Нашлась Светлана через год. Петр приехал в Вологду, где обнаружились следы беглянки, разыскал убогий барак, в котором дочь обитала вместе с очередным сожителем. В провонявшей кошками и перегаром комнатенке за столом, заставленным грязными тарелками, спала его Светланушка, откинув испитое неузнаваемое лицо, и храпела. Рядом на диване дрых мужик с жутким синюшным лицом.

Петр долго стоял посреди комнаты. Потом повернулся, чтобы уйти и никогда не возвращаться. И тут в сваленной на кресле куче тряпья кто-то завозился. Петр решил, что это кошка, но из кучи вылез ребенок, по виду годовалый. Ребенок посмотрел на Петра круглыми синими глазами и протянул ему замусоленный кусочек хлеба, который держал в руке.

Домой Петр вернулся дедом.

Он никогда не рассказывал Марку, как отвоевал право воспитывать внука.

Светлана исчезла из их жизни навсегда.

Марк никогда не чувствовал себя обделенным, несмотря на то, что жил всегда только с дедом. Наверно потому, что Петр любил его за всех.

Школу Марк закончил в шестнадцать, потому что пошел сразу во второй класс. Во втором классе ему тоже особо делать было нечего, но на большее директор не отважилась. Да и как учиться с ребятами на два года старше? Заклюют. Марк долго был низкорослым и худым, но в последний школьный год вдруг пошел в рост, вытянулся и оказался очень похожим на Арсения Благовещенского. Та же породистая стать, те же ярко-синие глаза. Петр иногда засматривался на парня, не мог глаз отвести, так он напоминал прадеда.

Когда пришло время решать, кем быть, Марк долго не мог выбрать профессию. Ему нравилось все. В результате выбор огорошил Петра. Друг Лёнчик ехал в Питер учиться на юридическом и сманил Марка. Важно не то, что на юридическом, а то, что в Питер.

Сказано – сделано. Друг Лёнчик провалился и отправился прямиком в Школу милиции, а Марк легко поступил на факультет международного права.

Итак, круг замкнулся. В Петербург вернулся блудный сын.

Время шло. Марк учился на третьем курсе и уже вполне освоился в культурной столице.

Еву он увидел на показе в Доме моды. Марк был далек от фешен-индустрии, как тыква от балета. Анемичные модели, с застывшими лицами дефилирующие по подиуму, казались одинаковыми. И тут в самом конце вышла она. Да. Это было тело! Прямо Тело с большой буквы! Ни намека на костлявость, мягкие линии, идеальные пропорции. Зал замер. С едва заметной улыбкой, глядя поверх голов, она дошла до края площадки, постояла, медленно обвела глазами зрителей, вдруг резко повернулась и быстро ушла. Все мужчины аплодировали стоя. Девушка рядом с Марком прошипела подруге:

– Что позволяет себе эта сука! Тут вообще-то показ мод, а не презентация валютных проституток!

Марк был ошарашен. Оглушен. Потрясен. И это еще мягко сказано. Эта женщина стояла у него перед глазами и днем и ночью. Стала наваждением. Полгода Марк искал возможность познакомиться, но попасть на ее орбиту было непросто. Где супермодель и где никому не известный студент.

Борис Жовнер, приятель по университету, сказал однажды, что видел Еву в ресторане «Астория». Марк стал ходить в этот ресторан, но всех его денег хватило на три раза. Тогда он попросту стал слоняться у «Астории» по вечерам в глупой щенячьей надежде увидеть предмет своей страсти. Но Ева больше не появилась.

Свежей идеей стало – встречать Богиню у Дома моды.

Девушки, которые участвовали в показах такого уровня, домой не уходили и даже не уезжали. Их увозили. Конечно, Ева никогда не выходила одна. Мужчины, сопровождавшие ее, выглядели настоящими хозяевами жизни. Марк не мог определить ни марки машин, ни стоимость часов на их запястьях, но и так было понятно, что только такие мужчины имеют право прикасаться к Богине, обнимать, обладать ею. Отступая в тень у подножья лестницы, по которой спускалась она под руку с господином в дорогом пиджаке, Марк все понимал. Но это ровным счетом ничего не меняло. И он опять приходил к Дому моды, чтобы хоть на минуту увидеть любимую.

