себя согревая отваром из клюквы,

когда в её комнате тихо, темно.

Ловя ароматы, за ней наблюдаю,

хоть я и седой, наднебесный старик.

Манит ещё то, что, как Ева святая,

одета лишь в ноты читаемых книг…

Елене Тукаловой

Лена-Елена

Несясь иль петляя по зову биенья,

дорожные нити и ленты путей

по чуду случайности и настроенью

меня довели до неё средь лучей.

Она – ворожея, что полная шармом,

и муза с талантами в сотни карат,

какая с искусством всегда солидарна,

какая украсит присутствием град!

Её паутинки волос так атласны,

слегка шелковисты, мягки и темны.

Её появленье в апреле прекрасно,

как символ моей поэтичной весны.

Она откровенна и модна, и властна,

равна новизне итальянской волны.

Черты в одеяньях приветливы, страстны;

уверен, под тканью такие ж они!

Елене Тукаловой

Розовощёкая

Смущенье слегка розовит на щеках,

опять выдавая улыбку принцессы.

Мне хочется их целовать впопыхах,

делясь теплотой возбуждённого веса,

насытить всю пылкую жадность самца

и жажду (с лица её счастьем напиться),

а после стать медленней, с лаской юнца,

который обрадован южной царице.

Прекраснейший случай, влюблённая муть,

проделки судьбы иль господняя воля?

При виде её оживает вся суть,

сияет вся истина, выгнав все боли.

И так вот гляжу я мгновенье на шик.

А все эти мысли – секунда сознанья.

Ах, где эта капля, срывающий миг,

какие направят поток к обладанью

насыщенных краской и вкусностью уст,

прекрасьем под сетками, статью одежды,

что быстро раздули мерцания чувств,

дыханьем даруя поэту надежду?

Свиданная нежность в желаемый час

в московскую веру меня обращает,

а топкий абсент хризолитовых глаз

за прежние глупости, ересь прощает…

Елене Тукаловой

Очаровавшая

Вы – шторм, что колышет овал мой в груди,

как будто корабль среди водоёма.

Я, будто добытчик алмазов, руды,

что в книжных шкатулках складирую дома.

Вы – вкусный наркотик, что радует рот,

который нутро и наружность ласкает,

какой распускает бутон мой и код,

с которым похмелья с утра не бывает.

У каждой богини различны черты:

у Геры глаза голубейшего цвета,

красны у Афины, у Алы – черны.

Ваш лаймовый сок обращён на планету.

Вы – свет чародейства, дающий добро.

Мы – Бог, что в обличии плоти и сути.

Меня превращаете в божье перо,

какое стихи так картинно рисует…

Елене Тукаловой

Борец за социальную справедливость

Тут кляксы бензина на мокром асфальте,

дворцы, купола и часов старый глаз,

плакаты о виски, процентах и Мальте,

а снизу несытость и бедность, и грязь.

Тут белые зданья, зеркальные пики,

внутри них нажива и денежный пыл,

внутри них костюмы, холёные лики,

а снизу калеки, болезни и пыль.

Тут мерки по статусу, форме, уставу

среди обозначенных функций и сот,

тут чистые руки, колени и слава,

а снизу народ хаотично живёт.

Тут сотни машин и домов золотистых,

высотки, которых ряды и ряды,

салоны, где пафос и лень, и баристы,

а снизу рабы, чьи согнулись хребты.

Тут смелость дельцов, ненасытная вечно,

поток капиталов, счетов круговерть,

какие уходят в карманы беспечных,

а снизу рабочие робы и смерть…

Арену Ананяну

Грезящий

Широкая даль разделяет с тобой,

поэтому грёзы летят в расстоянья,

наполнив желаньем, живой теплотой

все крылья героя, что полон вниманья.