Ее злость вырвалась наружу, и она заговорила, прежде чем успела обдумать свои слова.

– Как с вашей страной? Зачем бороться с Гитлером, если он все равно победит?

Мистер Данек продолжал улыбаться.

– Быть может, тут речь скорее о выборе того, что для нас важнее всего. И о выборе времени борьбы за наши убеждения. Ты, Ева, еще слишком молода и красива, чтобы заниматься сейчас чем-то иным вместо получения удовольствия от жизни. – Его лицо помрачнело. – Жизнь коротка и непредсказуема. Наслаждайся ею, пока можешь.

Она опустила глаза на свои руки.

– Я люблю Грэма. И не хочу, чтобы что-то менялось.

– Все всегда меняется, Ева. Ты не можешь контролировать изменения. Ты можешь лишь подготовиться к ним.

Она не очень хорошо поняла, что он имел в виду, но ей очень захотелось уйти, прежде чем его слова проникнут слишком глубоко в ее сознание.

– Мне нужно бежать. До свидания, мистер Данек. Скоро еще пообщаемся!

Она встала и быстро пошла к выходу.

Мистер Данек крикнул ей вдогонку:

– У меня есть для тебя помада. Совершенно новая, от «Макс Фактор», такая есть только в Голливуде. Говорят, ее обожает Кэрол Ломбард.

Ева хотела уйти, показать ему, что ей плевать на помаду, что ее не соблазнишь подарком. Но он снял колпачок и показал ей насыщенный вишнево-красный оттенок, идеально подходящий к платью, которое она собиралась надеть на званый вечер Софии. Против собственной воли Ева вернулась к столику, а ее рука протянулась, чтобы взять тюбик, еще до того как она смогла запретить себе брать его.

– Она прекрасна, – проговорила она. – Благодарю вас. – Она снова повернулась к двери, но остановилась. – Мистер Данек, не в моих правилах давать миру действовать, как ему заблагорассудится. Если бы это было не так, я бы сейчас стирала белье вместе со своей матерью в Йоркшире.

– Это вызывает восхищение. Такое мужество сослужит тебе хорошую службу. И твой мистер Сейнт-Джон согласился бы со мной. Если бы знал, конечно.

Еве хотелось разозлиться на него за критику. Но в его взгляде было так много отчаяния и грусти, что она сдержалась. Такое же выражение она видела в глазах своей матери, которые с каждым годом, казалось, омрачались все больше – до такой степени, что Ева уже решила: если она не уедет, то утонет в отраженном в них страдании.

– До свидания, мистер Данек. И еще раз спасибо за помаду, – вместо этого сказала она и вышла из кафе.

Она шла по тротуару. Шуршание ее новой юбки и постукивание новых замшевых туфель снова подняли ей настроение, так, что она почти забыла грусть в глазах мистера Данека и все, что он ей сказал. Почти забыла.

Лондон

май 2019 года

И снова я летела по шоссе с Арабеллой в ее красном «БМВ» – на этот раз в направлении дома родителей Колина в Гилфорде, графство Суррей. Мой телефон зажужжал, но мне не было нужды смотреть на него – я и так знала: снова звонила Кэсси, чтобы узнать, приеду ли я домой на Рождество и свадьбу Нокси. Уж если я что и знала о своей тете, так это то, что она упрямее термита в ветхом амбаре.

Стоял теплый и солнечный денек – точнее, теплый и солнечный для весенней Англии, – и Арабелла опустила крышу. Когда навстречу нам пронеслась очередная машина, я различила уже привычные шокированные лица пассажиров внутри.

– В Соединенном Королевстве ведь существует ограничение скорости, да? – спросила я, стараясь перекричать ветер.

Арабелла, казалось, всерьез задумалась.

– Думаю, да. – Ее телефон, лежащий в подстаканнике, зазвенел. – Ты можешь взять трубку и попросить, чтобы они позвонили моей помощнице? Я ей дала указание отвечать сегодня на все мои звонки, пока я работаю вне офиса.

