© Писарева А.А.

© ООО «Издательство АСТ»

В комнате японки пахнет нафталином.

– Она никогда не проветривает, – осторожно сообщает хозяйка. – По правде говоря, не представляю, как она живет в этом запахе. Мне кажется, из-за этого она слегка… не в себе.

Комната по лондонским меркам огромная. Угловая. Два окна в одной стене, одно – в другой. Двуспальная кровать, за ней к окну придвинут раскладывающийся диван. Шкаф из темного дерева. Белые стены. Красные занавески, и лампа тоже красная. Как там было в детской страшилке: мама отправила дочь в магазин и сказала, купи что хочешь, но главное, не покупай красные занавески. А в магазине – только они, и никуда не деться девочке от красных занавесок.

Она мать не послушала и…

Какой-то дикий, нечеловеческий беспорядок.

На полу, на комоде, на диване набросаны вещи. Кровать не убрана. Забитое мусорное ведро в изголовье. На столике перед диваном – грязная одноразовая посуда. Много-много тарелок с остатками засохшей еды. Стоят, наверное, уже не один день. Она точно японка?

– Здесь светло…

– Конечно, к вашему переезду все будет убрано и проветрено, – хозяйка заглядывает мне в глаза, словно рассчитывает прочитать мысли.

Хозяйка – пакистанка, но давно обосновалась в Англии, купила дом. В нем выверена каждая мелочь. В гостиной – светло-зеленый цвет стен, массивный, из дерева журнальный столик, две картины над камином: на одной красный цветок на зеленом фоне, на другой металлический петух. Мягкие диваны вокруг стола. Как белые сугробы. В столовой над обеденным столом стеклянным конусом устремляется вверх потолок. Идет дождь, и капли, ударяясь о конус, расплющиваются и сбегают вниз по стеклу. Она и сама здесь живет, и сдает комнаты постояльцам. А тут эта японка. Как она вообще проникла в этот дом?

Мои нынешние апартаменты на Тауэр-Хилл оплачивает компания, но только две недели. За это время я должна найти себе жилье и перебраться. Это мой третий просмотр – комната в красивом двухэтажном доме у метро «Баронс Корт». Два других – крохотные клетушки. Одна в Пимлико. Другая в Патни. А здесь тихое место, и от центра недалеко.

Я изучаю светлый ковролин – никакое проветривание не изгонит из него запах нафталина. Это на года.

– Не знаю. Я только на днях приехала. Комната очень хорошая, большая… Вы знаете, мне уже пора – опаздываю на встречу. Давайте я подумаю и в ближайшие дни позвоню.

Хозяйка вдруг вцепляется в меня.

– Когда позвоните? Я не буду пока больше никому показывать комнату!

– Ну…

– В субботу? Подумайте, а в субботу приезжайте еще раз, посмотрите внимательнее, с другими девочками познакомитесь. Они тоже очень милые. Вы найдете общий язык.

Закрывая за мной дверь, она улыбается:

– Мне бы очень хотелось сдать комнату именно вам!

Я не соврала и уже опаздываю на встречу к Терезе. Она написала мне, когда я была еще в Москве.

На огромном вокзале Ватерлоо потеряться – пара пустяков. Лишь оказавшись перед стеной, я понимаю, что бежала не в ту сторону. Народу здесь меньше. Слева от меня – платформы, откуда уходят пригородные поезда. Разворачиваюсь, бегу в другую сторону и попадаю на вывернутую щебенку улочки Lower Marsh. Нижние Болота по-русски. Название говорит само за себя. Эти Нижние Болота перекрыты для движения, раскурочены, вздымлены от снятого асфальта, огорожены то тут, то там строительными заборами. Вывороченная брусчатка смешивается с пылью раскопанного грунта. Рокот бурильной установки за забором и крики рабочих. Трескотня и хаос. Засмотревшись и потерявшись в шуме, я случайно влетаю в одного из строителей. «Осторожно, мэм!» – говорит он мне неожиданно мягким, тягучим баритоном, и наши взгляды пересекаются. На мгновенье зеленые глаза и звук этого голоса словно вырывают меня из действительности, но я уже бегу дальше.

