Это сила. Это вам не как-нибудь.

  Изрядно поддавшие Чёрные начали своё обычное безобразие со столом. Скатерть местами загоралась чадящими язычками пламени, кубки и бутылки превращались в гремучих змей, слышался треск кончиков их хвостов, тарелки обрастали паучьими ножками и норовили убежать, но их успешно ловили клешнями кастрюли и со звоном пожирали, шумно отрыгивая кости и кусочки позолоты.

  Поэтому и не стоило ставить кувшин с фалернским на стол. Лишнее это.

  Мелкие, но зловредные чудеса происходили конечно же только на половине Чёрных: дальше всё было чинно, виднелись постные лица Белых магов, нетронутая бесчинством посуда и вполне себе неживые бутылки, изрядно, впрочем, уже опорожнённые. Нахождение на стороне Добра и Света никак не препятствовало бытовому алкоголизму.

  Смерть очень плавными движениями перемещалась вокруг стола, появляясь то тут, то там. Словно облачко тумана - впрочем весьма материальное облачко, учитывая шорох плаща, блеск лезвия и постукивание рукояткой о пол - она возникала за спинами Чёрных, Белых и даже цветных магов, заставляя ёжиться тех, кто её видел через стол. Оборачиваться же тем, над кем она нависала, было страшновато.

  - Предлагаю конкурс... - свистящим шёпотом сказала Смерть. - Развлеките меня, могущественные маги. Поединок... Урим и Туммим, слабо?

  Два кресла отлетели назад, одно в золотистые облака, едва не придавив бесплотную арфистку, второе пролетело через демоническое рыло.

  В зале запахло сложной смесью серы и ванили, вызывая чувство погрома в парфюмерной лавке. Сложные видения за спинами магов исчезли.

  Стол между главами сил Добра и Зла вогнулся, роняя в стороны исчезающую на лету посуду, бутылки и вилки, приник к полу и слился с ним, освободив место для схватки. Конкурс? Ну, можно назвать это и так.

  Обе стороны стола теперь представляли из себя шеренги изготовившихся к бою чародеев, два частокола волшебных палочек почти уткнулись друг в друга. Зрелище, на вкус маленького волшебника, было величественное, но слишком страшное. Если две силы пустят в ход всё, что у них есть, весь замок Одинч разорвёт к одинчевой матери на куски.

  - Тише, друзья. Мы. Только мы. Один на один.

  - Ждите, сильные. Это поединок, а не бойня.

  Смерть тихо засмеялась откуда-то из глубины капюшона. Рассматривать, голый череп там, как гласят легенды, или что-то ещё, страшнее, желающих не нашлось.

  Туммим, как и положено приличному Чёрному, напал первым, почти пронзив внезапно удлинившейся до размеров пики палочкой белый хламиду Урима. Тот отпрянул, но не отступил, метнув ветвистую ярко-белую молнию, сорвавшуюся с кончиков пальцев. Впрочем, тоже напрасно: она попала в мрак мантии врага и исчезла, не причинив заметного вреда.

  Выпад белого, защита чёрного. Обе шеренги постепенно усаживались на места, убирая палочки. Раз вожди сказали - поединок, значит так тому и быть.

  А Смерть всё посмеивалась, наблюдая за схваткой. Удар, ещё удар, щека Урима окрасилась алой полосой, на тщательно расчёсанную бороду капнуло кровью. Но и Туммим не остался нетронутым: левый рукав рассекло по всей длине, на жилистом предплечье, плотно забитом сложной татуировкой, показалась сетка алых пятен.

  - Надеюсь, вы поубиваете друг друга, глупцы! - отсмеявшись, сказала Смерть. - Нет никакого волшебства. И вас нет, и замка. Есть только жизнь и... И я. Запомните.

  Последнее слово прогремело под сводами зала, зазвенело в хрустальных стёклах окон, разбросало исправно исчезающую на лету посуду со стола, а с одного из Белых сдуло тщательно прилаженный парик.

  За окнами прогремел гром, облака, до того пребывающие где-то внизу, начали стремительно подниматься, застилая стёкла. В их ватной густоте, сейчас подсвеченной фиолетовым и багровым, рвались клочья молний. Хлынул дождь, косой стеной размывая всё, что было там, за пределами замка, стуча по стенам, рвясь внутрь.

  Маленький волшебник сжался, обхватив коленями кувшин, обняв его, стараясь казаться совсем-совсем незаметным. В зале пахнуло холодом и сыростью, словно замок опускался в подвал, проваливался вглубь самого себя.

  Урим улучил момент и пронзил волшебной палочкой вечного противника: насквозь, не спасла Туммима его чёрная хламида. Но и он последним движением успел превратить своё блестящее чёрное копьё в гибкий хлыст, захлестнувший шею врага, да так, что Урим выпучил глаза, а лицо его, обычно благообразное и спокойное, стало африканской маской - кофейного цвета, с узкими щёлками глаз и высунутым почти до середины бороды языком.

  Смерть захлопала в ладоши, лениво, как пресыщенный театральным действом зритель, отличаясь от последнего только тем, что звук был костяным, сродни ударам бильярдных шаров друг о друга.

  - Прелестно... - прошипела она. - А теперь все остальные.

  В её тихом голосе было столько власти и силы, что даже маленький волшебник ощутил непреодолимое желание поднять амфору и обрушить её на чью-нибудь голову. И не важно, Белый это будет, Чёрный или вовсе красный маг.

  - Дорогуша, - всё так же глуховато, будто борясь с пережимающим горло приступом кашля, сказал Парамон. Когда он появился в зале, никто даже не заметил. - Ты такая же гостья, как и все они. Что за манеры?

  Смерть махнула капюшоном, резко повернувшись к нему, занесла косу. Маленькому волшебнику показалось, что лезвие внезапно удлинилось, расширилось, словно над всем залом промелькнула лопасть гигантского винта, с шелестом разрубая воздух.

  Но и Парамон не стоял без дела. Он удобнее перехватил свою сучковатую палку, внезапно обросшую снизу целым кустом, связкой шуршащих палочек, разноцветных, как и вся жизнь. Там были белые, почти прозрачные, чёрные как смола, красные, оранжевые, зелёные и голубые, синие и фиолетовые. Подобно связке цветных карандашей всё это многообразие воспарило в воздухе, раскрылось веером лучей света, смело летящее навстречу лезвие косы.

  Смерть вскрикнула и пошатнулась, сжимая обнажившимися по локоть костяными руками обломок рукоятки. Лезвие испарилось.