Александру не надо было развлекать, она училась как сумасшедшая, не давая себе ни перерывов, ни поблажек, глотала знания огромными кусками, не жуя, как песчаный червь Дюны – свою добычу. Я поражался, как ее земной мозг успевает усваивать такие объемы, но ее ментальные способности росли с каждым днем, пусть и не так быстро, как раньше. Первым делом она взялась учить галлифрейский – не самая легкая задача, но она с ней справлялась успешнее, чем я думал, наша ментальная связь давала свое – а может, она больше вспоминала, чем изучала с нуля? Еще один аргумент в пользу моей теории о происхождении Шторм в результате метакризиса, оказавшего весьма странный эффект на ее память. Чисто интуитивно активировать ключ от «Тип 204» она не могла, а тем словам, которые она произнесла на моем языке в день нашей первой победы, я ее не учил, они прорвались в ее память из-за некоторого странного барьера, с которым я так пока и не разобрался. Зато я настроил ее телепатический усилитель на прямую связь с интерфейсом ТАРДИС, и дело пошло еще быстрее.
Как я и ожидал, эти две девицы нашли общий язык и даже подружились – на почве затеянной ими генеральной уборки. Конечно, я виноват, за время наших странствий натащил в Старушку уйму барахла в дополнение к тому, что у нее оставалось от прежних хозяев, и так и не удосужился все разобрать. Поэтому я был безумно благодарен Шторм за то, что она взвалила это на себя, и ТАРДИС тоже – подогнала ей галлифейскую экипировку механика и звуковую отвертку, намного проще по функциям, чем моя, но со встроенным атомарным резаком - как раз для ее бурной деятельности.
Это утро началось совершенно обыденно: на утренней кейко я начал показывать Шторм особенности кихона при пониженной гравитации, потом мы проплыли в бассейне нашу обычную троечку и вернулись к консоли. Я задумался, не организовать ли нам прыжковую вышку в дополнение к трамплину после того, как ликвидирую проблему паразитной вибрации ротора в некоторых режимах прыжков, а Шторм вернулась к своим занятиям – разбирать очередную кладовку, и в скором времени я услышал грохот, возню и возмущенный голос моего «старпома»:
Доктор! Скажи мне, за каким чертом тебе нужно вот это вот?
Я вылез из-под консоли, снял шлем-маску, в которой занимался плазмосварочными работами, демонстративно нацепил очки на нос и глянул на вываленный из тележки хлам: снарядная гильза, драный парик, ржавая абордажная сабля, гора кокосовой скорлупы, облезлый спасательный круг, позеленевший от старости судовой колокол, сломанная пополам дубовая дзё, самодельные стальные нунчаки, коробка с пустыми винными бутылками, огромный пакет пивных банок, порванный розовый лифчик, начатая пачка подгузников – и обреченно вздохнул. Шторм фыркнула.
Сейчас ты скажешь, что это тебе дорого как память!
Ну… - протянул я, - это смотря что. Вот скорлупу и пивные банки можешь выкидывать. Гильза – это была улика против… тьфу, забыл. Ладно, выкидывай. Спасательный круг и колокол я взял на память с одной посудины, которую вывел из Бермудского треугольника. Это был тысяча девятьсот шестьдесят… а, проглоти его Иссгарот, не помню, какой год! Но ситуация была интересная.
Расскажешь вечером за чаем, - перебила меня Шторм, но круг и колокол отложила в сторону. – Дальше поехали. Нунчаки хорошие, согласна. Но вот сломанная дзё тебе зачем? А парик? А сабля? А все эти бутылки? Где-то есть межгалактический пункт приема стеклотары?
Между прочим, парик и сабля – самого сэра Френсиса Дрейка, - объяснил я. – А эту дзё я сломал об тупую голову его боцмана, когда он напился до белой горячки и принялся с факелом ловить чертей в крюйт-камере флагманского корабля.
Шторм расхохоталась.
Ну, Христофор Бонифатьевич! Серьезно? А бутылки, хочешь сказать, это вы с ним выпили? Что там – бордо тыща девятьсот одиннадцатого, «Вдова» восемьдесят девятого, крымский портвейн! Обалдеть!
Нет, не с ним, но я не один это выпил, - я сделал вид, что обиделся. – Мне помогали.
Да я уж поняла, - Шторм подцепила обломком палки рваный лифчик. – Его хозяйка? А это тогда что? - она ткнула в пакет подгузников и посмотрела на меня с крайне серьезным видом, но в потоке ощущалось ее искреннее веселье.
