Раскаленным свинцом

боль течет по натянутым жилам,

только холод в груди,

как и прежде, томит и томит,

словно в космос зовет

к равнодушным далеким светилам,

где кончается явь

и блуждают одни миражи.

Эта жгучая боль

и смертельный космический холод

рвут сознание в клочья

вонзаются в сердце ножом.

Где любовь, там повсюду

насмешек торчат частоколы,

и стоит темной глыбой

погибших надежд бастион.

Я однажды вернусь,

обязательно вырвусь из ада,

где по воле судьбы

непонятно за что заточён.

Только что меня ждет?

И любовь ли мне будет наградой?

Или темный простор

и тоска до скончанья времен?

Саша рассеянно вбивал эти строки в планшет, сидя на берегу океана. Вокруг была тьма, перед ним грохотали океанские волны, позади сверкали огни роскошных вилл, а над головой сверкали звезды – крупные, яркие, какие бывают только на экваторе. Звезды, которые так далеки, которым нет дела до того, что творится на Земле. Саша всматривался в темень океана, обрамленную белой пеной грохочущих волн. Ему некуда было идти. Точнее, он не знал куда идти. Жизнь стала похожа на остывающий прибрежный песок, на который накатывают огромные волны свободы и смерти. И тут он почувствовал, что в нем что-то шевельнулось. Нечто древнее, сильное, грозное. И снова он услышал львиное рычание. Оно шло непонятно откуда: не то его доносил ветер, не то Саше это просто казалось. Нет, в грохоте океанских волн нельзя было расслышать никакого рычания. Кроме вырывающегося из груди. Да, это рычал он сам. Точнее, не он. Он как будто со стороны растерянно наблюдал за самим собой – прежде незнакомым, поднимающим голову, выпрямляющимся и рычащим… *** Мурзин оставался в нелепой роскошной гостиной. Он выглядел усталым и мрачным. С утра все шло наперекосяк. Дело было не в зашедших в тупик переговорах по проекту «Сокоде», они давно уже были в тупике. Дело было в Саше. Мурзин, конечно, не собирался его отпускать. Только наказать, и он нашел оптимальное наказание. На самом деле Мурзин был совсем не против встречи Хейдена с его сабом. Более того, он сам спровоцировал их встречу. Мурзину хотелось позлить Хейдена, продемонстрировать, что драгоценность, о которой тот так мечтал, утрачена безвозвратно. Потому что Мурзин видел: Саша принял его как хозяина, как Господина. И был уверен, что Хейдена ждет жестокий облом. Саша не поддастся на уговоры Хейдена, что бы тот ни сулил. Потому что Хейден с его помешательством на свободе никогда не поймет, чего именно жаждет сероглазый саб. Мурзин допускал, что импульсивный Хейден, невзирая на присутствие телохранителей, полезет лапать Сашу. Что ж, пускай. Он лишь острее почувствует, что сероглазое сокровище ему не принадлежит. Но Мурзин никак не ожидал, что целоваться и обниматься полезет сам Саша. Это было для него громом среди ясного неба. Ему казалось, что он уже раскусил парня, понял его… Но нет. Серые, безмятежные озера еще таили немало тайн. Получается, что Саше Хейден не просто нравится, получается, что он влюблен в Хейдена? Иначе он не решился бы на этот безумный поступок на глазах телохранителя, понимая, что тот сразу доложит обо всем хозяину. Саша принимает его, Мурзина, как своего Господина, но при этом любит другого. С подобным Мурзин сталкивался впервые. В его понимании Господин и возлюбленный были неразделимыми понятиями. Саб – будь он Младшим партнером или рабом – отдает Господину все: душу и тело, верность, преданность, любовь. Иначе… иначе он негодный саб. Эта ситуация взбесила Мурзина. Да, Саша повел себя как негодный, недостойный саб, которого следовало вышвырнуть вон. Но Мурзин понял, что не может этого сделать. Сероглазый парень уже затянул его в свой серый, таинственный мир, и назад пути не было. Мурзин не мог его отпустить. Просто не мог. Даже если Саша отдает ему не всего себя. Даже если он любит другого. Пусть. Это значит лишь, что сердце саба следует завоевать. Изгнать из этого сердца напыщенного индюка Хейдена и прочно занять его место. И никому больше не уступать. Мурзин понимал, что перед ним стоит сложная задача. Возможно, неразрешимая. Но это лишь вселяло в него азарт. Он готов был сражаться за свое сероглазое сокровище, за его таинственное сердце, скрытое сумраком серых озер. Изгнание Саши было лишь игрой. Мурзин хотел, чтобы парень осознал, чего и кого лишился. А также хотел