Я искоса посмотрела на нее, а затем перевела взгляд на экран. Мы поехали в командировку, чтобы найти пропавшую подругу Прешес, Еву, и выяснить все возможное о прошлом Прешес. Арабелла видела, как ее идея для статьи перерастает в нечто гораздо большее, чем кто-либо из нас мог себе представить вначале: то, что изначально планировалось просто статьей о моде до и во время войны, теперь разрослось до более личного взгляда на жизни, влюбленности и дружбу людей, которые сами это пережили. Именно поэтому мы направлялись в Суррей и именно поэтому она имела право называть нашу поездку «работой вне офиса».

– Какой-то Уил. Фотографии нет.

Щеки Арабеллы зарделись.

– А, ну хорошо. Можешь тогда ответить ему сообщением, что я перезвоню ему позже?

– Конечно, – проговорила я, нажимая на экран. Я не стала спрашивать, кто такой Уил. Не то чтобы я не интересовалась – я, конечно же, интересовалась. Просто мне не нравилось потом отвечать взаимностью, рассказывая о себе. Кроме того, я знала, что в конце концов она мне все расскажет.

– А что в той сумке? – спросила Арабелла, указывая на заднее сиденье.

– Вчерашний пикник. Лаура приготовила его для меня с Колином, но ему пришлось возвращаться в офис. Поэтому я взяла его для нас. Ты ведь любишь «пименто», да?

Она скривила мордочку, чему я тихо порадовалась – это значило, что мне больше достанется.

– Думаю, нам она не пригодится. Ехать чуть больше часа, а тетя Пенелопа ждет нас на обед. – Она окинула меня взглядом. – До сих пор не понимаю, почему Колин не пришел. Он говорил, что ему интересно помочь нам в расследовании, и вроде бы это его действительно увлекло.

Я не ответила, продолжая сосредоточенно смотреть на стремительно исчезающий асфальт перед нами. Сквозь ветер я расслышала, как она вздохнула.

– Он что, не знает?

Я отвернулась, чтобы она не увидела виноватого выражения моего лица.

– Когда я предложила попросить его мать помочь нам найти Еву, Колин сказал, что это хорошая мысль, но, наверное, стоит подождать до выходных из-за его работы. А я ждать не хотела, поэтому позвонила тебе.

И это было чистейшей правдой. Правда, я не упомянула, что не хотела проводить времени с Колином больше, чем необходимо. Было между нами что-то неразрешенное, туман, который вот-вот мог рассеяться. Меня все устраивало в нынешнем виде, потому что в Колине Элиоте всегда было нечто способное изменить мое решение, касающееся взаимоотношений.

– Значит, я оказалась злодейкой. Умно, Мэдди. Или, скорее, даже вероломно.

– Я пытаюсь сделать свою работу и осчастливить старую леди, найдя ее давно потерянную подругу. Где тут вероломство?

Арабелла состроила рожицу.

– Мы обе с тобой знаем, что тут скорее дело в тебе и тех чувствах, о которых ты не говоришь. Просто знай, что Колин не обрадуется, когда узнает, что ты действуешь у него за спиной.

– Я? – с невинным видом переспросила я. – Это же ты звонила его матери.

Она свирепо зыркнула на меня, а затем сосредоточилась на дороге.

Чтобы поменять тему, я произнесла:

– Я никогда не была в загородном доме его родителей. Он старый?

– Да, довольно-таки старый. Изначально на территории стояло средневековое поместье, но в шестнадцатом веке родоначальник Сейнт-Джонов построил этот дом. И он с тех пор всегда принадлежал семье.

– Ух ты. А я-то думала, что дом моего деда старый. Его построили в середине девятнадцатого века.

– Все равно довольно старый по американским меркам, – снисходительно проговорила Арабелла. – Но держу пари, Овенден-Парк видел побольше почетных гостей.

– Овенден-Парк? У дома Колина есть название?

– О да. А еще есть молочная ферма. Вообще-то дом называется Овенден-Холл, а все остальное поместье – Овенден-Парк. Мы можем сходить погладить парочку коров, если будет время. Ты же слышала об овенденском мороженом?

Она съезжала с дороги, дав мне несколько секунд подумать.

– Почему я раньше ничего об этом не слышала?

– Ты же никогда и не спрашивала, так ведь? Ты и о себе не особенно откровенничаешь. Если бы не твой акцент и не моя удивительная способность к дедукции, мы бы даже не узнали, что ты из Америки. Что касается Колина… ну, у него тоже свои причины. Хорошо, что у вас двоих есть я, иначе вы бы никогда не познакомились.