— «Розовую» — «розовую сорочку». Пусть и не думает находиться: она мне не нравится.

— Ее тебе подарила моя мама.

— Святая женщина, но вкус у нее своеобразный: вспомни хотя бы те колючие шерстяные носки с колокольчиками, что она подарила тебе на Рождество.

— У одного оленя на них морда расползлась надвое, — кратко рассмеялась Синди мне в грудь. — Страшная получилась картинка…

Вот именно этого мне и не хватает в общении с Полом и Вельтом — простоты. Легкой душевности, понимания и принятия, всепрощения в его узком бытовом смысле. А я-то думал, что с друзьями можно говорить на любые обывательские темы и отдыхать от трудностей с женой; у меня все наоборот! Не имей Синди вагины, мы могли бы с ней быть отличными друзьями! Нет, я верю в дружбу полов без сексуальной подоплеки, однако Синди — не тот случай. Она женственна в самом традиционном смысле этого слова, что, без сомнений, прекрасно! Просто с ней не выпить в баре — она захмелеет от одного коктейля. С ней не совершить в кромешной темноте какую-нибудь совершенно безумную глупость, как, например, когда мы с Полом, пьяные в дрова, по очереди съезжали с детской горки на крышке мусорного бака под страшный, потусторонний скрежет металла! Что бы ни происходило в наших свободных отношениях и тем более в нашем будущем браке, Синди — женщина, для которой я априори «рыцарь в сияющих доспехах» — тот, кто не должен ударить в грязь лицом. Вот и выходит, что в компании друзей я как на иголках из-за их вечных «выкидонов», а с той, с кем нашел общий язык, не могу проводить время в режиме идиота, сломавшего тормоза. Вот так дилемма…

В дверь раз десять подряд постучали, проигнорировав звонок, и Синди пихнула меня костяшкой под ребро, перекатившись ближе к спинке дивана.

— Понял-понял, — снисходительно вздохнул я. Возможность увидеть разнеженную улыбчивую Синди, потягивающуюся, как кошка на солнцепеке, в великоватой толстовке и коротких облегающих лосинах, стоила любых физических усилий. В прихожую я шел медленно: коснувшись подушки дивана, ноги приготовились отдыхать, так что теперь моей навязчивой спутницей была ватность. С открытием входной двери в дом хлынули звуки ночной улицы — шепот обеспокоенного ветра, пересуды сверчков — и свежесть травы после дождя. На мокром крыльце босиком стоял Вельт в распахнутой пижаме. Я видел лишь его макушку и решил, что он не смотрит на меня из-за чувства вины за то, что пришел в такую темень. — Сейчас не самое подходящее время для посещения. Мне проводить тебя домой?

Он поднял лицо, порозовевшее, сплошь залитое слезами, и мое сердце камнем ухнуло вниз, в бездонную пропасть. Что могло случиться? Кто мог посметь его обидеть?! Не давая мне и секунды на расспросы, Вельт взял меня за руку холодными дрожащими пальцами и повел вглубь дома. Миновав в спальне кровать, ребенок завел меня в ванную и остановился, привалившись спиной к раковине.

— Закрой д-дверь… — жалобно всхлипнул он. Я подчинился молниеносно, на всякий случай заперевшись на замок.

— Вельт, что стряслось?..

Он молчал, прикрыв губы кулаком. По щекам продолжали скатываться слезы, на ресницах их было столько, что и я, и ванная, наверняка, для Вельта расплывались. Я опустился на колени — кафель обдал холодом кожу через спортивные штаны.

— Что бы ни произошло, ты можешь рассказать мне, ты ведь знаешь, — приговаривал я, ободряюще поглаживая его по плечам. — Ты ведь именно за этим и пришел — за помощью… Это связано с тем мужчиной, в которого ты влюблен?.. Вельт, умоляю, ответь! — а то уже я сейчас разревусь!

— У… у меня проблема…

Я кивнул, побоялся вставить слово.

— …я не могу пойти к врачу… так что… так что понадеялся… что ты сможешь п-помочь…

О Господи… Умоляю, пусть его «детские» пижамные штанишки с глазастыми овечками не будут сзади в крови… Что еще я мог подумать, зная сексуальные пристрастия мальчишки?! Вдруг он вернулся в сеть?! Вдруг тот проклятый извращенец все-таки уговорил «Кролика во грехе» записать видео с большим дилдо — и все кончилось травмой?! Я не официальный опекун Вельта; если речь идет об анальном разрыве, медики захотят поговорить с Полом и Шерон — Вельту придется объясняться с родителями…

— Где проблема? — спросил я, едва справившись с раздувшимся комом в горле.

