Я часто видела, как Роберт плакал поздними вечерами, держа в руках этот платочек, поэтому кроме материнской крови там были и отцовские слёзы — он был пропитан отчаянием и болью. Насколько мне известно, этот платок был в маминой руке, когда она умерла.

В руках оказалась фотография, от которой взорвались совсем другие эмоции — счастье, спокойствие, любовь…

— Что это? — послышалось совсем близко, отчего я подняла взгляд и встретилась с глазами Купчинского.

— Воспоминание, — совсем невесело ответила, хотя губы растянулись в хилую улыбку.

— Это твои родители? — присев возле меня и взглянув на фото, спросил Володя.

— С чего такие выводы?

— Вы похожи, кажется, — пожав плечами, ответил тот.

— Да. Родители, — с грустью ответила и провела подушечками пальцев по их лицам.

— Очень красивый пейзаж. Где это?

— Новый Орлеан.

— Так ты из тех краев?

— Можно и так сказать.

Владимир видел и платочек, и украшение, но больше ничего не спрашивал, а молча поднялся и начал одеваться.

Я же, бросив последний взгляд на содержимое шкатулки, начала поворачивать все назад и класть в тайник.

Владимир брал чистую футболку, когда я подвинула его, чтобы положить шкатулку на своё законное место и конечно же он спросил:

— Что значит буква «с»?

— Смерть…

Коротко ответила и вышла из комнаты. Сигарета — вот, что нужно мне.

Пока я выкуривала сигарету, юрист успел одеться и терпеливо ждал меня, но на балкон не решался заходить. Это меня вполне устраивало.

Супермаркет был не слишком далеко, а вот продуктов нужно было немало, неизвестно сколько мы будем в Сакраменто.

Я предпочла разобраться со всем как можно быстрее и свалить мир за глаза, юриста отправить в Ванкувер, а самой залечь на дно и начать жить в своё удовольствие неизвестно где.

"А может в джунгли? Или на необитаемый остров?" — вмешивается моё «Я» и я мысленно шиплю на него, потому что сначала мне нужно разобраться с этим дерьмом, которое попало под мою обувь, а уже потом думать и мечтать о джунглях и всей остальной хренотени, которая летает в голове.

Настроение просто паршивое и я бросаю в корзину все, что криво лежит. Купчинский никак не комментирует, но время от времени достает обратно некоторые продукты: какие-то просто кладет на прежнее место, а другие проверяет, скорее всего срок годности и при этом корчит такую смешную мину, что я улыбаюсь против воли и нагло вытаращиваюсь на юриста, который со стороны выглядит как «сама степенность».

— Ты ещё долго будешь пялиться на меня?

— А это противозаконно? — выгнув бровь дугой, спрашиваю с серьёзным выражением лица, но вот внутри чертики веселятся, пока Володя придирчиво осматривает меня с ног до головы, а уже потом отвечает:

— Нет. Не противозаконно. Но нужно смотреть, что ты бросаешь в свою корзину и в каком количестве, а ещё нужно…

— Дай угадаю, — нагло перебиваю и приставляю указательный палец к нижней губе и медленно постукиваю по ней, а взгляд устремляю куда-то в сторону. — Точно! — выкрикиваю и выпрямляя указательный палец, подношу его кверху и расплываюсь в улыбке. — Срок годности! — с весёлостью подвожу итог в своём спектакле и от души начинаю смеяться.

Владимир сначала находится в другой галактике, а потом переносится в реальность и начинает поддерживать мой смех.

— Ты хотя бы видела, что сметаешь в корзину? — со смехом говорит тот, но нотки упрека пролетают в его словах. Но на это я стараюсь не обращать внимания. ещё чего! ещё буду переживать, что же он там думает обо мне.

— Да! — утвердительно отвечаю, но вот понимаю, что вру! ещё как вру!

— Да неужели? — ох, чую носом, что юрист сейчас мне сделает «шах и мат», а после этого настучит молоточком: таким маленьким и деревянным, как у судей.

Но нет! Если вы сейчас подумали, что я про член, то вы ошибаетесь и я могу только добавить, что не я одна вульгарная! Ха-ха!

