— Дэм?.. — встревоженно окликнул меня крестник, и даже врач обернулась.
За пролетевшие на безумной скорости недели раны Вельта зажили практически полностью: кое-где еще чернела корка сукровицы, подбородок расчерчивали едва заметные мелкие шрамы. Отныне руки его были свободны, но утепленной гипсом ноге требовалось чуть больше времени.
Ранее Шерон и Пол платили за палату, чтобы Вельт всегда был под надзором докторов, а также получал здоровое питание, под контролем специалистов выполнял лечебную физкультуру. Однако теперь, когда неработоспособна только одна нога, Вельт выглядел достаточно здоровым и самостоятельным для долгожданного возвращения домой. Дожидаться вечернего визита родителей он не захотел, так что тяготы короткого путешествия легли на чьи бы вы думали плечи.
Около получаса потребовалось на тренировочное ковыляние Вельта по палате, чтобы его «никто не засмеял за неумелое использование костылей» — да кому вообще придет в голову дразниться подобными, тем более в больнице! Но Вельта было не переубедить. Да и время у меня все равно имелось. Так что, радостный, он наловчился описывать круги по помещению, поджимая загипсованную ногу как раненый щенок, после чего мы, наконец, покинули осточертевший этаж в сопровождении врача, дающей последние рекомендации, а также снабдившей тонкой памяткой для разработки локтевого сустава, упрямо сохраняющего угол и после снятия гипса.
Впихнуть Вельта в такси оказалось непростой задачей, потому что без использования неразработанной руки сам он залезть на заднее сиденье не мог. Пришлось мне забраться в салон с другой стороны, взять стоящего к машине спиной Вельта под мышки и бережно затащить влежку (вместе с костылями) на сиденье. Гипс уперся в дверцу, которую услужливо помог закрыть таксист. Пересесть вперед Вельт мне, конечно же, не позволил, и путь до дома я провел в роли живой подушкой для его сверхдовольной хитрой головы. В какой-то момент монотонный пейзаж за стеклом начал подталкивать меня к туманной пропасти сонливости; откинувшись на подголовник, я машинально стал перебирать заметно отросшие волосы Вельта, мысленно мурлыкающего на моих коленях. Вместе с вдыхаемым туманом дремоты в голову просочилось осознание: Вельт прекрасно смог бы разместиться на заднем сиденьи сам, но тогда рядом с ним не было бы меня… Я не испытывал злость или обиду на него за столь детскую манипуляцию: признаться откровенно, я ее ждал. Намеренно Вельт привязывает меня к себе или же бессознательно, важно лишь то, что я ему — нужен… На минуту-другую представив себя в другом городе, бросившим все, что имею сейчас, я подметил также и два совершенно безрадостных факта: во-первых, там — где бы оно ни было — я не буду никому нужен, а во-вторых, в другом месте не найдется и того, кто хоть сколько-нибудь был бы нужен мне…
Освобожденная от гипса рука нашла мои пальцы и застыла под пугающе неудобным углом на весу.
— Локтю так легче… — не открывая глаз, солгал Вельт, лишь бы я не отверг его прикосновение. Ничего не ответив, но сжав в ответ его кисть, свою вторую руку я осторожно подсунул под его локоть — и держал так, ослабляя нагрузку на окаменевший сустав, до самого дома.
Я знаю, что ты соврал, — но спасибо…
Я думал, что погрузка в машину была испытанием, однако вытащить Вельта из такси — вот истинная головная боль! Тянуть его за ноги было не вариант, выталкивать так же, как затащил в салон, но в обратной последовательности, — тоже. После нескольких провальных попыток, довольно болезненных для крестника, я вынужден был сунуться наполовину в авто и склониться над Вельтом, чтобы он уцепился за меня как детеныш коалы. Его неразгибающаяся рука меня душила, вторая обвила шею как питон; взяв крестника под бедра и тесно прижав к своему животу, я кое-как вылез вместе с ним из такси. Спина ограничилась предупредительным выстрелом, я героически его стерпел сквозь зубы. Повидавший и не такое, таксист донес до крыльца костыли, за что получил щедрые чаевые и, пожелав удачи да выздоровления, поспешил на следующий вызов.
