– Так и ладно, это ж мелочь! Лампочку поменяем, и всё.

– Из-за мелочей люди гибнут, – ответил Громов. – А кто так соединил высоковольтные кабели! И куда делась защитная заглушка? – он задавал риторические вопросы, не надеясь получить на них внятный ответ. – Зачем огород нагородили, если можно было присоединить всё по-человечески? А сейчас всю схему надо переделывать к волчьей матери!

– А зачем? Работает же! – в глазах Петровича читалось искренне удивление.

– А вы можете мне объяснить, откуда, куда и для чего эти провода! Представьте, что я долбаная блондинка, и вам нужно мне внятно объяснить?!

– Только от жизни собачьей собака бывает кусачей, – шепнул Петрович Стрельникову, чтобы Громов не услышал.

В эту секунду железный прут, вставленный в качестве распорки между дверями вагона, распрямился и вылетел, как пружина, издав при этом громкий и мерзкий звук. Пролетев пару метров и чудом не зашибив никого из людей, железяка со звоном шмякнулась на бетонный пол. Громов взглянул сначала на Стрельникова, затем на вагон, а потом на железяку, мысленно прикидывая, стоит ли ему сегодня праздновать второй день рождения: для первого дня событий было несколько многовато. Петрович же продолжил рубить правду—матку, как ни в чём не бывало:

– Знаете, в чём настоящий парадокс – мы закупаем иностранные вагоны, хотя можем строить свои! А в инструкциях к ним – сам чёрт ногу сломит! По-моему, авторам вообще наплевать, что там написано, им главное – чтобы сноски были по ГОСТу расставлены!

– А что у вас руки не по ГОСТу, это я уже давно заметил. И скажу так – хоть вы привыкли чинить всё с помощью лома, кувалды и чёртовой матери, здесь этот способ не пройдёт. Надо, чтобы всё было, как положено. А то выходит проще десять раз нагадить, чем один раз убрать, – оборвал его Громов. Затем он бросил взгляд на часы – было без десяти четыре, и он предложил Стрельникову выдвигаться в сторону переговорной.

– Ну как первые впечатления Валерий Геннадьевич? – поинтересовался Стрельников в тот редкий момент, когда поблизости никого не было.

– Знал бы я, что у вас такая разлюли-малина…

– Можно подумать, вы не знали, куда едете!

– Вы издеваетесь, что ли? – наигранно-умоляющим голосом ответил он. – Пожалуйста, разбудите меня кто-нибудь и скажите, что я сплю, что у меня глюки, что я под кайфом, что я отравился мухоморами, да всё, что угодно! Я не поверю, что это может быть реальностью! Потому что, если бы это было на самом деле, я бы на вашем месте застрелился бы от такого позора!

– Ну, не надо так категорично. Мы готовимся к пуску, это просто рабочие моменты. Как только все проверки пройдём, так и…

– Не продолжайте, пожалуйста! У меня уже голова пухнет от этих фраз! Сколько я их услышал уже за свою жизнь…

– Но не может же всё быть так плохо, согласитесь! Есть же и хорошие моменты!

– Да, спорить не буду. Столовая у вас хорошая. Но ничего, будем работать. И да, – добавил Громов. – Привыкайте ко мне, я у вас тут надолго, буду курировать подготовку метрополитена к сдаче в эксплуатацию. А то чует моя душа, без меня пропадёте вы. Знаем мы таких… амбиций выше крыши, а мозгов и умения не хватает. Вот и говорят что-нибудь типа «мы ракету космическую строить будем». А на выходе – новогодняя хлопушка получается, и то в лучшем случае.

Вскоре из-за угла показались Антипенко и Тырышкин, видимо, отбегавшие покурить. Пройдя мимо четырёх путей, занятых новенькими, хоть и немного пострадавшими от местной самодеятельности вагонами, работники решили срезать по тропинке, проходившей прямо через рельсы. Шпалы на ближайшем пути были обильно забрызганы свежим маслом. Чёрная блестящая дорожка вела в сторону красного мотовоза, пыхтевшего дизелем в тупике.

– Секундочку, – извинился Стрельников и ринулся в сторону плюющегося сизым дымом аппарата. Вслед за начальником тут же поспешил и Антон. Подбежав к мотовозу, Олег Михайлович не поленился и подлез под локомотив в поисках возможного места утечки. Хотя мотор работал, машиниста в поле зрения не наблюдалось. Антон громко крикнул, чтобы привлечь внимание, после этого поднялся в кабину и дал гудок. Только после этого из подсобки вышел мужик в грязной когда-то синей спецовке и направился к мотовозу.