— То есть ты хочешь сказать, что тебе нужно три упаковки прокладок разных марок, скотч, кофе 3-в одном, детское мыло, четыре средства для мытья тела, которых, кстати, в ванне есть уже два — твой и мой. Продолжать список?

Хотела ли я услышать весь список? Нет! Твердое нет! Сама знаю, что сгребала всё вместе и даже не понимала «а нафига»? Но вот оправдаться попробую. В голове старательно крутятся винтики, скачут пружины, и я выдаю:

— насчёт прокладок. А может у меня слишком тяжелые те самые дни? — выгнув бровь спрашиваю и становлюсь в позу «руки в бок». — Теперь средства для тела — их никогда не бывает много.

— А зачем скотч?

— А может я хотела тебя им смотать? — с хитрой улыбкой отвечаю.

— Хм, — некоторое время царит тишина, но только между нами, потому что супермаркет живёт своей жизнью. — Я думал, что тебе больше по нраву галстук для таких дел. Удивила.

— Галстук также подойдет, — быстро подхватываю его идею, чтобы не покупать скотч, потому что его мне реально нафиг не нужно! — Надеюсь, ты взял с собой несколько. Или нужно купить?

— Ты хочешь связать меня? — наклонившись практически вплотную ко мне, спрашивает Купчинский, и я готова поспорить на что угодно, что он хочет вызвать у меня потоп между ногами!

— Если захочу, то так и сделаю.

Гордо отвечаю и развернувшись, направляюсь в отдел со сладостями. Никогда не страдала «заеданием», но вот сейчас это жизненно необходимо!

Чувствую прикованный взгляд на своей спине, но не сбавляю темп.

На кассе между нами происходит мини война за то, кто должен всё это оплатить, и я сдаюсь, потому что меня вводят в ступор слова, сказанные у самого уха, обжигая его горячим кипятком:

— Я сам приду к тебе и не с одним галстуком, но это будет после того, как мы сходим как цивилизованные люди в ресторан, кино или на концерт, а потом набросимся друг на друга у самых дверей и будем пробираться в темноте до спального места или балкона. А можем на кухне, где пожелаешь…

— Возьмите вашу сдачу, — доносится где-то издалека и я понимаю, что этот гад, пока пел свои оды для моих ушей успел ещё и рассчитаться.

"Вот гад!" — отзывается моё «Я» и я начинаю вести с ним немой диалог: «Честно говоря, не имею ничего против, что юрист платит, но сколько же он денег выгреб из своего сейфа на незапланированный отпуск?» — моё «Я» подозрительно отмалчивается, а потом выдает: — «А хрен его знает! Тебе что, не пофиг?»

И тут я теряюсь сама перед собой, потому что не имею представления как ответить на собственный же вопрос.

Владимир несет два больших пакета, потому что не захотел делиться и вызвался быть рыцарем, почему я не была против, поэтому плетусь позади него, а блудливые глаза останавливаются на ягодицах юриста, от чего я иду словно хромая утка — всё время на что-то спотыкаюсь через его жопу!

Рассел приветливо улыбается, и я смущаюсь от его взгляда, потому что он меня засек за разглядыванием пятой точки Купчинского!

Мне крайне редко бывает стыдно, но сейчас один из таких моментов: щеки заливаются краской, глаза смотрят в одну точку в то время, пока мои пальцы ведут между собой ожесточенную борьбу, а я не могу дождаться этого проклятого лифта!

— Так что, будем готовить? — положив покупки на кухонную поверхность, спрашивает Володя и смотрит на меня.

— Вов, ты не против, если ты сам приготовишь? — неуверенно, как на меня, спрашиваю и становлюсь возле него.

— Могу и сам. Но что?

— Мне всё равно. Это дело возлагаю на твои руки, плечи, ноги ну и всё остальное, — улыбка начинает играть всеми возможными красками на моём лице и пока я не получила ответ, иду прочь со словами: — Я буду в кабинете. Не спали тут ничего.

— Окей! — раздается мне в спину, и я исчезаю из его поля зрения.

У меня нет срочных дел, но мне позарез надо было смыться от юриста и побыть в собственном пространстве со своими мыслями.

Подхожу к книжной полочке и тяну за книгу. Двери скрипят, но открываются, и я оказываюсь в тайнике.