Только когда желтое авто, бурча, скрылось за поворотом, до меня дошло, что стою я перед дверью собственного дома, а не соседского. Ноющие позвонки бессловесно напомнили: за дополнительное тягание грузов спине не доплачивают, — так что, держась из последних сил, я отпер дверь и чудом внес Вельта в дом, не ударив торчащим гипсом о косяк. Дверь осталась открытой — я планировал во второй заход прихватить с крыльца костыли; непрошеный ветерок наполнил гостиную свежестью ровно так же, как возвращение Вельта — жизнью. Весь минувший месяц часы здесь как будто стояли на месте, но вот стрелки сбросили пыльные мантии и принялись наматывать круги, как и очищающиеся от песка шестеренку внутри моего исхудалого сердца.
Я не положил Вельта на диван, а скорее бросил, растеряв последние силы. Он не выпустил меня из объятий, теперь теряющих нейтральность и наполняющихся застоявшейся нежностью, прогрессировавшим все это время, как рак, одиночеством. И то, и другое я очень хорошо понимал…
— Прости, — почти шепотом произнес он, уткнувшись носом в мои волосы над ухом, — я буду ждать столько, сколько потребуется, правда… Только сейчас, одну крохотную секундочку…
Тихо скрипнул диван, когда я опустился на него одним коленом — и замер, предоставленный Вельту. Мое сердце не билось, легкие не наполнялись уличным воздухом: через невесомое, полное истомы прикосновение Вельт словно бы дышал за меня, гнал кровь по венам одной на двоих мышцей…
— Я хочу ходить в школу, — обыденно заявил он, обласкав мое ухо дыханием.
— Удивительно, учитывая, что у тебя есть теперь настоящая причина оставаться дома.
— Там — друзья, — улыбнулся Вельт — я услышал это теплом в его голосе. — И там — ты…
Ненадолго…
***
Стоило мне в некотором смысле расслабиться, свыкнуться с мыслью о том, что постепенно все возвращается на круги своя, а мне вскоре придется покинуть свой дом, вероятно, навсегда, мобильный телефон разразился нервной трелью. Я принял вызов Даян, трубку прижал к уху плечом, перебирая на диване бумаги, так или иначе связанные с предстоящей продажей дома. Поздороваться я не успел — попал под обстрел ее слов:
— Дэмиен, ты что, не рассказал Вельту о своем переезде?! — Она чуть ли не выкрикнула это в микрофон! — я поморщился от легкого перезвона в ухе.
— Не стоит ему пока об этом узнавать: я скажу перед самым отъездом, чтобы было меньше слез и переживаний…
— Боюсь, не получится… — виновато прервала меня Даян. Бумаги тотчас глухо опустились на столик; нахмуренный, я сжал телефон побелевшими пальцами и отчаянно вдавил в висок. — Он зашел в учительскую только что, спросил, когда расписание изменится на первоначальное и тебе вернутся все академические часы, от которых ты отказался, чтобы посещать больницу. Я и подумать не могла, что ты еще ничего не рассказал ему, так что ответила честно: никогда, ведь в скором времени ты уезжаешь и, следовательно, увольняешься…
— Господи… — вырвалось у меня в прижатый к губам кулак. Ох, не так Вельт должен был узнать о моем, выходит (с его точки зрения), предательстве…
— …Прости, пожалуйста!..
— Да ладно, ты же не специально. Это я сглупил: отправил его в школу, где и директор, и учителя уже в курсе всего… Где он сейчас? Как он? Как отреагировал?
— Я не знаю, что ответить на все твои вопросы: как только я замолчала, он сорвался с места и унесся вон из учительской. Ну, как «унесся»: удалился настолько быстро, насколько способен это сделать человек с костылями…
— Черт… Ладно, спасибо, что позвонила. Я сейчас же свяжусь с ним.
— Дэмиен, не звони ему. Это не та тема, даже пригласить к обсуждению которой можно было бы не лицом к лицу. Приезжай немедленно — он наверняка где-то в школе.
— А вдруг он направился домой, чтобы поговорить со мной?
— Ты, конечно, лучше знаешь Вельта, но я осмелюсь похвастаться бóльшим знанием психологии подростков. Он расстроен, зол на тебя и страдает где-то в одиночестве, потому что уверен, что его никто во всем мире отныне не сумеет понять.