– Что такое? – лениво спросил он.

Терпение у Стрельникова, и без того отнюдь не железное, уже начало лопаться, и он крикнул:

– У тебя из картера масло хлещет, мать твою в передницу! Почему мотор не вырубил, угробить хочешь?

– Так я масло меняю. По инструкции горячее надо менять, чтоб не загустело, – с полным спокойствием ответил мужик.

Начальник депо уже не мог найти подходящих слов и только прошептал:

– Ну и народец, ёлы-палы! Хорошо, хоть Громов этого не видел!

Осень в тот год была на редкость красивая. По-летнему тёплое сентябрьское солнце радовало горожан, а в траве, как будто отражением небесного светила, уже третий раз за год расцветали весёлые одуванчики. Стояла безоблачная погода, а листья на деревьях только начали желтеть. Пользуясь столь щедрым подарком природы, местные жители решили продлить купальный сезон, и на городском пляже возле моста через Волгу с утра и до позднего вечера скапливалось множество людей, желавших урвать эти солнечные деньки. Но работникам метрополитена было не до красот ранней осени, и они могли лишь с завистью наблюдать за прогуливающимся по набережной народом, пока ехали на смену или со смены по домам. Перед окончательной сдачей в эксплуатацию каждый день был на вес золота, а огромный кумачовый плакат «Даёшь метро горожанам досрочно!» над воротами Управления выглядел горькой издёвкой. Время шло, и день за днём нисколько не отличался от предыдущего. Если в первую неделю каждая из рабочих смен была наполнена событиями, и к вечеру ты начинал забывать, что же случилось утром, а если и вспоминал, то события, произошедшие несколько часов назад, казались воспоминаниями из далёкого прошлого, то со временем всё новое становилось привычным, и ничто уже не удивляло. Вторая неделя шла проще и быстрее, все уже познакомились друг с другом, не терялись в хитросплетениях коридоров административных и производственных корпусов, знали своё расписание, как будто всю жизнь так жили. И не успел начаться понедельник, как уже подходил к концу четверг, а значит – выходные уже не за горами. День за днём сливались в сплошную пелену, в которой не было ничего, достойного остаться в памяти. А если время побежало так быстро, значит, ты уже привык к новому месту, и это привыкание прошло гораздо легче и быстрее, чем Кайрат представлял себе. Общение с Алексеем постепенно сходило на нет, и ограничивалось только рабочими и бытовыми вопросами. Впрочем, никто от этого не страдал и не считал себя обделённым. Кайрата немного удивляла обстановка в коллективе: когда он работал в Петербурге, да и когда он ехал сюда, то представлял себе всё иначе, может быть, немного идеализированно. Он воображал коллектив товарищей, сплочённый общим делом и решимостью довести его до конца. Но в действительности этот образ, навеянный старыми советскими фильмами, мало походил на реальность. Каждый был сам по себе, и прежде всего защищал свои интересы. Никто не доверял даже коллегам, не говоря уже о заезжих курсантах, и за внешней вежливостью и доброжелательностью сотрудников читалась мысль: «Ну, и какую подлянку ты мне на этот раз устроишь?», даже если поводов к такому мнению не возникало. Начальство в лице Стрельникова и Пустовалова отдавало заведомо невыполнимые распоряжения, Громов и его помощница делали вид, что всё под контролем, а рядовые сотрудники ругались на жизнь. И всё – только чтобы дожить до выходных и напиться до поросячьего визгу. А дальше – цикл повторяется. Утро, аспирин, плотный завтрак, переходящий в обед, а там – и новый рабочий день. И так каждую неделю. В сущности, это была обычная жизненная рутина для большинства жителей города. В такой обстановке было сложно заводить друзей, а ещё сложнее – не начать подозревать каждого встречного в чём ни попадя или беспробудно квасить по выходным. Единственное, что удивляло Кайрата, от усталости засыпавшего почти сразу по возвращении с работы, это сколько жизненной силы могло быть в Алексее, что он после рабочей смены мог по-быстрому перекусить в каком-нибудь ресторане фаст-фуда и пойти знакомиться с девушками в клуб. Приходил он уже давно за полночь и спал максимум четыре-пять часов. Обычный человек выдохся бы уже после нескольких дней, а у Красавкина пошла вторая неделя такого режима, и было похоже, что его это нисколько не затрудняет. Во время разговоров в свободные утренние или вечерние часы Алексей упоминал, что у него есть жена и дочка где-то в Тверской области, но это нисколько не мешало ему искать новые знакомства. Тем более, что семью свою он видел от силы раз в неделю.