Только однажды Богиня приехала одна. Такси остановилось, Ева вышла и стала быстро подниматься по лестнице. Она куталась в воротник и не поднимала лица, но Марк все равно заметил бледные щеки и заплаканные глаза. Забыв обо всем, он шагнул к ней. Обнять, утешить, защитить.

Ева вскинула глаза и посмотрела даже не мимо, а сквозь него, словно на пустое место.

Этот взгляд приморозил его к ступеньке. Ева торопливо подбежала к двери и исчезла. А он остался стоять.

Чтобы как-то выжить, Марк взялся делать рефераты студентам младших курсов. Заработать получалось немного. На ресторанную жизнь в ожидании Евы накопить было трудновато, все-таки надо было есть, пить, покупать одежду. Поденщина измотала парня в конец, но безумная страсть все гнала и кружила его в бессмысленном и бурном водовороте.

Однажды ночью, когда Марк корпел над курсовиком для очередной бестолочи, позвонил пьяный Борюсик и доложил, что неплохо сидит с парой милых девочек в ресторане «Штакеншнейдер», известном своим поистине имперским шиком.

– Рад за тебя, – пробормотал Марк, пытаясь понять, какого черта Борюсику надо.

– Прикинь, кто тут сидит за соседним столиком совсем один? – заплетающимся языком спросил прожигатель жизни.

– Наследный принц Саудовской Аравии? – предположил Марк.

– Твоя Ева, поц недоделанный!

Марк шел по Невскому к ресторану и абсолютно четко понимал, что идти туда не надо. Он шел, не чувствуя холода, хотя вышел из дома без пальто.

Швейцар распахнул перед ним дверь и вздернул косматые брежневские брови. Стараясь не видеть этих невыносимо презрительных бровей, Марк быстро буркнул «меня ждут» и протиснулся внутрь.

Ева действительно была одна. Это было так странно и удивительно, что Марк не смог удержаться. Когда он вошел, заиграла музыка. Обойдя поднявшегося навстречу Борюсика, он подошел к Богине.

Подошел и протянул руку.

– Разрешите пригласить вас на танец.

Она взглянула. Сначала высокомерно, через мгновение – удивленно. И поднялась.

На подиуме Ева смотрелась необычайно высокой, но оказалось, что она все же ниже его. Марк положил руку на ее талию. Она подняла глаза и улыбнулась. Только ему.

Все было настолько нереально, что Марку казалось – он смотрит кино про самого себя. Поэтому, когда после танца она пригласила его за свой столик, он воспринял это как должное. Ведь в фильмах всегда так и бывает.

Ева небрежно махнула рукой. Через секунду над ними склонился в позе ожидания лощеного вида официант, которому было приказано налить коньяку. Марк смотрел, как золотистая жидкость наполняет бокал, и словно во сне вспомнил, что денег у него только на автобусный билет.

Ева подняла свой бокал, выпила глоток и неожиданно встала.

– Проводите меня. За коньяк можете не переживать. У меня дома есть лучше, а ужин за счет заведения.

Она пошла не оборачиваясь, и он, словно продолжая смотреть фильм, пошел за ней, не понимая смысла того, что она только что сказала.

Несмотря на супермодельность, жила Ева в обычном доме. Она пригласила его пройти в комнату и исчезла.

Марк был совершенно потерян. Что он здесь делает? Что ему надо делать? Ева привела его к себе не просто так. Значит, сейчас все случится. Он постоял у окна, сел на диван. Вытер руки о джинсы. Может, вспотели? Глупо это будет выглядеть. Как подросток на первом свидании с влажными от страха ладошками.

Ева вошла неслышно и остановилась в дверях. Голая и прекрасная, она разглядывала Марка, наклонив голову и улыбаясь.

– Обожаю, когда ты делаешь круглые глаза. Пуговичные. Как у плюшевого мишки.

– У мишки черные.

– Черные пуговицы закончились. Остались небесно – голубые, такие наивные и глупые…

Она упала на него сверху. Ее великолепное тело закрыло Марка от всего мира, белые волосы, свесившись, заслонили собой вселенную.

Вспоминая потом первую ночь с Евой, Марк понял, что ключевыми в ее фразе о глазах были слова о плюшевом мишке. Она именно так его воспринимала – мягкой игрушкой. По закону обращения с игрушками и развивались их отношения. Поиграла и выбросила за ненадобностью. Надоела плюшевость.