Когда летишь спокойно в никуда,

То вся земля становится чужой.

Как близнецы мелькают города –

И все равно, какой из них родной.

Людские лица – мутная вода –

Становятся извилистой рекой,

В мгновения сжимаются года,

И все покрыто сумрачною мглой.

Уже звезда вечерняя горит,

И до холодной утренней зари

Надеждой будет полон небосвод,

Ты в этом мире – призрак-властелин,

Всегда среди других, всегда один,

Невидим ты,

И долог твой полет!

Эти строки Саша написал очень давно. Можно сказать, на пороге жизни в полусвете. Сейчас его мечта стать невидимкой сбылась. Правда, очень странно и совсем не так, как ему представлялось и хотелось. И впрямь, теперь он был скрыт затемненными стеклами бронированного мерседеса, окружен телохранителями. Его мало кто видит, он тоже, но нисколько от этого не страдает. Правда, знают его теперь многие, эхо скандальной славы после стрельбы в Париже и публикации порнороликов до сих пор не утихло в интернете. А вот стрельбу в центре Москвы и убийство Влада Силецкого с Сашей никак не связывали. Сообщения в прессе сводились к тому, что у Силецкого возник конфликт с собственной охраной, и в результате они все друг друга перестреляли. Версия была идиотской, но именно поэтому ее охотно подхватили, и теперь интернет-тролли вовсю писали, что «зажравшиеся мажоры вконец охренели», и «так им всем и нада». Расследование велось очень серьезное, но люди Мурзина умели подчищать следы. А Сашу и Силецкого вместе в тот вечер никто не видел, поскольку они встречались в вип-ложе и двигались по безлюдным коридорам, где видеокамеры были отключены. Что касается Эрика Киллерса, то он бесследно исчез. Саша не задавал Старшему вопросов. Привычка не лезть не в свое дело была у него со времен работы мальчиком по вызову. К тому же, Саша был от природы нелюбопытен. Но от внезапного вызова в офис Старшего он не ждал ничего хорошего.

Сашу подвезли к особому входу, он поднялся на персональном лифте Мурзина в сопровождении молчаливого Владимира и оказался в приемной, где находились две секретарши.

