В глаза настырно лезет лучик.

В букашек вылезших плюю.

Плоды под солнцем спеют лучше,

что разродятся к сентябрю.

Подъезд, как склеп и грот холодный,

как древний замок, конура,

в котором быт сырой, уродный

от ночи к ночи, и с утра.

Округа всё ж добрей, теплее!

Идут навстречу друг и друг.

Влюблённых пары всё теснее.

Лишь я один, как старый жук…

Грузиночка

Ты вся грациозна, как чёрная кобра!

Спустилась с предгорий, уклонов иль гор

в надеждах гнезда и охоты иль корма,

сплетенья с самцом откровеньями пор.

Мой кроличий дух всё лихое событье

заметил внезапно и вовремя, вдруг,

но не убежал с испугавшейся прытью,

а даже расслабил чуть вздыбленный пух.

Ты движешься медленно, гибко и стройно,

крадясь и пытаясь обвить, соблазнить,

и вводишь меня в забытьё и спокойность,

что если укусишь, придётся простить!

Пьянишь ты гранитным, пылающим взглядом,

что так проникающ и очень глубок!

Забыл свою стаю пред лаской иль ядом…

И как же тебя повстречать я тут мог?

Зачем ты явилась в края земледельцев?

Чтоб я мог тебя осмотреть, полюбить,

иль чтобы моё полусладкое сердце

смогла ты коварно, в броске прокусить?!

Зелёное колдовство

Что всё это значит средь пара?

Проделки колдуний и шельм

иль действо шаманских отваров,

проклятье неведомых ведьм?

Наверное, вывод пристрастий,

финал нескончаемых бед

иль новая веха несчастий,

итог обездомленных лет?

Быть может, как акт наказанья

за боли семье иль врагу?

Ведь холодно плоти, сознанью,

в дурмане и встать не могу.

Ах, что же со мною, беднягой?

Вокруг меня снежность путей,

бутылочка, крыша, коряга,

киоски и тройка людей…

Да как же я тут оказался

в бесчувствии заспанных поз?!

… Эх, просто от пьянки уссался,

и ночью к скамейке примёрз…

Целлофан

Твои объятия – не свитер и не мех.

Ты – форма пластика и латекса, и ваты.

В твои объятия, как голому на снег,

за кои должен я поклон и плату.

Твои слова, как сок от всех плодов.

Но к тем историям я вовсе не причастен.

Тебя обнять – обнять средь холодов

высокий столб на масленичный праздник.

Твои ладони две, как пресный целлофан,

что равнодушен так и стоек к истиранью.

И чтоб любить тебя среди посёлков, стран,

мне будет надо приложить старанья…

Елене Л.

Ангелоподобная

Ты снова затейница, ласковый ангел,

какой услаждает все органы чувств,

с ещё молодой, но уж гордой осанкой,

с умелостью пальцев и спелостью уст.

Пьяна, как жена в первобрачной постели.

Ты вмиг изгоняешь сгущенья кручин.

Вишнёвые дольки в нектаре коктейльном

воркуют в кумаре развратной ночи.

Свежа и тепла бесподобная юность!

Вольна, ароматна, как южный цветник.

Отринув приличия, скромность и скупость,

я к лакомым прелестям жарко приник.

Нарядна в кусочках, тряпицах и стразах.

Легко управляешься с жадной гурьбой.

В тебе соблазнительна чёрным алмазом

горошинка-мушка над верхней губой…

Татьяне Дерусовой

Хомяк и орлица

Средь шёпота, кружева дымок,

вальяжных, танцующих чуд

и стаек малюсеньких рыбок,

что в водах стеклянных живут,

средь столиков, лож, декораций

и частой шампанской стрельбы,

объятий и шарма, и граций,

беседной, хмельной кутерьмы,

средь платьев, чулок, донжуанов,

влечений и фруктов, и вин,

и вмятин английских диванов,

интриг, ароматов, картин,

средь явных самцов и умельцев,

и дерзких, и знатных начал