Как - что? - демонстративно переспросил я. – Подгузники для трехмесячных человеческих младенцев. Если они тебе не нужны, то мне и подавно. Выкидывай.
Ага, понятно, - она столь же демонстративно нахмурилась. – Значит, мы тут имеем побочный эффект твоего не-монашествования?
Допрос с пристрастием, да? - я сделал самое жалобное лицо, какое умел. - Хочешь допросить меня сейчас или после обеда?
Еще не решила, Христофор Бонифатьевич, - Шторм рассмеялась, потянулась ко мне и легонько куснула за ухо. - Нет, я лучше как-нибудь застану тебя врасплох, чтобы ты не успел придумать достойную легенду.
Я очень хорош в придумывании достойных легенд! - в отместку я шлепнул ее по заднему карману штанов, и она отскочила от меня, картинно пискнув. - Например, подгузники очень хороши в качестве стелек в резиновые сапоги, так-то!
Ой! Ах ты! Ну ладно! – она погрозила мне небольшим, но весьма увесистым кулаком в защитной перчатке. – Вот сейчас схожу мусор выкину и ужо доберусь до тебя! Вытряхну тебя из этой хламиды и доберусь!
Хламидой она назвала защитный костюм, в котором я работал с двигателями и энергетическими установками. Старенький, уже изрядно закопченный, но пока вполне в рабочем состоянии. Раньше я по большей части обходился без него, но теперь я возился в опасных зонах намного дольше обычного, а кроме того, меня внезапно стало волновать мое репродуктивное здоровье. Не то, чтобы я жаловался, просто появилось предчувствие, что его стоило бы поберечь. Чем Вихрь не шутит – вдруг будет, кому оставить ТАРДИС…
Договорились, - я кивнул и снял очки. – А я до тебя. Будешь знать, как обзываться.
Она фыркнула.
И как же я тебя обозвала?
Христофор Бонифатьевич, - ответил я. – Это вообще кто?
Капитан Врунгель, вот кто, - Шторм кинула мне картинку этого персонажа и почему-то очень развеселилась. – Как пробьюсь в Интернет, сразу покажу тебе этот мультик. Вот только сначала мусор выкину, доберусь до тебя и займусь.
Нет-нет-нет! Вот еще! – запротестовал я. – Я так не выгляжу! Я не маленький, не толстый, не усатый, а совсем даже наоборот! И не курю!
Еще б ты курил, - она рассмеялась и пихнула меня в бок. – С твоей дыхательной системой это было бы забавно!
Определенно!
Я помог Шторм загрузить тележку, открыл ей двери ТАРДИС, повесил нунчаки на дверную ручку и полез обратно под консоль. Саша тратит на поход к мусоросборнику в среднем восемь с половиной минут, я за это время как раз успею скинуть крышку с привода ротора, и мы в четыре руки попробуем его отбалансировать - снимать его для юстировки очень не хочется.
Однако за восемь с половиной минут Шторм не вернулась, еще через десять секунд я начал беспокоиться, а еще через две с половиной секунды я уловил от нее сигнал тревоги, выкатился из-под консоли, по наитию схватил нунчаки, сунул звуковую отвертку в карман и осторожно выглянул в эллинг.
Выглянул и понял, что ситуация мне крайне не нравится. Возле выхода на погрузочную палубу Шторм ожесточенно отбивается от четверых крупных ребят в одинаковых черных комбинезонах, вооруженных обрезками не то трубы, не то толстой арматуры, а пятый уже лежит кучей на полу в позе, говорящей о том, что он со всего размаху прилетел головой в стену эллинга – мой сэмпай не отличается милосердием. На бегу к ним вижу, как Шторм срывает дистанцию с замахнувшимся на нее парнем, захватывает руку с дубинкой в беспощадный коте-гаеси, парень под треск собственных костей улетает в своего коллегу, а отобранная у него труба ударом «восьмеркой» разбивает в кровь нос третьему нападающему. Четвертый начинает разворачиваться ко мне, налетает на мой встречный маэ гери кеаге, судя по звуку, я ломаю ему пару ребер, и он, всхлипнув, падает на копчик, а вскочившего мне навстречу второго я пробиваю нунчаками в горло, он хрипит и мешком оседает на пол. Парень, валявшийся у стены, встает, шатаясь, подхватывает свою дубинку и с воплем бросается на меня, я пропускаю его мимо себя и концом раскрученных нунчак достаю его по затылку. Он валится ничком со сломанной шеей, но напавший на мою Александру заслуживает и более суровой кары.
