- Красивые.

- Это подарок редкого гостя. Он выложил бабочками тетраграмматон – свое непроизносимое имя – и оставил мне. Хочешь мороженое?

- Мое любимое, пломбир в вафельном стаканчике! В жизни не ела вкуснее, - ни на грамм не врала я.

Взяв под руку он показывал город, успокаивающий своей безлюдностью, город для двоих, простирающийся до линии горизонта улицами, проспектами, и остановились мы у ставшего до мелочей знакомым низенького фонтана.

- Хочешь фокус?

- С прыжками по лужам?

- Не-а, лучше.

Старинный граненый стакан разлетелся вдребезги от сильного удара об асфальт с размаха, после чего сродни перемотке видеокассеты вернулся на прежнее место без единой царапины.

- Ты тоже так можешь, девочка. Милая спящая девочка.

- Да ну.

- Посмотри внимательно на стакан, прорисуй в голове его образ вплоть до точного количества граней, заводской маркировки на оборотной стороне дна и прислушайся к самому громкому из голосов внутри головы. Получилось? Теперь со всей силы разбей стакан и произнеси это.

- На точку назад, - произнесла я разбив стакан и видя как он собирается обратно.

-  Умничка.

- Можно, я разолью стакан?

- Сейчас моя очередь разливать.

Его низкий голос прервал металлический, скрежетащий по ушам звук, звук оставляющей за собой черный шлейф грузной тени. Я разозлилась на тень, прервавшую наше уеденение тень – и она тотчас заледенела.

- Олег, что это?

- Хах! Ты взглядом заморозила Смотрителя.

- Смотрителя?

- Да, ты же помыслила материализовать меня, не отходить от меня ни шаг, иначе они не являются.

- Забавно, ты видишь все происходящее у меня в голове.

- Не грусти ты так. Придет время и…

- Как все сложно.

- Сложно, но не невозможно. Будешь еще мороженое?

- А ты?

- Оно только для тебя, - разливал на асфальте лужу он.

- Извини.

- Ты правда хочешь меня накормить? Правда?

- Правда-правда, - прыгала по луже я.

На сей раз смесь травы и клевера поляны оттеняла огромное дерево, оттеняла и занавешенное белой тканью зеркало.

- Почему ты так странно улыбаешься?

- Других приходилось уговаривать,  строить целые лабиринты путешествий, а ты по собственной воле накормить желаешь. Это и смешит.

- Накормлю, только не говори загадками.

- Ты не знаешь о чем просишь.

- Конечно не знаю, ты же не рассказываешь.

- Пообещай никогда не смотреть в зеркала, - нежно перебирал мои волосы Он.

- Но…

- А то, что смертельно опасно. Ты принеси образ места – я покажу. Это должно быть либо место скопления людей в трансе и с одержимостью, либо квартира с домашними кошками или аквариумными рыбками. Уверен, ты к путешествиям без движения готова, уснешь без проблем, так что мы туда отправимся. После ты спросишь у хозяев, вели ли их рыбки себя странно. Это и послужить пониманием сути зеркал. Ты бы знала как их тяжело разбивать и занавешивать.

- Тяжелее не заглянуть в них хотя бы одним глазком.

- Я же говорил, тебе не понравится увиденное. Смотри вот, какая трава у нас под ногами. Для тебя выращивал.

- Красиво, - обняла я, положив голову на плечо.

Так бы и стоять, вечно стоять обнявшись посреди летней поляны, посреди нашего мира.

- Очень вкусно, - прошептал на ухо он. – Теперь я сыт.

- Странный у тебя юмор.

- Отнюдь. Это тебе.

Он протянул сидящую на ладони бабочку, послушно перелетевшую ко мне.

Проснувшись лишь я осознала весь смысл его слов, смысл что значит покормить. Сил не было даже пошевелиться, ватное тело не слушалась, моя комната к четырем часам дня проветрилась, а на люстре сидела бабочка, белая бабочка.

- Что, извините?

- Как мама?

- Эээ, чья? – спросила я, пытаясь понять что делаю во дворе.

Я не помнила ни как оделась, ни как закрыла дверь за собой, ни как вышла на улицу. Каждое слово сквозь внутренний туман давалось с трудом; туман был настолько густым что я ели-ели узнала соседку – пожилую женщину в пальто.