В свободные от строительства метры обочины втиснулись палатки с самой разной едой – кубинской, тайской, марокканской, китайской, африканской. Ее готовят у тебя на глазах. Все сытно, горячо, сдобрено пахучими, разжигающими аппетит специями и пылью. Тут же лоток с собранной по всему Лондону старинной бронзой – ложками, тарелками, вазами и прочими предметами, покрытыми зеленоватой окисью. Между китайским и тайским лотками – навес с одеждой: рубашки, юбки, платья, легинсы. Такой навес легко мог бы разместиться на каком-нибудь Черкизоне девяностых годов, но продавцы громко переговариваются на английском, и я в очередной раз отмечаю, что теперь вокруг меня все на английском, даже подобие Черкизона.

Хаос вокруг приправлен сырым запахом то ли канализации, то ли гниющего мусора, то ли разлитого на грязном жарком асфальте пива, который, я уже заметила, возникает в Лондоне то там, то тут, но чаще в непосредственной близости от пабов и водостоков.

Изнанка центра.

Уличная суета остается за вращающимися дверями офиса. Солидный темнокожий охранник улыбается и говорит мне: «Здравствуйте! Хорошего дня!»

Я звоню Терезе. Она спускается за мной в холл, и я оказываюсь лицом к лицу с Барби в натуральную величину: светлые волосы, собранные в тугой хвост, округлый высокий лоб, голубые глаза и безупречные черты лица.

– Привет, Ксения, я – Тереза, – говорит она, нависая надо мной сверху, как великан, глядящий себе под ноги. – Ты обедала? Нет? Только сначала давай я тебя представлю отделу.

Этажи насажены на лифтовые шахты, как шашлык на шампур. Получается, шахты – в центре, с прилепившимися к ним техническими помещениями, а дальше – открытое пространство офиса, где все работают. По периметру – окна от пола до потолка, и вдоль них – стеклянные кабинеты, похожие на аквариумы. Вместо рыбок – люди. Вместо водорослей и камешков – жалюзи и столы.

В отдельном стеклянном аквариуме за большим столом сидят мои будущие коллеги. Их лица мелькают быстро, словно во сне. Одинаково неопределенные улыбки. Только парень с прозрачными голубыми глазами не улыбается и смотрит в упор, не мигая. Тереза называет всех по именам, и я не запоминаю никого.

За окном ветер колышет листву, но в закупоренном пространстве не слышно ее шелеста. Душно, кондиционер не справляется.

Тереза раздает инструкции, и мы уходим в кафе. Стоит выйти из аквариума, дышать становится полегче. Пока мы идем к лифтам, мне кажется, я чувствую взгляды, обращенные в спину.

– Обстановка напряженная, заметила? – кивает Тереза. – Работы много, и люди очень устали. Сидим в этой комнате все время, чтобы нам не мешали. Тебе надо будет еще познакомиться с Ксавье и Марком. Ксавье все объяснит. К нему можешь обращаться с любыми вопросами – он в курсе и расскажет, что делать.

– Он – менеджер?

– Нет, консультант, но очень толковый. Марк – директор, но он почти все время проводит у клиента. Так что Ксавье все знает и сориентирует тебя.

Я удивляюсь, что мне будет давать указания консультант. Это нарушает привычную иерархию. Когда мы выходим из лифтов, я забываю об этом. Кафе располагается на последнем этаже здания. Через огромные окна на все четыре стороны открывается панорама Лондона.

Вдали торчат башни Сити. Среди них строящийся, словно перевернутый кверху ногами дом: он походит на гриб и расширяется от основания к крыше. Чуть правее небо протыкает острием небоскреб «Шард», или «Осколок». Вдали между ними, серый и призрачный, как мираж, в дымке солнечного дня примостился новый район офисных небоскребов – Канэри-Уорф. Я замираю от раскинувшегося передо мной вида. Позже я рассмотрю и железнодорожные пути Ватерлоо, и бесконечные леса, которыми заканчивался город с другой стороны, и здание Парламента – Биг-Бен высится перед самым носом на другой стороне реки, – но сейчас я не могу отвести глаз от панорамы лондонских небоскребов. Отчего-то захватывает дух, и я никак не могу разобраться – то ли от восхищения, то ли от какой-то необъяснимой тоски.