– Геннадий Владимирович ждет вас. Тренированные лица секретарш оставались невозмутимыми, но в их глазах блестело любопытство. Еще бы! Пожаловал любимый юноша босса! Тот самый, о котором столько писали в интернете. И не только писали… Владимир остался в приемной, Саша вошел в кабинет, из окна которого были видны кремлевские башни. Кабинет был очень большим, но обставлен просто. Никаких изысков, никакой роскоши. Саша был здесь всего пару раз, хотя и числился личным помощником главы MG-банка. Ему нечего было делать в офисе. Все его официальные обязанности сводились к тому, чтобы сопровождать Мурзина на светских мероприятиях. Старший сидел в кресле. Сейчас он казался олицетворением власти. Всесокрушающей и несокрушимой. Саша всегда признавал власть Старшего над собой. Но именно сейчас, здесь, он ощутил иную власть Старшего: в этом кабинете вершились судьбы тысяч, может быть, даже сотен тысяч людей. – Садись, – Старший указал Саше на кресло сбоку стола. Саша молча повиновался. Он сел прямо, чуть приподняв голову. Старший требовал, чтобы на людях его саб вел себя холодно и даже надменно. Как ни странно, Саше это удавалось легко. Отрешенный взгляд в сочетании с горделивой осанкой и чуть приподнятой головой придавал ему нечто благородно-царственное. Никто, глядя на него, и не подумал бы, что этот молодой человек весь соткан из страсти к подчинению. Многим были известны bdsm-предпочтения Мурзина. И они, глядя на Сашу, не могли поверить в то, что он действительно исполняет роль раба, настолько с этим не вязался его облик. Даже публикация порноролика в интернете и данные о том, что Саша был платной шлюхой, не могли рассеять этого впечатления. На столе зазвонил телефон внутренней связи. – Пришел? – холодно спросил Мурзин. – Пусть подождет. Он повернулся к Саше. – Сейчас сюда войдет Кульков. Виталий Юрьевич Кульков. Владелец дома на Новой Риге, где мы с тобой впервые встретились. И где велась скрытая порносъемка с твоим участием. Именно Кульков организовал эту съемку. Саша вздрогнул. – Что ты хочешь с ним сделать? На лице Мурзина появилась улыбка, от которой многие его противники покрывались холодным потом. – Ничего подобного тому, что произошло с Ефимовым, не будет. Не переживай. Я убиваю лишь тогда, когда кто-то убивает моих людей. Кульков не убивал. Он просто продажная тварь. Мурзин нажал на кнопку связи с секретаршей. – Пусть войдет, – брезгливо произнес Мурзин. Дверь отворилась, и в кабинет вошел Кульков. Саша видел его только раз и то мельком, он смутно помнил лощеного, гладкого типа с брюшком. Но сейчас Саша видел совсем другого человека. Серое лицо, набрякшие веки, мешки под глазами, бегающие глаза, полные страха, голова, вжатая в плечи. Кульков медленно приблизился к столу, за которым восседал Мурзин. – Тварь, – холодно изрек тот. – Ты что, думал, никто не узнает, что записи делались в твоем доме? Ты на что вообще рассчитывал? – Я… я… – жирное тело затряслось, с губ, казалось, вот-вот потекут слюни. – Гена… Геннадий Владимирович, меня заставили… Это все Силецкий. Младший. Влад… – И ты пошел на поводу у этого сопляка. Ты! – А что мне было делать? Он угрожал мне… – Чем? Чем он мог тебе угрожать, если на тебе клейма и так негде ставить, и все это знают? На что ты повелся? – У него… у него были документы… – Про твои счета на Кипре, что ли? – презрительно спросил Мурзин. – Ты думаешь, номера этих счетов у одного Силецкого были? Кульков, ты что, конченый идиот? Ты устроил в своем доме притон. И не просто притон, а гей-притон. Элитнейший. Куда съезжались такие люди, которые могут раздавить тебя как мошку. Ты всегда вопил, что тебе можно доверять. Вот только, сам понимаешь, доверяй, но проверяй. Думаешь, у твоих гостей не было на тебя компромата? Вот именно на такой случай? Если ты рот вздумаешь раскрыть? Или вдруг что-то заснять решишь, как ты и сделал? – Я… Я… – трясся Кульков. – Ты – ссыкло, – припечатал Мурзин. – Тебе какой-то сопляк показал мизинец, а ты сразу в штаны наложил, бросился исполнять то, что он сказал. Ты о чем думал, Кульков? Или ты считал, что никто не поймет, где это снималось? Я, конечно, всегда знал, что ты трус и идиот, но чтобы до такой степени… Теперь извини. Ты взбесил многих. Я тут выступаю лишь кем-то вроде уполномоченного от всех потенциальных пострадавших. – Господи… я… я… – в глазах Кулькова был ужас, он бухнулся на колени, так что теперь была видна только его плешивая голова, торчавшая из-за стола. – Встать! – брезгливо приказал Мурзин. – Встать, я сказал! И сопли утёр! Слушай внимательно. Есть список твоих счетов: и российских, и тех, что за бугром на чужие имена раскиданы. Офшоры и все прочее. А также твои депозиты в уютных банковских ячейках в Европе. Так вот. Если что-то в этот список не попало, то радуйся. Потому что все, что в списке значится, ты сдашь. Помнишь, как у Булгакова? «Сдавайте валюту, граждане!» И не только валюту. Всю недвижку, и здесь, и за бугром. Активы и всё прочее. Всё, одним словом. – Да… да… – Заткнись! Я знаю, жучара, что у тебя есть что-то, до чего никому в жизни не добраться. Вот на это и будешь жить. – Да у меня дети! – Раньше нужно было о детях думать. Не подохнут с голову твои оболтусы. Впрочем, твой старший и так уже от наркоты загибается, на героин подсел. – Ему нужно лечение! – тут же ухватился за соломинку Кульков. – Ну вот и лечи его аспирином, зеленкой и лопухом. И да, никакого бизнеса у тебя здесь больше не будет. За этим проследят. За бугор свалишь – там тоже проследят. И выяснят, на какие шиши живешь. И отожмут у тебя все эти шиши. – А на что я жить должен??? – возопил Кульков. – Прожиточный минимум в РФ, по данным министерства социальной защиты, составляет 8 тысяч рублей в месяц, – сочувственно произнес Мурзин. – Наскребешь как-нибудь. На воду из-под крана и хлеб без масла. На бирже труда зарегистрируешься. – И что, я до конца жизни должен вот так… нищебродствовать? – с неожиданной злобой взвился Кульков. – И из-за чего? Из-за чего? Я ж никого из уважаемых людей не подставлял! Никак! Я ж только эту шлюху снимал, – он ткнул пальцем в Сашу, который с непроницаемым лицом сидел в кресле и, казалось, был абсолютно равнодушен к происходящему. – Этой шлюхе без разницы, она ж просто тварь продажная… – Молчать! – тяжелый кулак опустился на поверхность стола, в глазах Мурзина полыхнул черный огонь. – Тут ты перешел черту, Кульков. Никому не позволено так отзываться о моем партнере. Да еще в моем и его присутствии. – Да я… Господи, я не хотел, это само… – Кульков снова рухнул на колени и пополз к Саше.