…Уже давно я не тратила столько денег на еду за раз! При этом все приобретено под руководством главного экономиста Аруна в полном соответствии с политикой скидок. Среди наиболее удачных приобретений фигурирует килограмм лососевого филе за десять фунтов и гигантская упаковка клубники за два пятьдесят (в то время как в соседнем магазине за «рупь писят» можно приобрести лишь тщедушную упаковочку!), не говоря уже о всякой всячине вроде двух упаковок влажных салфеток по цене одной, пресловутого сока по три фунта за две бутылки, огромного пучка мяты вообще за восемьдесят семь пенсов и прочих прелестей жизни.

На радостях мы покупаем бутылку просекко, потому что она стоит всего лишь пять девяносто девять, и Арун пытается сподвигнуть меня купить еще скидочную водку или упаковку пива из шестнадцати банок по пятьдесят шесть пенсов за банку, но я резко обрываю эти попытки: становиться алкоголиком из соображений экономии не входит в мои планы.

На кассе он хитроумно прогоняет сначала часть покупок, получает скидочный купон на пять фунтов и собирается использовать его, расплачиваясь за остальные, но не менее хитрые англичане, видимо, что-то подозревали и прописали, что купон нельзя использовать в тот же день, так что аттракцион неслыханной экономии не удается.

Мы отмечаем День экономии экономичным просекко. Арун в два счета готовит индийское блюдо из специй, оставшегося риса и замороженных креветок, приобретенных с пятидесятипроцентной скидкой, снова припоминая мне пословицу про сбереженный фунт.

Мы сидим в нашей минималистичной гостиной и разговариваем о жизни в России и Индии, о политиках и ценностях, потом, как всегда, спорим о погоде. Что лучше, снег и зима или жара и солнце? Он говорит, что я просто не пыталась, одетая во все офисное, пройтись по набережной Мумбая в сорокаградусную жару. Я возражаю, что ему просто не приходилось по полчаса ждать вечером автобус на остановке при минус двадцати пяти…

Душевно так сидим.

Самое любопытное во всей этой экономии другое.

На следующий день в комнате я ем клубнику по два пятьдесят. Она совсем водянистая и уже слегка портящаяся, в отличие от той, в тщедушной упаковке. А еще, на ужин я второй день подряд ем лосось, и есть мне его предстоит еще минимум дня три. И я знаю, что в ближайшее время его точно больше покупать не буду, даже если они скинут еще пару фунтов в дальнем магазине. Да и мята завяла.

Эдна обсуждает, что подарить маме на юбилей. Все участвуют и предлагают варианты.

Глядя в компьютер, Тереза объявляет:

– Хорошо, что мои родители умерли и не надо беспокоиться, что подарить им на день рождения.

– Она не могла такого сказать, – ошеломленно возражаю я Тому, который пересказывает мне эту историю.

– Я при этом присутствовал, – говорит он.

Его взгляд бесстрастен. Глаза прозрачно-голубые. У него красивое мужественное лицо.

На самом деле я мало про нее знаю. Родители ее умерли, кажется, один за другим. Что произошло, неизвестно. Возможно, они болели. Она была замужем, но в тот же год развелась. Зато у нее есть сестра, которая с мужем и ребенком живет в Швейцарии. Тереза ездила к ней в гости, но потом что-то произошло, сестра перестала с ней общаться и не брала трубку. А потом Тереза еще и с женихом разошлась…

В инстаграме она публикует фотографии из кафе и баров. «Воскресный завтрак на Слоун-сквер». Или бокал вина с бликом – «Как хорошо встретить старых друзей».

Иногда она бегает. Похоже, это происходит бессистемно. Она приходит на работу в понедельник с неизменным бумажным стаканчиком латте и вдруг сообщает:

– Все мышцы болят – в субботу была на пробежку.

– А где ты бегаешь? – спрашивает кто-то.

– Спускаюсь от дома к реке и потом по набережным – до моста Челси, потом по другой стороне обратно.

– О, это много. Сколько же ты пробежала?

– Думаю, километров десять.

Потом мы подолгу не слышим о ее спортивных успехах, а инстаграм продолжают наполнять чашки кофе и запотевшие бокалы.

В один день она может быть милой и приветливой, шутить, смеяться. На следующий – прийти с непроницаемым лицом, смотреть безразлично или сказать какую-то колкость в ответ на рутинный вопрос по работе.