Охваченные нервным тремором пальцы ухватились за резинку пижамных штанов…

Ох нет, Вельт…

Я ожидал, что он повернется ко мне спиной, но, хвала Господу, ошибся с самым страшным предположением. Мягкая тонкая ткань соскользнула с ремня из кожзама, прижимающего к животу Вельта эрегированный пенис.

— Я боялся, что родители увидят меня по пути к тебе… или Синди…

Проблему — целых две — я разглядел не сразу. Настоящим шоком для меня стало осознание того, что во въевшемся в подкорку повторяющемся сне я видел Вельта: его изящное тонкое тело… На несколько секунд я потерял дар речи и способность анализировать все, что вижу, потому только после схлынувшего ошеломления сфокусировался на тонком металлическом стержне, выглядывающем самым кончиком из болезненно покрасневшей головки.

— Я… я слышал, о чем вы с папой говорили… — поморщился Вельт, отводя стыдливый взгляд. — Я прочел в сети массу всего, правда… Не знаю, как так получилось… Он, ну… типа… застрял…

На блаженное своей темнотой мгновение я прикрыл глаза. Пока веки были опущены, не было слез Вельта и металла в его уретре, не было моей вины в том, что я говорил об этом с Полом, — не было проблем. Боже, как же я устал от необходимости постоянно искать какие-то решения…

— Так… Ты использовал смазку?..

— Д-да…

— На водной основе?

Вельт кивнул, по-детски поджав искусанные губы.

— Много?

— Что?..

— Достаточно смазки использовал?

— Раз застряло, з-значит, нет…

Логично…

— Я пытался вытащить, н-но мне больно… Я сам не могу…

Всхлип последовал за всхлипом практически без пауз, а за ним еще и еще! — и чтобы Вельт не задохнулся, мне пришлось обнять его и, как в детстве, погладить по голове. Его руки сжали мои предплечья, впились в них неровными ногтями, но я был не против принять энную долю боли, если Вельту от этого полегчает.

— Все будет хорошо: я достану его, а ты просто попытайся расслабиться, успокоиться, не реветь. Когда ты плачешь — ты вздрагиваешь. Поменьше бы этого. Готов?

Ответив кивком, Вельт встал ко мне чуть ближе и позволил осторожно снять с него ремень. Его член я бережно придержал — Вельт сперто выдохнул, как только мои пальцы коснулись его, прикрыл глаза, словно готовый к казни обреченный. Я вытягивал стержень так медленно, что его движение даже не было заметно. Руки Вельта пульсирующе сжимали мои. Закусив нижнюю губу, мальчишка глубоко дышал с закрытыми глазами; расстегнутая пижамная рубашка двигалась вместе с его худой грудью; ребра виделись мне столь хрупкими, что могли бы сломаться от одного неосторожного прикосновения к ним.

— Дэм, я… Кажется, я сейчас…

— Все в порядке, — заверил его я, вытянув уже половину стержня. — Ощущение, будто вот-вот обмочишься, нормально в такой ситуации…

— Н-нет, я…

Он так и не договорил. Незначительно подавшись вперед, Вельт уперся лбом в мое плечо, и его частое тяжелое дыхание стало громче в разы. Ему больно, как минимум неприятно — в этом дело? Однако порассуждать на данную тему мне было не суждено. Финальный дюйм стержня высвободился из тугой уретры, и глухое мычание Вельта зависло в гулкой тишине кафельной коробки. Я чувствовал жар на ключицах и шее, немного спермы попало также на одежду, и пока Вельт не успел прийти в себя и заметить это, я схватил с перекладины полотенце и наскоро стер семя с кожи.

— Все хорошо, слышишь? Это просто физиологическая реакция, такое бывает… — тоном ученого сухаря все повторял я, неясно кого пытаясь убедить. Вельт меня явно не слышал. По-прежнему дыша мне в плечо, он нерешительно поднял руки и сцепил их вокруг моей шеи. Бедный ребенок. Не представляю, как сильно бы я испугался, окажись в его годы в похожей ситуации. Но теперь все хорошо: ему не нужно идти к врачу, нет нужды раскрывать постыдные секреты родителям. Я защитил его, как буду делать всегда.