Мой корабль уставился на меня, видимо, прикидывая, не слишком ли сильно я ударилась головой при столкновении со стенкой трубы, а я продолжила:

- Помнишь сказку об Элинеддворэлундар? К каждому, кто любит, прилетает частичка ее души, чтобы помочь дозваться до любимого, где бы он ни был. Понимаешь, о чем я? Любовь - это связь. Наши с Доктором генетические линии связаны. Если что-то изменится во мне, он заметит перемены.

- Как квантовая запутанность, - подтвердил Макс после недолгого раздумья. - Так он сможет услышать тебя. В червоточине все направления верны, если знаешь пункт назначения, и все неверны, если не знаешь. Я могу записать сообщение в резервные поля твоей биодаты. Ни на что не повлияет, но нужную информацию даст.

- Так и произошло, - Таис перебивает меня, не досмотрев наш рассказ до конца. - Я заметила, Доктор что-то почуял, как-то определил конечную точку. Конец нити потянуло туда, энергия на поиск направления больше не тратилась, и ее хватило на портал. Смерть Змея отдала достаточно, чтобы мы смогли пройти.

- Плохо помню, если честно, - Доктор, задумавшись, тянет себя за ухо. - Я был… не в себе. Квазистабилен. Странное состояние. Как при игре в «восьмого связанного», но тут не пытаешься балансировать в статике, а летишь на гребне волны. Изменения в биодате было невозможно не заметить, это все равно, что сёрферу подменить доску на ходу. Тогда я сразу понял, где Шторм.

Он довольно улыбается, но тут же становится очень серьезным, даже мрачным. На бледной щеке проступает знакомая ямочка, глаза остро блестят. Что-то его беспокоит, и я кидаю ему вопросительный импульс «что не так?»

- Я не понял только одного, - он прерывается, чтобы сделать глоток из кружки и плотнее завернуться в халат. - Змей умер в очень, очень подходящий момент. Энергии хватило не на проброс сигнала, а на полноценный портал. Почему-то я не верю ни в самопожертвование, ни в угрызения совести. Как же так вышло - а, Секвэллис?

- Он назвал гибель моего Дома допустимыми потерями, - холодно отзывается та. - Он ни во что ни ставил наши судьбы. Рационал-ренегат, не желающий ничего видеть, кроме своего Великого Галлифрея. Я показала ему, насколько он неправ.

- И осознание своей ошибки вызвало у него острый приступ раскаяния и непреодолимое желание убить себя экстрактором, - фыркает Доктор, поворачивается к ней и морщится от боли в боку под повязкой. - Да неужели?

Секвэллис криво улыбается.

- Змей был готов умереть за Галлифрей, - она шлепает ладонью по коленке. - Я показала ему, в чем была его ошибка. Этого было достаточно. Сам знаешь, метод Кали требует искренности. Отдающий энергию должен сам этого хотеть - иначе он отдаст недостаточно и погибнет напрасно. Я не обманывала его, если ты об этом.

- Главное, у нас получилось, - Таис поднимает руки в примирительном жесте. - Запись Дома Тигинн внесена в Паутину Времени, прорыв хаоса остановлен. Секвэллис, лучше расскажи, как вам удалось украсть ключи от машин Паутины.

- Змей лгал. Мы их не крали, - та презрительно кривит губы. - Будь они в нашем распоряжении, мы не отправились бы в изгнание, а уничтожили бы Паутину еще при Рассилоне! Как Оракул могла не знать, что ключи в распоряжении Дома?

- Значит, он сам их украл, больше некому, - Таис поднимается с шезлонга и потягивается. - И стал, как обычно, искать, на кого свалить вину. Ладно, Иссгарот с ним. Надо бы поизучать эту миленькую планетку. Я пойду пройдусь по окрестностям. Кто со мной?

Она подхватывает свою куртку и легкой походкой направляется к лесу, ее брат спешит за ней, увязая в песке. Секвэллис, у которой почему-то вдруг испортилось настроение, просит Макса принять ее на борт и сделать кружок-другой по низкой орбите. Мы с Доктором остаемся одни. Он с тоской смотрит вслед Таис и съеживается в шезлонге, наклонившись вперед и обхватив плечи руками. Я сажусь рядом с ним на песок, пытаясь просканировать его соматику:

«Тебе плохо? Откройся, я посмотрю».

