====== 24. ПРЕДАТЕЛЬСТВО ======

ГЛАВА 24. ПРЕДАТЕЛЬСТВО Вашингтон, март 2008 года Йен сбежал из австрийской клиники, как только смог более-менее нормально ходить. Не потому что не желал находиться под одной крышей с Сидюхиным, хотя тот одним своим видом вызывал у Йена тошноту. Дело было в другом: Йен не выносил безделья. Само собой, он и на больничной койке через интернет руководил своей корпорацией, контролировал развитие проектов, связывался по скайпу со своими сотрудниками, вел переговоры с партнерами. Но вынужденное физическое безделье его угнетало. Наваливались тяжелые мысли. Ему постоянно поступали сведения из Москвы: Мурзин увез Сашу из клиники в свой загородный дом, и теперь Саша находился там безвылазно. Йен несколько раз звонил Саше, и тот уверял, что с ним все в порядке. Но Йен не верил. Воображение рисовало ему кошмарные сцены. Что этот психопат Мурзин делает с его мальчиком, только-только выкарабкавшимся с того света? Подвергает садистским забавам? Вновь промывает мозги, превращая в безвольную игрушку? Что??? Йен не находил себе места, но московские детективы, как ни пытались, так и не смогли получить какую-либо информацию из-за глухой стены, окружавшей особняк Мурзина. Между тем Йен привлек к работе не только детективов. Он также нанял переводчиков, которые переводили ему стихотворения Саши, а также тексты его песен. Это были подстрочники, передававшие лишь смысл стихотворения. И то не всегда, поскольку при переводе бывает невозможно передать многозначность смыслов, которые закладывает в стихотворение автор. Йену хотелось глубже проникнуть в таинственный мир своего сероглазого наваждения. Он читал подстрочники и видел, что стихи написаны глубоко одиноким человеком, полным то душевной боли на грани безумия, то холодного, прозрачного покоя. И еще – в строках неизменно сквозила обреченность. Эти стихи писал глубокий пессимист, наглухо закрывшийся в своем неприятии мира, даже если этот мир бросит к его ногам все свои сокровища. Саша не верил этому миру. Йен это ясно видел. Саша хорошо чувствовал себя лишь в краю серых озер, где ему подчинялись и небо, и земля, и призраки, и духи, и прошлое, и настоящее… Йен даже понимал, почему Саша все время искал доминанта: ему нужен был человек, который охранял бы его мир. Был своего рода драконом, сторожащим врата мира серых озер. И, очевидно, Мурзин, по мнению Саши, годился на эту роль куда лучше Йена. Но вот чего Йен не мог понять – откуда у Саши такое болезненное стремление к рабству, к унижению, к отказу от собственной гордости. Одно дело хотеть, чтобы рядом был кто-то сильный, способный защитить. Это нормально, в том числе и для многих мужчин в эпоху размывания гендерных ролей и всего прочего. Но желание унижаться, испытывать от этого извращенное удовольствие – вот это в Саше было непостижимо для Йена. И стихи сероглазого поэта не давали ответа на этот вопрос. Йен намеревался из Зальцбурга вылететь в Сан-Франциско. Но неожиданно раздался звонок из американского Белого дома. В Вашингтоне прознали о его секретных переговорах с французским президентом и хотели выяснить, о чем шла речь. Вообще-то Йен ненавидел политические интриги. Он с удовольствием занимался бы только бизнес-проектами, чтобы воплотить в жизнь свои мечты. Но он понимал, что большой бизнес и политика переплетены так тесно, что избежать вовлеченности в политику, тем более закулисную, нереально. Он уже оказался по уши вовлечен в политику, став инициатором переворота в Чамбе, спровоцировавшим последующий гражданский конфликт в этой стране. Противостояние в Чамбе усиливалось. Повстанцы получили новые вооружения, и за этим однозначно стоял Мурзин. Они неуклонно продвигались вперед, и угроза нависла уже не только над поставками сырья по стратегической трассе, но и над самим титановым месторождением. Армия Нбеки была не в состоянии взять ситуацию под контроль. И это тоже хотели обсудить с Йеном в Вашингтоне. Йен рассчитывал на поддержку властей и спецслужб США. Хоть Чамбе и считалась «французским задним двором», но Штаты вполне могли вмешаться и надавить как на Париж, так и на правительство Нбеки. С повстанцами было сложнее. Эти ненавидели и Нбеку, и французов, и американцев. Но повстанцами стоял Мурзин, а значит, Россия. На русских было сложно давить: девяностые годы давно остались позади, и нынешнее российское руководство со все большим удовольствием ставило американцам палки в колеса везде, где только могло. Но все же рычаги давления на русских у Вашингтона были. И Йен на это рассчитывал. Но на берегах Потомака, в помпезной и мрачноватой столице мировой метрополии, Йена ожидал холодный