- Твоя мама. Ты в порядке? Что-то лицо бледное, взгляд отсутствующий, да и смотри как на улице холодно, а ты вон в одной майке. Простынешь!

- Ааа, моя… Она в норме.

- Привет ей передавай и оденься теплее.

- Хорошо. Да я тут… Ну… За сигаретами иду.

- Ну, понятно.

Сознание отказывалось возвращаться, тело было ватным, руки не слушались, еще надо было прятаться от них – от посторонних глаз на улице. Хоть и родители находились за 600 километров отсюда, все равно нашлись бы информаторы. Одна затяжка на ходу, другая..

«Как я все-таки вышла из дома? Когда? Зачем? Почему не накинула хотя бы ветровку на плечи», - крутились одни и те же мысли по дороге домой.

«Тааак, дверь я заперла на ключ – это уже хорошо»

Картина в моей пустой квартире слегка ошарашила: на кухне, в комнате родителей и в моей – повсюду был включен свет, работало радио, вода лилась из кранов, был включен родительский компьютер:

- Диметрочка, я голоден. Ложись спать поскорей. – Гласила надпись блокнота на мониторе.

Быстро все выключив, нервно выкурив сигарету я легла под одеяло, мысли, одни и те же мысли не давали покоя.

- Здорово ты про сигареты придумала!

- Смеешься? У меня от страха коленки дрожали. Я стояла и не знала что делать.

- А разве ты ничего не помнишь?

- Не помню что?

- Иди ко мне, тебя же всю трясет.

- Олег…

- Тс-с-с, успокойся. – обнял он, сомкнув руки на талии. – Моя хорошая, тихо, тихо.

- Ведь это было море?

- Стань ровно, расслабь тело.

- Так?

- Да. – Он расположил руки так, что теплые мизинцы плотно прилегали к моим вискам, большие пальцы ко лбу, а его указательные пальцы я почувствовала словно всем черепом.

Это напоминало брызги, сквозь их поток я видела картину со стороны, видела себя идущей по теплой поверхности моря – идущей по воде.

- А потом ты остановилась и спросила куда ведет море. Прости, я так часто делал раньше, ты не должна была ничего запомнить.

- Так куда же ведет море? – грелась о его теплое, живое, астеническое тело.

- В тебя, дорогая, в окружающие тебя цвета, вкусы, запахи, вибрации, полеты, приземления. Я встал с твоей постели, одел твою одежду, завял шнурки твоими пальцами, трогал твоими руками, твоим телом выходил на улицу.

- Так ты был мной?

- Так происходит каждую ночь, - еще крепче обнимал он.  – Пошли, покатаемся?

Теплый от летнего солнца, комфортный от отсутствия каких-либо людей кроме нас, свежий и влажный от недавнего дождя город гостеприимно впускал в подземные переходы, ведущие к располагающе пустующим перронам станций метро, окрашенным лампами освещения, лампами ограничительных полос, часами и таймером интервала движения поездов. Из глубинной тьмы тоннеля сначала показались отражавшиеся на стене полоски фар, а потом и ни с чем несравнимая музыка – гул прибывающего поезда – дополнил картину: ни машиниста в кабине, ни пассажиров кроме нас, ни объявления о закрывающихся дверях. Мы заняли места, он сел у дверей, чтобы положить голову на продолжающуюся дальше окном стену, я рядом, поезд медленно набирал скорость, с еще более завораживающим звуком тормозил открывая двери на каждой безлюдной станции.

- Здорово я придумал, правда? – раздался вторым потоком мыслей в голове его голос.

- Еще как!   

- Не кричи, а то голос сорвешь. Ты можешь говорить со мной не размыкая губ.

«Интересно, как», - подумала я.

- Именно так, - подтвердил он.

- То есть ты слышишь мои мысли? – мысленно обратилась я.

- Не все, только обращенные ко мне,  - достал что-то из кармана он. – Держи, а то у меня привычка класть в карман чужие зажигалки.

- Спасибо, - взяла зажигалку я, крепко сжала его руку и положила голову на плечо – его теплое плечо.

Калейдоскоп одного множества фонарей в туннелях перед станциями сменялся другими, временами тьма озарялась мельканием встречных поездов, инстинктивно закрыла глаза, а проснувшись в своей сжатой руке обнаружила ту самую зажигалку.