – поднял бровь Вертье. – То, что оба они – педики, – с отвращением произнес Нбека, видимо, напрочь позабывший, что в студенческие годы в Кейптауне не одну бурную ночь провел в постели с симпатичным парнишкой по имени Йен Хейден. – Я имею в виду, что они оба по уши втрескались в одного русского парня… Кстати, на вид, ничего особенного из себя не представляющего, – пожал плечами Вертье. – Впрочем, не мне судить об однополой любви. Важно другое, Нбека. Если уж оба они совершают безумные поступки из-за этого юного педика, вплоть до военного мятежа в вашей стране, то, значит, они пойдут ради него на что угодно. Вы понимаете? – Хм, если этот юный педик окажется в моих руках, – плотоядно ухмыльнулся Нбека, – я заставил бы этих двоих приползти ко мне на коленях и выполнить все мои требования. Иначе на глазах у них превратил бы этого молодого извращенца в бифштекс! – Я не большой знаток вашей национальной кухни, Нбека, и, надеюсь, что проживу без отдельных ваших местных деликатесов, – с сухой усмешкой произнес заместитель шефа французской контрразведки. – Но суть идеи вы уловили правильно. Ради русского юнца эти двое пойдут на все. Они выполнят любые требования. – Но как его получить? – задумчиво спросил Нбека. – Нет ничего невозможного. Основную часть операции мы возьмем на себя. Вашей задачей будет добиться отказа Мурзина и Хейдена от всех своих активов в Чамбе и передачи их в руки компаний, которые мы назовем. Как только это произойдет, вы получите полную финансовую, политическую и военную поддержку Франции, загоните мятежников в их джунгли и забудете о них навсегда. – Достаньте мне этого русского мальчишку, – на губах Нбеки появилась хищная белоснежная улыбка. – Достанем, – с угрюмой усмешкой пообещал французский контрразведчик. *** Подмосковье, март 2008 года Саша бродил по огромной, обнесенной высокой стеной территории, прилегавшей к особняку Мурзина. У него остались детские воспоминания, когда его возили в эти самые места купаться в Клязьминском водохранилище. Он даже помнил, что от метро «Медведково» ходил 503-й автобус-экспресс, который подвозил всех желающих прямо к пляжу. А еще можно было добраться на электричке, которая тоже подходила к водохранилищу. Теперь железнодорожную ветку разобрали, а близлежащую территорию обнесли высокими заборами, за которыми выросли элитные особняки, а также рестораны, яхт-клубы и прочая роскошь, доступная лишь богатым. Саша никогда особенно не задумывался о вопросах социальной справедливости, он вообще был далек от проблем этого мира. И раздел некогда доступной всем территории на «княжеские уделы» воспринимал лишь как подтверждение того, что этот мир слишком несправедлив и что бороться в нем за что-то совершенно бессмысленно. Это все равно что ломать забор только для того, чтобы возвести на его месте новый. А от возведения новых заборов никто счастливее не становится. Здесь, за забором, в доме Старшего, тоже плетутся свои темные интриги. Олег мечтает от Саши избавиться, а его тайный любовник является шефом охраны. И они вдвоем могут убить Сашу в любую минуту. Вот даже сейчас, когда он с пригорка смотрит на серые воды водохранилища. Тоскливо. Бесприютно. Смертельно опасно. И безнадежно. Да, он выдвинул ультиматум этой парочке. Но у него не было уверенности, что сейчас не раздастся выстрел или легкий хлопок глушака, и для него все будет кончено. Саша обернулся. В десяти шагах за ним стоял Михаил. Вообще-то Саша не приказывал Михаилу себя сопровождать, тот сам увязался, не говоря ни слова. Может быть, тоже чувствовал опасность? Черт его знает. Михаил вообще был загадочной личностью. Саша знал лишь то, что он когда-то служил в спецназе под началом Старшего. Вот и всё. Но теперь Михаил выступал кем-то вроде неофициального телохранителя Саши. И даже сейчас его черная кожаная куртка оттопыривалась из-за пистолета. Саша знал, что Михаил, хотя ему было уже около 40 лет или больше, до сих пор качал мускулы, что позволяло ему иметь идеальную, мощную фигуру. Кроме того, Михаил со Старшим регулярно, почти каждое утро вместе тренировались, отрабатывая элементы борьбы. Саша время от времени наблюдал за их тренировками. Он, конечно, был полным дилетантом в подобных вопросах, он даже губу никому не разбил за всю свою жизнь, но он видел, что эти двое творят настоящее искусство боя – опасное, безжалостное и захватывающее. На них можно было хоть сейчас надевать военную форму и отправлять на задание, которое будет по плечу только элитным бойцам спецназа. Вообще, Саша не относился к Михаилу как к рабу. Скорее как к… опекуну, что ли. Он чувствовал, что в отсутствие Старшего только этот сильный, угрюмый мужчина способен защитить его. И не просто способен, но сделает это. Только он. Саша посмотрел в глаза Михаилу. Взгляд раба был нечитаемым, к тому же он быстро опустил глаза, как и положено рабу. Но Саша решился. – Сегодня ты будешь со мной до полуночи, – произнес он ровным, спокойным тоном. – Или пока не придет Старший. – Слушаюсь, – коротко произнес Михаил. – Я хочу, чтобы при тебе было оружие. Даже в моей комнате. – Слушаюсь, – раб, казалось, ничуть не был удивлен. – И еще. Ты не должен никому говорить о том, что увидишь и услышишь. Даже Старшему. Раб бросил на саба быстрый взгляд, но промолчал. И невозможно было понять, что этот взгляд означает: согласие или отказ. – Это не приказ, – тихо произнес Саша. – Это просьба. Только просьба. – Я понял, – буркнул раб. – Тебе самому предстоит принять решение, – когда Саша неожиданно для себя произнес эту фразу, которую так часто слышал от Старшего, то не смог удержаться от улыбки, которая, наверное, была жестокой. Раб вздрогнул. И Саша понял, что тот сейчас чувствует то же самое… Тоску и боль, когда заставляют самому что-то решать… – Извини, – тихо сказал Саша и зашагал к дому. Раб молча последовал за ним. Повинуясь приказу Младшего, раб до самого вечера оставался с ним: безмолвный словно статуя. На сей раз он был в спортивных штанах и футболке, а не просто в сбруе как обычно. И на нем была кобура с пистолетом. Саша как будто забыл про присутствие раба, который ни на секунду не спускал с него глаз. Парень погрузился в написание очередной главы романа о шотландском аристократе, пытающемся спасти из плена свою королеву – Марию Стюарт и втайне мечтающем о королевской короне. Закончив главу, Саша как будто впал в оцепенение. Точнее, у него внутри наступила тишина. Он хорошо знал эти мгновения тишины, когда над серыми озерами появляется туман, и в этом тумане возникают слова… Слова, складывающиеся в строки.