душ. С Йеном беседовал глава аппарата Белого дома. Присутствовали представители Пентагона, ЦРУ, госдепартамента и министерства торговли. Йену прямо предложили выйти из проекта «Сокоде». Продать свои акции одной из французских компаний. Эти слова повергли Йена в глубокий шок. С какой стати, вашу мать? Почему он должен продавать свои акции? Разве его участие в проекте не отвечает интересам США? Ведь Йен платит налоги с доходов, исчисляющихся миллиардами. Он обеспечивает американское присутствие в стратегически важном титановом проекте на черном континенте. И этот проект является подспорьем для других, глобальных проектов, которые усилят позиции США в аэронавтике и транспорте… На это Йену было сказано, что его глобальные проекты очень важны, но все же они – дело отдаленного будущего. А пока что между США и Европейским союзом идет жесткая конкуренция как раз в сфере авиации и космонавтики. В частности, речь идет о борьбе за рынки сбыта между американскими и европейскими авиастроительными гигантами. Европейцы, а точнее, французы, готовы пойти на уступки Штатам, но в обмен настаивают на передаче под их контроль акций «Сокоде», которыми владеет Хейден. И Вашингтон полагает это возможным. Разумеется, мистер Хейден получит не только деньги за проданные акции, но и возможность расширить свое участие в аэрокосмических проектах США и Европы, что будет ему, несомненно, интересно… Йен взорвался. Какого черта он должен продавать свои акции, если у кого-то возникли проблемы с рынками сбыта? С какой стати эти проблемы должны решаться за его счет?? Ничего он не собирается продавать! Потому что это незаконное политическое давление! Это идет вразрез с принципами свободной торговли! Это вообще нарушение его прав как американского гражданина! Йена выслушали с холодными улыбками, после чего представитель госдепартамента заметил, что мистер Хейден, кажется, перепутал формат конфиденциальной встречи с публичной трибуной, и что здесь нет смысла произносить общие фразы о свободе, а следует обсуждать конкретные предложения. На это Йен с металлом в голосе ответил, что считает подобные предложения неприемлемыми. Тут же в разговор вступил представитель ЦРУ, который язвительно заметил, что мистер Хейден, как разумный человек и выдающийся бизнесмен, не может не понимать, что ему выгодно принять сделанное предложение, и что, возможно, его отказ обусловлен враждой с российским бизнесменом Мурзиным, вызванной, как известно, причинами сугубо личного свойства. Эти слова привели Йена в еще большую ярость. Тем более, что в них была немалая часть правды. Да, Йен не хотел уходить из «Сокоде», потому что это означало бы усиление Мурзина. А целью Йена было уничтожение Мурзина как бизнесмена. И это Мурзин должен покинуть «Сокоде», а не Йен! С трудом сдерживая ярость, Йен предложил американским чиновникам добиваться изгнания из «Сокоде» русского, из-за которого, между прочим, в Чамбе начался вооруженный конфликт, угрожающий похоронить титановый проект. На это ему было сказано, что вооруженный конфликт возник как раз из-за личного конфликта Мурзина и Хейдена, и что для всех было бы лучше, если бы два джентльмена не переносили свое любовное соперничество на поля сражений. Йен заорал, что никому не позволит вмешиваться в свои личные дела, на что получил возражение, что, к сожалению, его личные дела уже стали причиной военно-политической и финансовой нестабильности. И этот факт приходится учитывать. – Почему вы давите именно на меня? – с ненавистью спросил Йен. – Почему не на Мурзина? На что ему ответили: за Мурзиным стоят русские, поэтому давить на него сложнее. – Поэтому вы давите на гражданина США вместо того, чтобы защищать его интересы, как это предписывает Конституция! На это ему вновь ответили, что с ним решают конкретную проблему, а не обсуждают вопросы прав и свобод. И что гражданин США должен принимать во внимание интересы своей страны… Короче говоря, и эта встреча закончилась ничем. Йену настоятельно порекомендовали обдумать сделанное предложение и согласиться с ним. В противном случае, как было сказано, его проекты столкнутся с проблемами. И, возможно, возникнут серьезные проблемы с его бизнесом не только в США и Чамбе, но и в Европе, учитывая, что деятельность Хейдена вызывает крайнее раздражение французского правительства. Йен вышел с этой встречи несломленным, но изрядно опустошенным. Он всегда понимал, что политика – грязная вещь, но впервые в жизни столкнулся с таким циничным давлением со стороны государства. Причем это было давление не в интересах государства и общества, с этим Йен смирился бы, но это было очевидное лоббирование