– С момента возбуждения и до задержания – тридцать три часа. Это если считать и ночное время. Докладывайте, товарищ полковник, стопроцентный верняк, – заверил начальника я.

А с Виолеттой Юрьевной мы договорились, что первый совместный допрос проведём завтра с утра. А сейчас пусть курсант немного остынет, придёт в себя и подумает. Лядова нашла домашний телефон квартиры Еремеевых и позвонила вечером младшей сестре Наталье. Нужно было думать об адвокате для брата.

Обедали всем отделом за одним столом в столовой Управления. Ели молча и сосредоточенно. Настроение после утренней операции было так себе. Только Шароев никак не мог успокоиться. Его уже никто не слушал, но он всё бубнил себе под нос с обидой в голосе:

– Я же им сразу крикнул: свой! А первый «тяжёлый» херак подсечку… Ну на фига? Пацаны, я же вам дверь открыл… Свой – значит свой! Ну, правильно? И – как стадо по мне… Больно, сука… И этот ещё… Как его? Приходько? Садист! Пойти к ним разобраться? А, Васильич?

– Сходи… – ухмыльнулся Дрозд, заедая пельмени хлебом. – Тебе ж сказали – к стене! А ты стоишь, хобот свой выставил…

– Старший лейтенант Дроздов!

– Ах, оставьте, капитан…

– Иван, а если бы Еремеев дёрнулся, ты бы стрелял? – наклонившись к Дрозду, чуть слышно спросила Лядова.

– Нет. Первым стрелял бы Васильич, уговор был такой, – тщательно пережёвывая пищу, ответил Ванька.

– А куда? – открыв рот, испуганно спросила Светлана.

– В жопу!

– Куда?

– Товарищ подполковник, разрешите обратиться? – послышалось где-то за моей спиной.

Не придавая значения словам какой-то женщины, домогающейся какого-то подполковника, я продолжал наслаждаться разбавленным почти до прозрачности томатным соком и похожими на жирные опарыши макаронными изделиями. Но звук женского голоса, перейдя в другую октаву, повторил просьбу:

– Разрешите, товарищ подполковник?

А вот это уже совсем рядом. Я обернулся, уронив с вилки на форменные брюки макаронину, и увидел перед собой одетую в женскую форму полицейского, восьмиклассницу с погонами старшего лейтенанта. Поняв, что на неё обратили внимание, «старшеклассница» подошла ещё ближе и протянула в мою сторону файл с документами.

– Девушка, а ничего, что у нас обед? – сдвинув бровки к переносице, спросила Лядова.

– А мне товарищ полковник… – нерешительно ответила старший лейтенант, оглянувшись.

Я поискал глазами полковничьи погоны и столкнулся взглядом с полковником Иваном Макаровичем Лядовым, сидящим за столиком у окна.

– Папа, – почти не открывая рта, сказал я, повернувшись к Лядовой.

Светка подавилась винегретом, закашлялась, но папе улыбнулась. Полковник сдержанно улыбнулся в ответ и поднял стакан с компотом, приветствуя нашу компанию. А мы ответили ему томатным соком, кефиром и отваром шиповника.

– Давайте мы покушаем, а потом я вас послушаю. Кстати, моё звание – майор, – улыбнулся я подростку в форме.

– Да? – как-то разочарованно ответила она, сделав полтора шага назад.

Но не случилось. В кармане зазудел смартфон. «Полковник Воронин» – проявилось на экране.

– Чапаев, ты в Управлении?

– Принимаем пищу, Николай Петрович. Обед.

– Через десять минут жду у себя. Переваришь по дороге. Не опаздывай.

– Есть!

– Не есть, а закусывать, Чапаев, – неожиданно засмеялся своей шутке Воронин.

Из столовой меня почти бегом провожала Светлана. Она и мне задала беспокоивший её вопрос:

– Андрей Васильевич, а если бы Еремеев попытался применить силу, вы бы куда стреляли?

– В мягкие ткани, Лядова, в мяг-ки-е, – подтвердил я слова Дроздова, для наглядности шлёпнув Лядову по попе файлом с документами.