понаблюдать за его реакцией. Как поступит Саша, когда его выставят за ворота виллы? Сядет на землю и будет так сидеть до бесконечности, глядя во мрак серыми глазами? Это было бы на него похоже. Поплетется в город, попытается найти гостиницу, а затем постарается улететь? Вряд ли. Может быть, Саша будет долго бесцельно бродить по улицам Агазе. А это опасно. Его в лучшем случае ограбят, в худшем покалечат и убьют. Мурзин хорошо знал этот уголок Африки, и никаких иллюзий на этот счет не питал. Но он не собирался подвергать Сашу опасности и потому приказал Владимиру незаметно следовать за парнем. Если Саша удалится от виллы на значительное расстояние, за ним должна следовать машина с вооруженными телохранителями (в случае встречи с местными бандитами одного Владимира было бы недостаточно). Но эти распоряжения оказались излишними. Выйдя с территории виллы, Саша, не раздумывая, зашагал к океанскому берегу, о чем сразу было доложено Мурзину. Тот вздрогнул. Черт, что еще пришло в больную голову этого поэта, писателя, проститутки, этого саба малахольного?? Мурзин приказал Владимиру быть как можно ближе к Саше. Тревога в его душе превращалась в панику. Такого бывший спецназовец, прошедший вооруженные конфликты в десятке стран, не знал никогда. А главное из-за чего и из-за кого? Из-за того, что сероглазый недоумок потопал к океану? Ну и что? В любом случае, за ним следит Владимир – человек опытный … Мурзин залпом осушил бокал коллекционного бренди, вскочил и понесся к океанскому берегу. Он увидел впереди фигурку, сидящую на песке. Справа, за пальмой прятался Владимир. Впрочем, Саша никого не замечал. Он что-то набрал в планшете (Мурзин даже не сомневался, что стихи), а затем, спрятав планшет в рюкзачок, долго сидел неподвижно, глядя в океан. Потом вдруг разделся догола и двинулся прямо в грохочущие волны. Мускулистый, крепкий парень на фоне грохочущей темной бездны казался хрупким и беззащитным. Но Саша двигался вовсе не походкой человека, решившего свести счеты с жизнью. В фигуре человека, уходящего в океан, было что-то нечеловеческое. Словно это был пришелец из другого мира, двигавшийся с мягкой грацией опасного хищника, с высоко поднятой головой, знавший, что океан с грохочущими волнами неизбежно покорится таящейся в нем силе и мощи… Мурзин понимал, что надо бежать, остановить парня, но прирос к месту, следя за тем, как пришелец медленно, почти торжественно входит в грохочущий океан. Его тут же накрыла гигантская волна, парень исчез. Мурзин очнулся от наваждения и ринулся вперед, прямо в одежде, в океан. Владимир помчался вслед за боссом. Мурзин с головой бросился в огромную волну, его швырнуло к берегу, но он упрямо греб в темноте вперед. Он ничего не видел, да и не мог видеть в темных волнах, но откуда-то знал, где именно должен находиться его парень. Его парень. Его Младший. Перед тем, как его накрыла новая волна, Мурзин увидел прямо перед собой темный силуэт. Парень тоже упорно греб, в его движениях не было ни обреченности, ни паники, напротив, какая-то сосредоточенность и полное презрение к океанской стихии. Мурзин рванулся вперед, сумев схватить парня за руку. Тот обернулся, и Мурзину стало не по себе: он увидел разгневанное лицо, как будто залитое холодным звездным светом, серые глаза сверкали, а из груди вырывалось рычание. Но новая волна тут же накрыла их обоих. ***

Саша чувствовал, что в его груди пробуждается нечто древнее, грозное, мрачное… Ему казалось, что он, прежний, сейчас бессильно наблюдает за собой новым, рождающимся прямо здесь, на пустынном океанском берегу под яркими звездами. Рычание доносилось не со стороны, где, как помнил Саша, был президентский зверинец, оно шло из его груди. Это рычание принадлежало ему и в то же время не ему… И этот незнакомец, завладевший его телом, медленно двинулся к океану – торжественной, почти царственной походкой, а прежний Саша лишь бессильно наблюдал за этим. Саша осознавал, для чего этот новый движется в океанские волны: их мощь должна была омыть его, должна была унести прочь ветхую, дрожащую от страха оболочку. Это было неизбежно. Это могло произойти либо прямо здесь и сейчас, в океанских волнах, либо позже. Но Саша понимал, что это неизбежно, потому что это предназначено свыше, и нет в земном мире силы и воли, способной воспротивиться предназначенному.