Первое время, кроме нее, у меня есть только Рика и Том.

Проверка отчетов для клиента переходит в мои руки внезапно. Тереза, Марк и Ксавье так решают. Меня они не спрашивают и не считают нужным предупредить, что час икс настал. Просто неожиданно я получаю от Ксавье отчеты на проверку, а потом он сообщает, что все, что нужно, объяснил Рике. Вечером их надо отправить.

Рика сидит и улыбается. Меня охватывают худшие опасения.

Начинаем проверять. Ничего не сходится. Суммы не совпадают. Цифры не складываются.

Мы смотрим на отчет, обе испуганы и напряжены. Она не может признаться, что что-то не поняла – Ксавье просидел с ней все праздники и оповестил отдел, что она теперь главный гуру после него. Я тоже не могу признаться: я менеджер, и если я не понимаю, то чего ожидать от нее.

На мониторе красным цветом выделены строки таблицы, где цифры не сошлись.

– Кажется, знаю! – говорит Рика. – Давай я сейчас порешаю, а потом тебе покажу.

– Давай вместе.

– Нет, мне нужно протестировать несколько версий, они могут быть неверные… это долго… я буду отвлекаться… Я сделаю и тебе покажу.

Я неохотно соглашаюсь.

Только спустя пару месяцев я узнаю, что, как только я ухожу, она звонит Пранаву. Он программист и вообще в другом отделе, но к нам относится хорошо. Она просит его посмотреть ошибку – он помогает. Потом она приходит ко мне с результатом: «Я поняла, надо вот так». Я долго не могу взять в толк, почему она не в состоянии внятно объяснить, почему надо именно так и как у нее в итоге все сошлось. Она мнется, виляет и не может повторить аттракцион на бис.

Я сбиваюсь, мы дергаем друг друга. Внутри копится отчаяние. Все настолько путано, а время близится к окончанию рабочего дня. Сможем ли мы разобраться? Почему-то кажется, что если не сможем, то мир провалится в пучину, испортится весь процесс эволюции, все закончится и человечество превратится в пыль. Времени на рефлексии нет – мы должны спасти человечество. И мы проверяем дальше. В другом отчете снова ничего не совпадает, таблица краснеет от ошибочных данных. Отчет должен уйти клиенту сегодня.

В пять вечера заканчивается рабочий день. К нам заглядывает Тереза:

– Надеюсь, у вас все хорошо, я ухожу. Вам нужна моя помощь?

Я заметила, она любит так делать: как можно проникновеннее спросить, может ли она помочь. Беспроигрышный ход: все знают, что помочь она не может. Крыть нечем.

Рика улыбается и отрицательно качает головой. Я злюсь. Да, нужна! Как она может уйти в день, когда мы в первый раз самостоятельно отправляем эти чертовы файлы, и оставить нас? Так мы команда или нет? Но я ничего не говорю.

В шесть часов появляется Ксавье. Его, оказывается, Рика позвала. Я снова злюсь, но без него мы не справимся. Не могу сказать, что он ликует, в очередной раз продемонстрировав свою незаменимость. Он уставился в алеющий файл и тоже ничего не понимает.

– Почему не сходится? – бормочет он, совершая манипуляции с отчетом, – покажите, как вы проверяли… Где-то вкралась ошибка… Такого не может быть…

Вечер только начинается.

В начале девятого мы переходим к самому интересному. В разгадку интриги втягиваются новые люди. Я с маниакальной одержимостью переписываюсь с Томом. Рика фанатично пишет Пранаву. Ксавье сидит между нами. Он ушел в себя и полностью погрузился в отчет, где что-то не сходится. Мы спасаем мир. Мы должны его спасти, черт возьми!

На компьютере одновременно мигают несколько окошечек чата, с десяток сохраненных версий отчета, несколько исходных файлов. Я выбегаю из переговорной, где мы сидим, чтобы добежать до кухни и выпить воды: от напряжения дикая жажда. Приношу стаканчики Рике и Ксавье.

Ближе к десяти Том и Пранав не выдерживают и приходят к нам. Мы впятером забиваемся в крохотную клетушку и пытаемся докопаться до проблемы. Нас посещают озарения, где может скрываться ошибка, мы тут же проверяем гипотезы… Наш маленький международный союз (с участием двух представителей Индии) запускает корабль в космос.