Как ни странно, но нам с её отцом, полковником Лядовым, было по пути. Иван Макарович догнал меня и, поздоровавшись, сказал:

– Рад за тебя, Андрей Васильевич. Рад и поздравляю! Оправдал. Честно говоря, не думал, что вы так быстро раскрутите это дело. Светка за эти двое суток от недосыпа уже как тень ходила. Воронин сегодня в Главке всем нос утёр. Его доклад был главной сенсацией. «Мои сотрудники… в кратчайшие сроки… слаженные действия со Следственным комитетом… мои сотрудники…» После этого ЧП его голова на плахе лежала, да и ещё некоторые товарищи вибрировали… – понизив голос, доверительно сообщил мне Лядов. – Так что не ты поляну должен накрывать, а они тебе.

– А я-то с каких? – не понял смысла сказанного я, с недоумением посмотрев на Лядова.

– Так ты ещё ничего не знаешь? Ну, тогда потерпи, – улыбаясь, сказал полковник, пропуская меня первым в кабинет Воронина.

А в кабинете моего начальника нас уже ждали аж три полковника и один подполковник. На столе стояла красивая бутылка импортного, незнакомого со мной коньяку и лёгкая закуска. «Кого-то поминают?» – мрачно пронеслось в голове. Но я оказался не прав. Ко мне начали по очереди, улыбаясь и желая чего-то несбыточного, подходить товарищи полковники и один подполковник. И в этой непонятной пока для меня сутолоке вперёд вышел начальник криминальной полиции полковник Воронин. В его левой руке пускали золотые зайчики новенькие погоны с парой звёзд на каждом красном просвете. Глядя по очереди в глаза каждому из присутствующих, он произнёс короткую, но запоминающуюся речь:

– Я рад, что именно мне выпала честь сообщить тебе, Андрей Васильевич, о присвоении очередного звания – подполковник полиции. Скажу прямо, были в нашем Управлении коллеги, которые не верили в целесообразность создания твоего подразделения. Но ты доказал. Теперь даже я знаю: если кто-то бежит по коридору, как в атаку идёт, – значит это «чапаевцы». Поздравляю! Надеюсь, что полковничьи погоны тебе буду вручать тоже я, – пошутил в конце речи Воронин.

– Ну, тогда и вы, Николай Петрович, будете в другом звании, – «лизнул» Воронина незнакомый подполковник.

– Ну, а теперь по традиции… И, надеюсь, нас поддержат и не осудят, – посмотрев на портреты Путина и Колокольцева, сказал полковник, поднимая рюмку коньяку.

Честно говоря, мне было приятно. (Но так хотелось сказать: «Ах, оставьте, господа полковники!») Приятно было и от того, что своё слово сдержал полковник Лядов. А он никогда ничего не обещал, если на сто процентов не мог этого сделать. Ценное и редкое качество. Тем более у «гестаповца». В Главке считали Лядова самым сильным руководителем службы собственной безопасности. Вторую рюмку выпили «на посошок», и я, поблагодарив всех, пошёл к своим «мерить погоны». Уже на первом этаже меня догнал старший прапорщик из службы Тарасенко и спросил:

– Ты же у Чапаева служишь? Кажись, видел тебя там. Держи, Шарль Петрович передал. Отнесёшь?

– Давай отнесу, – согласился я, забирая у него пакет.

Это был довольно объёмный свёрток, но, как потом оказалось, в нём было больше обёрточной бумаги, чем содержимого. Развернули мы его уже в кабинете оперов. Там были три таблички на входные двери кабинетов, пять перетянутых резинкой пачек визиток и бланки допросов, протоколов осмотров, выемок и так далее. Но самое ценное в этом свёртке было – талоны на дизельное топливо в количестве двухсот литров. А также имелась записка от подполковника Тарасенко: «Печать отдела, а также штампы получить лично, под роспись».

– А что такое Блекис? – вдруг спросил Шароев, разбирая пачки с визитками.

– Это я, – откликнулся знакомый женский голос, и я увидел старшего лейтенанта из столовой, выходящую из-за широкой спины Дроздова. – Старший лейтенант Блекис Галина Яновна, назначена на должность старшего дознавателя в ваш отдел, товарищ… я же говорила… подполковник.

И тут все наконец увидели у меня в руках подполковничьи погоны. Рассказывать, что тут началось, смысла не имеет. Из соседствующего с нами боксёрского зала заглядывал тренер и с издёвкой в голосе сказал, типа, будете так орать, вызову полицию! Я предложил отметить это событие в ближайшие выходные, и все, конечно, согласились, но гонца в ближайший маркет всё же послали. Выпили за каждую звезду на моём новом погоне. Потом раздухарившийся Дрозд предложил выпить за каждую звезду на погоне у старшего дознавателя… Короче, домой разъезжались на такси.