интересов совершенно определенных корпораций. За счет Йена. Это была откровенная коррупция, едва-едва прикрытая словами о национальных интересах. Йен хорошо понимал, что бесполезно выступать в роли борца-разоблачителя. Он ничего не докажет. В крайнем случае уйдут в отставку один-два крупных американских чиновника. Может быть, и не только американских. Но это ничего не изменит. Закулисная система власти останется незыблемой. Непоколебимая прежде вера Йена в свободу и демократию не просто пошатнулась, но была потрясена до основания. Нет, он вовсе не собирался отказываться от своих идеалов, ибо они были выстраданы всей его жизнью. Но теперь он задумался о том, что его сероглазый принц, погруженный в свой внутренний мир и презирающий свободы мира внешнего, возможно не так уж и не прав. Теперь он лучше понимал Сашу. И знал, что сам он теперь станет действовать более жестко, даже жестоко. Йен планировал провести ночь в Вашингтоне, у него был забронирован номер в Four Seasons. Но выйдя из неприметного особняка, где проходила эта проклятая встреча, и глядя на вечерние огни Вашингтона, Йен почувствовал, что этот город почти физически давит ему на плечи. И не дает дышать свободно. В самой атмосфере этого города было сконцентрировано присутствие власти, готовой ради себя уничтожить всех и вся. Власти, для которой свобода и демократия лишь ширма, за которой творятся гнусные дела. Поэтому Йен, сев в лимузин, приказал вести себя в аэропорт и готовить самолет к отлету в Сан-Франциско. Чем скорее он покинет берега Потомака, тем будет лучше. Правда, куда охотнее он вылетел бы сейчас в Москву, чтобы увидеть серые глаза и хотя бы прикоснуться к теплой и мягкой руке Саши… Но он знал, что его принца стережет свирепый дракон. И сначала следовало убить дракона. Что ж, если пошла игра без правил, война всех против всех, то и он перестанет стесняться. Войдет в союз с одним противником, чтобы уничтожить другого. А потом уничтожит и своего временного союзника. Если сам не будет к тому времени уничтожен. Йен смотрел в темное небо над Вашингтоном. Ему казалось, что и вся его жизнь, прежде устремленная к свету и свободе, теперь стремительно погружалась во тьму с инфернальным красноватым свечением и бесконечными лабиринтами. И по этим лабиринтам бродил его сероглазый возлюбленный… *** Подмосковье, март 2008 года Саша быстро шел на поправку. У него от природы был сильный организм, хотя в детстве его постоянно кутали, заставляли пить отвратительные травяные настои (от простуды, инфекции, от-всего-на-свете), таскали по врачам, устраивали вселенский переполох из-за малейшего прыщика. Сейчас он тоже был окружен заботой. Но, в отличие от детства, эта забота была не удушающей. Старший был деспотом, но не тираном. И Саша воспринимал его как отца, которого у него никогда не было, которого ему всегда не хватало, о котором он всегда втайне мечтал (мать однажды раз и навсегда запретила Саше задавать ей вопрос об отце, и Саша послушно молчал). Саша, пытаясь понять себя, не раз думал о том, что, может быть, именно отсутствие отца повлияло на его сексуальную ориентацию, пробудило в нем влечение к сильным и властным мужчинам. Он был готов на все, чтобы обрести отца. Даже на самые грязные унижения. Но Старший не подвергал его грязным унижениям. Да, у них были жесткие и даже жестокие сексуальные игры. Старший заставлял Сашу проходить через испытания: самому принимать решения, нести ответственность. Железной рукой он заставлял Сашу делать именно то, чего тот страшился. Сам того не зная, Старший вел его к той самой встрече, которая произошла у Саши на грани жизни и смерти. Чтобы Саша принял то, что он не захотел принять на берегу океана, когда впервые услышал рычание белого льва. Несмотря на внутреннюю перемену, Саша по-прежнему чувствовал себя неуверенно. Но если прежде под внешне холодной оболочкой скрывался испуганный, растерянный ребенок, не понимающий, как ему жить в мире взрослых, то теперь там скрывался кто-то другой. Сильный, жесткий, но пока еще незнакомый. И Саша не знал, как поведет себя этот незнакомец в критической ситуации. Он боялся. Боялся самого себя. И продолжал укрываться в своем тайном мире, куда по-прежнему никого не впускал. Старший никогда не говорил с ним о его стихах и о романах, хотя Саша знал, что тот их читает. И Саша был благодарен за это молчание. Ему было достаточно комментов в сети: как восторженных, так и ругательных, ну, и разумеется, оскорблений и угроз, типа «педик злоебучий», «блядь продажная», «сдохни, пидор» и так далее. Все это было, но почти не трогало. Как будто существовало в параллельной вселенной.