«Мне холодно, Шторм, - неохотно сознается Доктор, но не снимает блоки. - Почему так холодно? Я не могу согреться».

Опускаю руку ему на лоб - и охаю от удивления, настолько он горяч, а ток энергии в церебральных каналах почти не ощущается. Странно, очень странно - такого не должно быть! «Ложись», - сигналю я, и Доктор откидывается на спинку шезлонга. Смотреть на него невыносимо: болезненно исхудавшее тело, выпирающие ключицы и ребра, недозажившая резаная рана через всю грудь, полупрозрачный пузырь повязки на правом боку. Все его каналы видны отлично - они отмечены полосками новой розовой кожи на местах артронных ожогов. Почему так медленно заживает?

«Заживет, - Доктор пытается меня успокоить. - Мне бы только согреться… Это пройдет, пройдет обязательно. Я восстановлюсь. Не беспокойся за меня».

Я не понимаю, почему он боится попросить меня о помощи, и это ранит меня в оба сердца. Ну ладно, раз не хочешь, чтобы помогла я - почему бы не попросить Таис? Почему бы не остаться в капсуле, наконец? Проспал бы неприятный период восстановления - и нет проблем!

«Я не хочу спать, - откликается он. - Знаешь, Шторм… Я все еще… Не то, чтобы вижу - я чувствую… Мне это не нравится. Я хочу разобраться».

Приглядываюсь внимательнее к его энергетике. Лепестки ее многомерного цветка нечетки, точно смазаны. Он все еще квазистабилен, все еще пытается удержаться на гребне остаточного потока. Только так он может увидеть то, что ему не следует знать - свое будущее, но ему почему-то жизненно необходимо это сделать.

«Пожалуйста, Шторм… - Доктор сжимает мою руку в своей. - Пожалуйста, прошу тебя, не делай ничего. Не пытайся мне помочь. Оно пройдет само, уже проходит, а это мой единственный шанс. Я должен знать».

«Знать что? - я не понимаю. - Ты же знаешь, время можно переписать. Что тебя так беспокоит? Все еще может измениться».

Доктор качает головой, выгоревшая прядь волос падает ему на лоб. Его рука стискивает мою еще сильнее.

«Все меняется! - его поток наливается бессильным гневом. - Я чувствую, что уйду раньше времени. Я не успею… В бой за Галлифрей Дом Тигинн пойдет без меня».

Он пышет жаром, как печка, его глаза закрываются, голова бессильно свешивается на грудь, и мне кажется, что он бредит. Определенно, шунт большой емкости при инкапсуляции отнимает слишком много энергии у истощенного предельной перегрузкой организма - отсюда и невозможность поддерживать нужный температурный режим, и спутанность сознания. Я опускаю сложенные щепоткой пальцы на повязку над разрезом у его солнечного сплетения, сосредотачиваюсь и подкачиваю шунт, пока он не наполняется. Здесь это очень легко и совсем не больно, но Доктор стонет и хватается за повязку на боку. Он обессилен, но тем не менее пытается протестовать: «Что ты делаешь, непослушная? Опять играешь с огнем? А дети?»

«А что - дети? - откликаюсь я. - Они в порядке. Они воплотились, как только ты сделал запись о нашем Доме. Зиготы прикрепились еще до того, как мы с Максом вывалились сюда. Не волнуйся».

Обезболить его я не могу - поражение коснулось базовой структуры его организма, это можно только перетерпеть, пока не закончится восстановление. Но терпеть вместе со мной ему будет намного легче. Я полностью раскладываю шезлонг, устраиваюсь рядом с Доктором так, чтобы его голова оказалась у меня на плече, обнимаю покрепче и укрываю халатом. Доктор облегченно вздыхает, и я чувствую, что боль и холод разжимают впившиеся в него ледяные когти. Лепестки его энергетики обретают четкость, температура понемногу начинает снижаться, и он соскальзывает в странное забытье - нечто среднее между обмороком и сном. «Спи, хороший мой, - я осторожно глажу его по растрепанным волосам. - То, что ты увидел, что почувствовал, тебе просто показалось. Это были всего лишь галлюцинации от боли. Сон. Это пройдет…»

Да, я помогла ему заснуть - надеюсь, он не будет ругаться на меня за это.

========== Глава 6. Слётанная команда ==========